слегка тускнеющее небо, луг, полоса песка и море.
И, как нередко Молли замечала за собой в обществе Сэнди, она принялась болтать о чем попало.
— Ты не представляешь, какая я была дуреха в молодые годы, — начала она, посмеиваясь. — Однажды приехала сюда с одним сан-францисским адвокатом, сказочным богачом. И к тому же знаменитым. — (С тем самым, с которым по приезде тут же кинулась в постель, но этого она Сэнди не сказала.) — Разумеется, женатым. Но мало того. В ту пору я была без гроша, буквально без гроша, бедна как церковная мышь, — чтобы иметь возможность писать стихи, работала машинисткой. Ты ведь помнишь. Но упрямо настояла, что для этих украденных, беззаконных субботы и воскресенья всю еду куплю сама, представляешь? Ну что, спрашивается, я пыталась доказать? Блюда из крабов, эндивий для салатов. Ей- богу, просто сумасшедшая!
Сэнди согласно посмеялся и даже чуть жалобно заметил, что для него она прихватила просто самый обыкновенный завтрак. Но его не слишком заинтересовало ее пикантное прошлое. Молли поняла это и решила больше не рассказывать о былых похождениях. Обычно они не обсуждали свои любовные дела.
— Пойдем завтра погуляем по пляжу? — спросила Молли.
— А как же.
Попозже они поехали в хороший французский ресторан, выпили там изрядно. В большом зеркале на противоположной стене крохотного зальца они выглядели преотлично. Молли — седая, темноглазая и стройная, в элегантном платье травчатого шелка; и Сэнди — этакий живчик, небольшого роста толстячок, в темно-синем, ловко сидящем блейзере.
После обеда они покатили вдоль пляжа, по холодному белому, призрачному в лунном свете песку. Мимо огромных особняков миллионеров и потемневших, пригнутых ветром кипарисов. Вдоль широкого, полого спускающегося берега реки, а потом назад, к своему коттеджу, из окон которого открывался бескрайний звездный простор.
Лежа в узкой постели в маленькой, но отдельной спальне, Молли опять ненадолго задумалась о своей юности — до чего ж была глупая, до чего не щадила себя, как безрассудно любила. Но сейчас она была снисходительна к себе — тогдашней девчонке, даже улыбалась, думая о силе своего чувства, о том, как безоглядно его тратила. Зрелый возраст во многих отношениях предпочтительней, думалось ей.
Наутро они повстречали пса.
После завтрака решили прогуляться по берегу реки — отчасти потому, что Молли помнилось, этот пляж не так многолюден, как морской. Туда местные жители водят ребятишек. Или собак, или и тех и других.
Хотя Молли и Сэнди видели этот пляж из своего коттеджа, до него было довольно далеко, и, вместо того чтобы идти пешком, они проехали на машине мили три-четыре. Припарковались, вышли и с радостью убедились, что, кроме них, здесь ни души. Только две собаки — похоже, каждая сама по себе; ирландский сеттер, мохнатый, очень крупный и дружелюбный, тотчас к ним подбежал, а пес поменьше, темно-серый, длинноногий, с тонким хвостом и на редкость длинноухий — боязливый щен, держался на расстоянии и, лишь когда сеттер потрусил прочь, стал описывать вокруг них широкие круги. Они подошли к воде, и серый пес подобрался к ним и, опустив уши — верно, в знак того, что уже не так их опасается, — стал их обнюхивать. Даже позволил слегка себя погладить и будто улыбался.
Молли и Сэнди шли у кромки воды, пес бежал впереди.
День выдался ослепительный, ветреный, небо яркое, без единого облачка; на крутых скалистых склонах мыса Лобос лепились низкорослые сосны и кипарисы, а вдалеке, на глубокой синеве океана, маячили рыбацкие суда. Время от времени пес опять подбегал поближе, потом, будто бы в счастливом неистовстве, кидался на откатывающуюся волну, гнал ее прочь. Поначалу Молли думала, пес живет неподалеку, и чуть ли не с завистью дивилась, как наслаждается он тем, что, уж наверно, ему хорошо знакомо. Он лаял на каждую волну и пускался ее догонять, словно видел это чудо впервые.
