были максимально настроены на практические задачи. Отнюдь не чистая наука должна была превалировать в деятельности сотрудников. Этим обстановка в новом институте коренным образом отличалась от той, что была заведена годами в Бюро по прикладной ботанике. От отделов физиологии, генетики, цитологии (первоначально входившей в лабораторию генетики, руководимую Карпеченко), биохимии требовалось теперь львиную долю времени отдавать практическим работам. Таланов, Писарев, Говоров, Максимов без возражений и внутреннего протеста подчинились этому требованию. Несколько труднее складывалось взаимопонимание между Вавиловым и талантливейшим генетиком Карпеченко. Отголоски такого отношения можно легко увидеть в письмах Вавилова Карпеченко, особенно в годы, когда Карпеченко работал за границей (те же разногласия проявились и в 1938-1939 годах). Хотя у Вавилова в целом были прекрасные отношения с Георгием Дмитриевичем, однако, просматривая письма той поры, можно найти немало сердитых строк как раз по поводу излишней, по мнению Вавилова, увлеченности Карпеченко теоретическими, а не узкоприкладными вопросами (приводимые ниже отрывки взяты из писем, которые Вавилов направлял в Англию, куда Георгий Дмитриевич был командирован в 1926 году):
'Что касается того, что мы все не занимаемся генетикой, что генетика отодвинута, объясняется логикой исследования... Не думаю, что такие большие работники, как Максимов, Левитский, Воронов, Жуковский и др., были бы меньшими сторонниками свободы, чем Г.Д.Карпеченко. Но, если нас мало интересует редька и очень интересует пшеница, ячмень, овес и рожь -- ничего не поделаешь...[редька как раз и была центральным объектом карпеченковских исследований -- В.С.]
Жаловаться на то, что Вам придется заниматься организацией, считаю сплошным недоразумением, ибо Вы поступили фактически на все готовое. Я привык ставить интересы дела выше своих личных, думаю, что это общее положение, на котором строится научная работа больших учреждений. Неся крест по налаживанию и обеспечению работы огромного коллектива, я, как и большинство из нас, наряду с минусами персонального порядка вижу в этом большой плюс и полагаю, что и в нашем учреждении действительно, может быть, существует для Вас несколько неприятная дисциплина...
Смысл нашего учреждения -- его безусловная полезность стране, и нужно уметь сочетать свои личные устремления с общими. Мне приходилось довольно много учиться, пожалуй, более, чем многим из моих коллег, и..., как мне кажется, та линия, которую мы ведем, не стоит в противоречии с общим ходом исследовательской работы...
Во всяком случае Вам придется внимательно учесть нужды Института...' (82). 'Ведя большую машину, каковую представляет собой Институт, мы, конечно, делаем это не потому, что имеем склонность быть метродотелями по устроению сотрудников и комфорта для них, а потому, что понимаем, что при всех дефектах... это учреждение может дать огромный эффект даже практически... Вы напрасно отлыниваете от наших пожеланий и просьб...' (83)
Сам Вавилов верил в посильность решения задачи внедрения новых культур и постоянно писал об этом сотрудникам, увлеченно говорил об этом в многочисленных выступлениях и письмах (84). В 1932 году он напечатал небольшую книжку, названную 'Проблема новых культур', в которой перечислил 136 видов растений, которые считал перспективными для внедрения в качестве новых сельскохозяйственных культур (85). В списке было небольшое число растений лишь условно новых для СССР. Они были давно окультурены и в ограниченных масштабах возделывались в странах с более мягким климатом. Вавилов призывал расширить площади под ними в СССР (так, он считал нужным расширить площади под кукурузой, сорго, соей, земляной грушей, бататом, клещевиной, арахисом). Остальные растения представлялись Вавилову потенциально полезными, и он перечислял их: тепари, ворсовальная шишка, американский пырей, судза, ажгон, бадан, скумпия и много им подобных. Сегодня, спустя три четверти века, приходится констатировать, что воплотить в практике свои надежды Вавилов не смог: за пятнадцать лет работы эти культуры не вошли в арсенал растениеводства и не революционизировали сельское хозяйство.
Командирские окрики руководителей государства в адрес ученых после начала коллективизации
Серьезность задачи изменения сортового состава и поиска новых культур отлично понимали высшие руководители страны. До поры до времени политика раздачи Вавиловым обещаний и получение под них все новых финансовых вливаний пользовалась успехом.
