Ленинград. Конечно, не один Левитский удержался во время следствия от наговоров на Вавилова. Например, имена Чинго-Чингаса и Попова никогда не упоминались в документах ОГПУ в числе тех, кто доносил на Вавилова или обвинял его в противоправных действиях. Почти все остальные арестованные в той или иной степени согласились со следователями или по собственной воле дали показания, что их директор Вавилов вовлекал их во вредительскую деятельность. Возможно, по этой причине, а возможно в связи с решением ОГПУ, ни один из этих людей не вернулся в ВИР. Правда, и Чинго-Чингас с Поповым в Ленинград не вернулись, а были сосланы в отдаленные места (Попова выслали в Алма Ату, позже он перебрался во Львов, стал членом-корреспондентом АН УССР, а затем жил и работал в Иркутске). И все-таки поведение Левитского, Эмме, Чинго-Чингаса, Попова было уникальным. Большинство повело себя иначе. Поповский сообщал в своей книге, что с серьезными наговорами на Вавилова во время пребывания в застенках ОГПУ выступил Коль, который' на первом же допросе... показал, что в ВИР'е действует контрреволюционная группа, возглавляемая академиком Вавиловым. Повторился т Если действия Коля объяснимы его внутренним недовольством Вавиловым и затаенными личными обидами на директора, то ничем иным как запугиванием чекистами нельзя объяснить поведение других вавиловских сотрудников. Писарев, Таланов, Максимов, Кулешов и другие не смогли удержаться и дали показания против Вавилова. Особенно оговаривал своего патрона Писарев. Он занимал особое место в ВИР-е, председательствовал на заседаниях Научного Совета в отсутствие Вавилова, на равных правах с директором принимал участие в определении научной политики института, писал сотрудникам по поручению Вавилова длинные назидания по поводу их работы. Так, в Архиве ВИР имеется письмо Писарева Карпеченко от 27 февраля 1926 г. на 8 страницах машинописного текста, в котором Писарев выговаривал Карпеченко за то, что последний недостаточно повернулся лицом к практике и не слушает, как надо, начальников:
'...всякая работа в нашем Институте должна иметь совершенно определенный плановый характер... никакое партизанство в смысле выделения какого-нибудь одного вопроса -- хотя бы и очень интересного -- не может быть допущено. ...Очень жаль, Георгий Дмитриевич, что Вы меня мало информировали о Вашей поездке; я не беру в счет Ваше сообщение, где и сколько раз у какой знаменитости Вы завтракали... Надеюсь, что с Вашим приездом мы быстро наладим этот генетический центр и вместе с Вами попытаемся использовать весь тот опыт, который в этом отношении есть у меня, так как здесь нужно много такта и пожалуй еще больше авторитетности' (42).
На допросе 24 февраля 1933 года Писарев показал, что якобы:
'...с целью согласованного проведения в системе ин-та мероприятий, рассчитанных на противопоставление установкам Сов. власти и коммунистической партии... нам нужно было создать свою законспирированную организацию и эта организация была создана' (43).
Через месяц с небольшим (на допросе 5 апреля 1933 г.) Писарев резко увеличил объем информации, преподнесенной следователям ОГПУ и, основываясь на своих знаниях как 'правой руки' Вавилова -- его заместителя в дирекции и доверенного лица в Научном Совете ВИПБиНК, напряг память, чтобы ничего не пропустить (видимо Виктор Евграфович очень волновался, поэтому в подписанном им тексте много орфографических ошибок):
'В отношении связей акад. Н.И.ВАВИЛОВ в Москве и на периферии я могу сообщить следующие данные:
В Москве ВАВИЛОВ находился в очень тесной и дружеской связи с ДОЯРЕНКО, С.ЧАЯНОВЫМ, А.ЧАЯНОВЫМ, КОНДРАТЬЕВЫМ, МАКАРОВЫМ, РЫБНИКОВЫМ (последние четыре проф. -- экономисты), проф. ЛИСИЦЫНЫМ (Московск. сельхозцентра) и проф. КОЛЬЦОВЫМ Н.К. (кажется директор ин-та экспер. биологии) и проф. ЛИСКУНОМ, дир. ин-та животноводства.
На Средней Волге ВАВИЛОВ имел связи с проф. КОНСТАНТИНОВЫМ, дир. селекции. ст. в Кинеле под Самарой, в Казани с проф. ТИХОНОВЫМ (научн. руководит. Казанского селекц. центра)
На Нижней Волге ВАВИЛОВ очень часто бывал в Саратове, где у него были связи с дир. ин-та засушл. хоз-ва акад. ТУЛАЙКОВЫМ и проф. МЕЙСТЕРОМ (директ. Нижне-Волжск. Селекцентра).
На Северном Кавказе ранее ВАВИЛОВ часто бывал у дир. Донск. селекц. ст. проф. ЛЕБЕДЕВА, а затем в Краснодаре на Табаководческой станции у проф. ШМУКА, СМИРНОВА И ПАЛАМАРЧУКА.
