В то время, как мы уже знаем, Политбюро приняло решение запретить поездки Вавилова за границу, а параллельно в глубочайшей тайне шла планомерная работа: разбухали тома заведенного на него агентурного дела. Но, повторяю, эта сторона деятельности коммунистов пока оставалась скрытой от Вавилова. Также не было внешних проявлений вовлеченности в этот процесс самого Лысенко. Его люди трудились на тайном фронте в поте лица, а он открыто порочил Вавилова на верхах.
Вавилов под огнем партийной критики
5 января 1937 года Яков Аркадьевич Яковлев, поднявшийся по иерархической лестнице власти еще выше (с поста Наркома земледелия СССР он перебрался в кресло заведующего сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б), то есть стал курировать не одно, а несколько ведомств сразу), держал речь перед сотрудниками и авторами Сельхозгиза. Тема собрания была банальной: обсуждали годовой отчет. Однако вместо обзора издательских планов Яковлев заговорил о другом. Он разнес в пух и прах генетику и генетиков. Последние, по его мнению, проявляли и проявляют реакционность, отстаивая неизменность генов в поколениях, а в последнее время вообще встали на путь вредительства.
'... отнюдь не случайно, 'по недосмотру' исчезло из учебников имя Ч.Дарвина, это было делом их рук' (36), --
утверждал Яковлев, хотя имя Дарвина со страниц учебников не исчезло и исчезнуть не могло. Именуя генетиков 'нео-менделистами'3, Яковлев сказал:
'ПРИЧИНЫ УСПЕХА... НЕО-МЕНДЕЛИЗМА -- НЕ СТОЛЬКО НАУЧНОГО, СКОЛЬКО ПОЛИТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА' (37).
А все в стране уже хорошо знали, чем грозили политические ошибки их носителям. Обрушиваясь на генетику, Яковлев давал ясно понять, кого персонально он считал главным проводником политически ошибочных взглядов. Первым среди злонамеренных был назван вовсе и не генетик, а растениевод Вавилов, хотя упоминал он и генетика Кольцова. Оказывается:
'Так называемая теория гомологических рядов идет не по дарвинистическому [читай: не по- марксистскому -- В.С.] пути' (38).
Затем Яковлев потребовал 'обеспечить дальнейшее развитие генетики с точки зрения теории развития4 вместо превращения генетики в служанку ведомства Геббельса' (39).
Утверждение, что успехи генетики 'не столько научного, сколько политического характера' (40), не было случайной оговоркой, так как докладчик развил дальше эту тему, увязав генетику с фашистскими доктринами, попутно объяснив, что генетика 'представляет собой теоретический фундамент для столь модной в некоторых странах теории преимущества той или иной расы, будто бы владеющей наилучшим запасом генов, или богатых классов, будто бы являющихся также монопольными 'владельцами' этих особо ценных генов' (41).
Это был очень важный по своему политическому звучанию поворот, так как крупный партийный руководитель, близкий к Сталину человек, одним махом выводил генетику из числа прогрессивных дисциплин, низводя ее до разряда идеологически вредных извращений науки. Яковлев договорился до того, что, наряду с обвинением генетики в фашистской устремленности, объявил ее... новой разновидностью 'религиозного учения' (42). По его словам:
'Генетики... противопоставляют генотип фенотипу, как церкви всего мира противопоставляют тело духу. Эта теория подкупает некоторых неразборчивых коммунистов простотой своих будто бы материалистических, а на деле вульгарно механистических представлений о живом. Бессменный дух и смертное тело большинства религий, бессмертная зародышевая плазма и смертная плазма Вейсмана, бессмертный генотип растения, животного или человека и смертная одежда этого генотипа (фенотип)... разве все эти 'теории' -- при всей разности внешних выражений, не являются выражением одной и той же поповщины...' (43).
Текст выступления Яковлева был срочно перепечатан в лысенковском журнале 'Яровизация' (см. прим. /36/). В следующем номере этого журнала за 1937 год был помещен доклад Сталина 'О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников' (44). В нем приводились строки из теперь предаваемого публичной огласке 'Закрытого письма ЦК ВКП(б) по поводу шпионско- террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока от 29 июня 1936 года', из которого следовало, что:
'Неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознать врага партии, как бы он ни был замаскирован' (45).
И хоть не имела отношения эта внутрипартийная борьба с двурушниками к проблемам яровизации, как, в свою очередь, яровизация к проблемам генетики и селекции, лысенковцы использовали эту борьбу для усиления нападок на генетику и на Вавилова с Кольцовым. Сделано это было следующим образом: вслед за текстом доклада Сталина и в его развитие была напечатана статья Презента, в которой тот заявил противникам 'советского творческого дарвинизма' (еще одно наименование, коим окрестили свое 'учение' лысенкоисты, используя его теперь наряду с термином 'мичуринская биология'), что им пора 'призадуматься над тем... а не оказываются ли они в... вопросах жизни и развития преградой для наступающих по всем фронтам представителей 'советской научной общественности...' (46). Отметим еще одну деталь -- Презент писал:
'... советской научной общественности в лице Мичурина и Лысенко'.
Чтобы дать ясно понять, до чего может довести генетиков их наука, Презент указывал для острастки на тех, кто уже был арестован:
'... враг народа троцкист Урановский5, подвизавшийся в качестве 'методолога' Академии Наук, оптом и в розницу продававший наши научные интересы...
Другой троцкистский бандит, генетик Агол6, немало потрудившийся над засорением умов наших читателей метафизикой вейсманизма...
... Столь же 'честно' заслужил поцелуй от матерых противников в науке и антропогенетик Левит, немало давший в распоряжение человеконенавистников 'материала' о якобы фатальной 'наследственной обреченности' у людей' (49).
Перечисляя этих людей -- ученых России, имена которых сегодня произносятся с законной гордостью за отечественную науку, Презент причислил к ним одного из развенчанных Сталиным вождей партии -- Бухарина:
'Знаменательно, что и друг троцкистов враг народа Бухарин... говоря о 'дарвинизме и современности' в своей статье 'Дарвинизм и марксизм'... полностью принимает метафизические стороны генетики и прямо объявляет 'как дальнейшее развитие дарвинизма' 'учение о комбинативной изменчивости на основе законов Менделя, учение о 'чистых линиях' Иоганнсена', обобщения американской школы во главе с Морганом' (50).
С показным презрением, с пониманием того, какой он наносит удар по Вавилову, Презент добавлял, что Бухарин даже не вспоминал Мичурина и Тимирязева, но 'зато Бухарину очень нравится 'закон гомологических рядов' Вавилова' (51).
Вавилов идет на уступки, отступая от научной истины
Как было рассказано в предыдущей главе, Кольцов на все нападки Яковлева и сторонников Лысенко, на все их категорические требования признать свои политические и научные ошибки и покаяться перед 'советской общественностью', ответил отказом. Ничего не признал и ни в чем не покаялся. Вавилов поступил иначе.
Он не мог не понимать, что петля вокруг него постепенно сжимается всё туже. Поэтому он решил, что поступит разумно, если публично признает кое-какие из прежде им отвергавшихся положений Лысенко. Этим он, кстати, показывал, в чьем лице он видит главную угрозу, компромиссом с кем надеется спасти себя и руководимые им два института.
Так в печати появился неожиданный документ. В нем Вавилов -- авторитет в глазах большинства знающих специалистов -- открыто отступал от прежде занятой им позиции. В одной из предыдущих глав подробно рассказывалось о предложении Лысенко заменить научно обоснованные методы семеноводства