Но сразу после коллективизации положение резким образом поменялось. Потеря в результате коллективизации почти всех сортов требовала немедленной отдачи от Вавилова и его армии. Ждать дальше, когда он начнет воплощать в жизнь то, что в течение почти пяти лет повторял в своих выступлениях и документах, было нельзя. Грубая рука голода, сжимавшего горло и пугавшего власти больше всего на свете, не оставляла времени на топтание на месте. Верившие Вавилову и поддерживавшие его годами Горбунов, Рыков, Яковлев и другие сами находились теперь в трудном положении, так как Сталин требовал от них немедленного перелома в положении дел в сельском хозяйстве.
Особенно резко стоял вопрос о выведении новых сортов и внедрении новых культур. В ходе проведения насильственной и тотальной коллективизации сортовое зерно было конфисковано, и сорта большинства культур были попросту уничтожены. Государство столкнулось с никогда раньше не существовавшей задачей и, будучи управляемым теми, кто заранее не продумывал последствия резких шагов, а предпочитал гнуть 'генеральную линию', не взирая на предостережения специалистов, предпочло и на этом этапе командирские окрики. Как уже было упомянуто, в 1931 году коллегия Наркомата рабоче- крестьянской инспекции и президиум Центральной Контрольной Комиссии Центрального Комитета ВКП(б) приняли жесткое постановление, предписывавшее в срочном порядке, за 4 -- 5 лет обеспечить сельскохозяйственные предприятия страны (совхозы и колхозы) новыми сортами с чудесными свойствами (86). Комплекс характеристик, которые нужно было придать новым сортам, был включен в приказном порядке в постановление НК РКИ и ЦКК ЦК ВКП(б). Селекционеры должны были немедленно приступить к выведению сортов, пригодных для машинной обработки и сбора урожая (теперь на огромных площадях колхозов и совхозов открывался простор для применения мощных тракторов, комбайнов, другой сельскохозяйственной техники). Нужны были сорта с повышенной устойчивостью к болезням и вредителям (старые работы Вавилова по иммунитету могли привести к решительному изменению селекции в этом направлении). Можно было теперь, учитывая успехи агрохимии, перейти к созданию сортов, быстро и мощно отвечающих на внесение химических, особенно азотных, удобрений (работы учителя Вавилова -- академика Прянишникова об азотном обмене ста? Большинство грамотных селекционеров пыталось объяснить наркому земледелия Яковлеву, что поставленная задача выведения сортов за --45 лет утопична, так как законы генетики и селекции не позволяют добиться решения поставленной задачи в такой короткий срок, как бы ни напрягаться. Ранее и Вавилов говорил и писал, что 'в среднем... получение нового сорта яровой пшеницы путем гибридизации занимает 12--13 лет... Работа с озимой пшеницей путем гибридизации потребует, может быть, еще большего срока' (87). Сейчас же Вавилов предпочел иной способ разговора с властями. Он решил в открытую властям не перечить и что-то обещать в том смысле, что, возможно, поставленная задача и будет решена (см. /61/), что селекционеры, генетики, растениеводы понимают важность решения РКИ--ЦКК и сделают все от них зависящее для воплощения в жизнь требований партии и правительства. Видимо, он действительно решил, что словесное согласие с властями, а не разрыв отношений лучше и что, потянув время, можно попытаться хоть что-то сделать, чтобы удовлетворить аппетиты властей. Одновременно он стал требовать от своих сотрудников неукоснительного следования требованиям властей.
Вавилов -- организатор сельскохозяйственной науки в СССР
Вавилов лично в экспериментах не участвовал. Времени на самостоятельное проведение опытов у него с аспирантской поры не было, организаторская деятельность требовала все больше и больше сил. Академик П.Л.Капица, лауреат Нобелевской премии и крупнейший физик современности, выступая в 1943 году на заседании Президиума АН СССР, высказался по аналогичному поводу следующим образом:
'Только когда работаешь в лаборатории сам, своими руками... только при этом условии можно добиться настоящих результатов в науке. Чужими руками хорошей работы не сделаешь. Человек, который отдает несколько десятков минут для того, чтобы руководить научной работой, не может быть большим ученым... Я уверен, что в тот момент, когда даже самый крупный ученый перестает работать сам в лаборатории, он не только прекращает свой рост, но и вообще перестает быть ученым' (88).
Однако вряд ли можно рассматривать это категоричное заключение великого физика