В Закавказье, в Тифлисе у ВАВИЛОВА были очень близкие связи с коллективом ботаников в Тифлисском ботаническом саду (проф. СОСНОВСКИЙ, проф. ДЕКАПРЕЛЕВИЧ, проф. ТРОИЦКИЙ -- последний теперь в Эревани, кажется, и проф. -- фамилия немецкая, ее забыл, завут Александр Альфонсович, теперь работает в Баку).
В Эриване у ВАВИЛОВА были связи с вышеуказанным профессором ТРОИЦКИМ и проф. ТУМАНЯНОМ, а в Баку с проф. ЛЕБЕДЕВЫМ и проф. БРАЖАЗИЦКИМ.
В ЦЧО ВАВИЛОВЫМ поддерживалась связь с проф. ЯКУНИНЫМ и его ассистентом УСПЕНСКИМ, селекционером ПОПОВЫМ И.И.
На Украине ВАВИЛОВ очень часто бывал в Одессе у академика САПЕГИНА и последнее время старается его перевести в Ленинград.
В Киеве ВАВИЛОВ поддерживал близкие отношения с проф. КОЛКУНОВЫМ и проф. ЛЕВШИНЫМ.
В Харькове из лиц, с которыми поддерживал тесную связь ВАВИЛОВ, можно назвать акад. СОКОЛОВСКОГО (кажется президент с/х акад. Украины), проф. ЕГОРОВЫМ и проф. ЯНАТОЙ.
В Средней Азии (в Ташкенте) из близких ВАВИЛОВУ лиц можно назвать проф. БАРАНОВА, проф. ДИМО, селекционера ДЕРЕВИЦКОГО (теперь в ЦЧО в селекцентре на Степной станции) и селекционера Главхлопка проф. БЕЛОВА.
При поездке через Сибирь на Д.Востоке Н.И.ВАВИЛОВ установил знакомство и связи:
В Омске -- Зап. Сибирск. селекцентр -- с БЕРГОМ и ЦИЦИНОМ.
В Красноярске -- на опытной станции (теперь это Средне-Сибирский селекцентр при совхозе Камала) с МЕЙНЕКОМ, в Благовещенске на Амурской селекционной ст. с ЗОЛОТНИЦКИМ.
В Тулуне (Вост. Сиб. край) на Тулунской Селекционной ст. с ГУСЕЛЬНИКОВЫМ.
Во Владивостоке в Университет с проф. САВИЧ и проф. СОБОЛЕВЫМ (последний теперь работает на Сев. Кавказе, заведывает Сев. Кавк. отдел ВИР'а) (44)
Получив такой список фамилий, ОГПУ могло считать себя надолго обеспеченным работой. В течение почти десяти последующих лет многие из тех, кого Писарев назвал в своем доносе, оказались за решеткой. Сам Писарев дожил до 90 лет, и в целом обеспечил себе полную успехов и наград жизнь, стал академиком ВАСХНИЛ. В разгар лысенковского владычества в науке -- в 1951 году -- он был удостоен Сталинской премии. В 1962 году его наградили Золотой звездой Героя социалистического труда и орденом Ленина. О нем были написаны еще при жизни хвалебные книги, в которых ни слова о пребывании в заключении в 1933 году не было сказано. Только недавно из следственного дела Вавилова стало ясно, что он, как и подавляющее большинство арестованных, был сломлен нечеловеческим обращением, 'признал' на допросах правдой то, что от него ждали следователи.
Возможно благодаря такому поведению, а не только письмам Вавилова, пребывание Писарева и его коллег за решеткой оказалось в тот год непродолжительным5 . Столь же быстро оказался на свободе Коль, хотя никто не может сказать сегодня точно, был ли его арест серьезным, или взяли Коля для отвода глаз, после заключения в тюрьму и высылки большой группы действительно близких к Вавилову людей.
Но даже, отпустив на волю своих пленников (многих лишь временно) чекисты продолжали использовать их показания для обвинений других людей и прежде всего Вавилова, Карпеченко, Левитского и Говорова. Так и переходили из документа в документ фразы из протоколов допросов Авдулова, Писарева, Таланова, Кулешова и других вавиловских сотрудников. Вырванными у незащищенных жертв лжепризнаниями чекисты обосновывали снова и снова требования отдать им на растерзание Вавилова, а потом, после его ареста, выкладывали перед невинным академиком страницы из подписанных его коллегами протоколов допросов, в которых его имя было связано с нелепой и страшной неправдой.
Конечно, сегодня, спустя три четверти века, трудно воспроизвести моральную атмосферу тех дней, понять как мог спокойно работать Вавилов, не паниковал, не расслаблялся и не озлоблялся. Из опубликованных выступлений и статей Вавилова в 1933-1937 годах перед нами встает лицо оптимиста и жизнелюба, не запуганного, не деморализованного. Он ведет огромное дело, ведь его институт -- самый большой в стране, если не в мире: в нем трудятся почти полторы тысячи сотрудников, больше, чем в