Сэнди поднял палку, бросил вперед. Пес кинулся за палкой, поднял ее, потряс, а потом неумело понес обратно, к Молли и Сэнди, однако не уронил, Сэнди взял палку из собачьей пасти. Снова забросил, и пес кинулся следом.
С моря дул сильный, довольно холодный ветер. Молли пожалела, что не захватила свитер потеплее, и упрекнула себя: предаваясь воспоминаниям о предметах менее практических, не худо было бы вспомнить и о том, что в Кармеле холодно. Она заметила, что у Сэнди покраснели уши и он трет руку об руку. Но может, он все-таки не скоро захочет уехать, ведь здесь так красиво. И такой славный пес. (Так и подумала в эту минуту: до чего славный пес.)
А пес тем временем, кажется, забыл про игру с палкой, кинулся к стае морских чаек, только что опустившейся на мокрый, доступный волнам край песка, и, на радость псу, они тотчас взлетели, тревожно крича и хлопая крыльями.
Молли и Сэнди подошли теперь к устью речки, оно глубоко врезалось в пляж, и речные воды вливались в море. На другой берег не попасть, хотя Молли помнила, что прежде это удавалось — и сама она, и любой из ее спутников легко перепрыгивали через речушку и шли куда дальше по пляжу. Теперь же они с Сэнди остановились и разглядывали дома на ближних холмах, похоже построенные совсем недавно. И оба воскликнули:
— Какой же из тех окон вид!
— Ничего не скажешь. Неплохие домики.
— Тут, должно быть, не обошлось без дизайнеров.
— Да уж.
— Почему бы и нам не купить парочку? Всего каких-нибудь несколько миллионов.
— А что, давай.
Они рассмеялись.
Потом повернулись и увидели, что пес ждет их в классической собачьей позе: полная готовность кинуться вперед, передними лапами уперся в песок, крестец и хвост подняты. Взгляд умных карих глаз оценивающий, пожалуй, и ласковый.
— Сэнди, кинь ему палку.
— А ты теперь сама кинь.
— Ну, я не очень-то хорошо бросаю.
— Ему, право, все равно, Мол.
Молли потыкала ногой в бурое сплетенье морских водорослей и мелких сучьев, выброшенных на песок волнами. Только одна палка годилась, и то была чересчур длинная, но все равно Молли подобрала ее и кинула. Кинула и вправду не слишком умело, да еще ветер помешал — палка упала всего лишь в нескольких шагах. Но собака кинулась за ней, а потом стала носиться, встряхивая ее, задрав голову, будто держала в зубах завидный трофей.
Сэнди и Молли шли теперь медленней, ветер дул им в лицо. Справа раскинулся луг, а за ним едва виднелись коттеджи их гостиницы. Впереди сгрудились большие многооконные дома, обращенные фасадами к океану, в одном из этих домов, вероятно, и живет этот пес.
После прогулки они намеревались зайти в Кармеле в магазин, купить вина и кое-какую снедь, и поехать в долину — устроить второй завтрак на природе. Теперь они заговорили об этом, и Сэнди сказал, что хотел бы прежде побывать в Миссии.
— Я ее никогда не видел, — пояснил он.
— Ну конечно, поедем.
На обратном пути то он, то она подбирали какую-нибудь палку и бросали ее, на радость псу, а тот терял ее иногда и оборачивался к ним в надежде на другую палку. Он держался довольно близко и, однако же, ухитрялся сохранять своего рода застенчивую независимость.
Пес был в ошейнике (Молли и Сэнди потом ссылались на это, успокаивая друг друга), но тогда, на берегу, никому из них не пришло в голову разглядеть его. К тому же пес ни разу не подошел достаточно близко. Схватить его за ошейник и прочесть, что там написано, было бы как-то уж слишком
