— Скажи, ради бога, как я пойду в аквариум с собакой?
Элисон крайне раздражала перспектива возни с Баком. И она решила малость облегчить ситуацию колесами с белым крестом. Эти таблетки сложного состава изготовлял один сумасшедший химик из Хэйуорда; Большой Юджин называл их «срочный кайф-390», чтобы не путать со «срочным кайфом-290» — те давали несколько другой эффект.
Из запасов в глиняном египетском кувшине Элисон захватила пригоршню и запила водой из-под крана.
— Ладно,
Ио была надежно пристегнута на своем месте, Бак забился под приборную панель; Элисон ехала по скоростной полосе Ломбард-стрит, прибавляя скорость на каждом вираже. Элисон водила машину уверенно и даже лихо, а сейчас еще и старалась опередить действие препарата. Когда она затормозила на стоянке около аквариума, во рту уже пересохло, в ушах зазвенели знакомые предупредительные колокольчики. Элисон быстро провела Ио и Бака под облетевшими от сильного ветра эвкалиптами, поднялась по массивным ступеням ко входу с коринфским портиком.
— Ну и куда девать эту проклятую собаку? — спросила она Ио. Моргая, Элисон словно слышала сухой стук глазных яблок. «Опять наглоталась, — подумала она. — Вандализм».
Секунду поколебавшись, отвела Бака в сторону и тщательно привязала морским узлом к пожарному крану. И сразу вспомнила, как однажды, уже здорово задвинутая, привязывала Бака у входа в бар на Эль- Камино. Соорудила предостережение — зеленым фломастером написала на картонке от большого блокнота: «Не пытайтесь играть с этой собакой!» Последнее, что она помнила о том дне: ветер несет картонку через улицу, мимо насосов бензозаправки «Эссо».
Негодующий вой Бака преследовал их с Ио вплоть до обитых позеленевшей медью дверей главного входа.
В этот ранний час народу было немного. Расплывчатые звуки плескались о гладкие стены, детские голоса отскакивали от потолка. В полумраке павильона Элисон вела Ио за руку мимо стеклянных стен, за которыми плавали морские коньки, морские ерши, африканские tilapia. В косяке лососей, бесконечно кружащем по неизменной траектории, Элисон увидела слепых рыб — с пустыми, гладко вычищенными глазницами. Безглазые плыли вместе с другими, не выбиваясь из рядов, вовремя поворачивая со всей стаей.
Ио вроде бы ничего не заметила.
В следующем зале Элисон останавливалась перед каждым аквариумом, зачитывала дочери ярко освещенные таблички: название, ареал распространения, латинское название. Девочка серьезно все разглядывала.
Крайняя комната восточного крыла была освещена ярче других: прозрачные боковые стены отделяли зрителей от бассейнов под открытым небом, где плавали дельфины — морские свиньи. Элисон сразу почувствовала себя необычайно хорошо.
— Смотри-ка, — сказала она Ио, — дельфины.
— Дельфины?
Они подошли к стенке самого большого бассейна, испещренной понизу отпечатками детских рук. Внутри без устали кружил и выписывал великолепные восьмерки одинокий серо-голубой экземпляр, каждый раз проскальзывая чуть не в полудюйме от стенок. В детском восторге Элисон даже разинула рот.
— Дельфин атлантический, — с почтением сообщила она дочери. — Из Атлантического океана. По ту сторону Америки. Там, где Провиденс.
— И дедушка, — добавила Ио.
— Правильно, и дедушка тоже в Провиденсе.
На миг ощущение из сна вновь нахлынуло с такой силой, что у нее перехватило дыхание. В этом чувстве слились уверенность в чьей-то безграничной симпатии и предвкушение радостного открытия.
Элисон все смотрела и смотрела в бассейн, и свет, проникающий с поверхности сквозь неспокойную толщу воды, все больше напоминал божественный ореол. Ио поняла, что мать застряла надолго, и вернулась в уже пройденный зал разглядывать рыб. Если кто-нибудь из посетителей ей улыбался, девочка пугливо отворачивалась.
Элисон застыла на месте, пытаясь вспомнить что-то особенно важное, значительное. И вместе с тем непонятное — как часто в снах. Она вдруг поймала себя на том, что смеется, а в следующее мгновение ее пронзило сознание утраты — ощущение сна исчезало. Сердце бешено колотилось — действовали таблетки.
«Черт, все это только блики на воде и глюки в голове, — решила Элисон. — Мы просто торчим в этом сволочном аквариуме».
И внезапно с ужасом вспомнила, что этот «сволочной аквариум» тоже был во сне. И, раз уж они с Ио тут очутились, из сна больше не выбраться.
Она с тревогой обернулась и увидела дочь в дальнем зале перед аквариумом со слепыми лососями.
Тот сон был о поисках выхода, о тщетном стремлении в чем-то разобраться и с чем-то покончить. Под конец, уже в полном кошмаре, Элисон вдруг ощутила близость некоей милосердной высшей сущности, в которой все гармонически объяснялось. Вспоминая теперь светлую кульминацию сна, Элисон чуть не заплакала.
Постепенно внимание Элисон сосредоточилось на аквариуме, она зачарованно провожала взглядом стремительные броски и развороты дельфина.
Явная попытка что-то сообщить — пока без слов.
За годы учебы Элисон привыкла ставить логику превыше всего: только в логической мысли она находила истинное наслаждение. Поскольку часть сна подтвердилась, почему бы снова не пережить и то сказочное чувство гармонии? Она наблюдала дельфина, и ей представлялось, что в любом сновидении скрыто зерно истины; ни на одном уровне сознания не может зародиться полностью ирреальная конструкция. Даже галлюцинации — а с ними Элисон слишком хорошо знакома — возникали из достоверной эмпирики: луча света, далекого звука. А посему где-то во вселенной есть некое средоточие универсальной гармонии.
Мысли лихорадочно теснили друг друга; Элисон облизнула спекшиеся, потрескавшиеся губы. Сердце судорожно екнуло.
— Это ты? — спросила она морскую свинью и услышала:
— Да, я.
Элисон разрыдалась. Поплакав, достала из сумочки косметическую салфетку, вытерла глаза и прислонилась к прохладной мраморной стенке аквариума.
Начальная стадия психоза. Нарушение мыслительной функции. Неспособность отвлечься от назойливой идеи.
— Просто смешно, — прокомментировала она.
Но изнутри, из обители сна, раздался голос.
— Ты здесь, — говорил дельфин. — Остальное неважно.
Поведение животного ничуть не изменилось, и вообще не похоже, что с ним можно разговаривать. Однако Элисон сознавала: ожидать привычных, человеческих форм общения в такой ситуации мог только ограниченный антропоцентрист — личность столь же реакционная, как поборник этноцентризма или неравноправия полов.
— Мне очень трудно, — обратилась она к дельфину. — Никогда не могла свободно контактировать, а тут и подавно… — Элисон совсем запуталась и потому вознегодовала: — Вам же здесь ужасно!
И разобрала дельфиний ответ:
— Я бы не сказал — ужасно, скорее странно.
Элисон содрогнулась.
— Да как же не ужасно? Вас, мыслящее существо, запирают в аквариум на обозрение любому дураку! Не подумайте, что я ставлю себя выше, — поспешно добавила она. — Но попасть за стекло вместе с мерзкой, склизкой рыбой!..
