закончен.
Однако старик намека явно не понял.
— И зря, милый мой, зря…Тебя как звать-то, парень? — вдруг спохватился он. — Вчера, кажись, так и не представился.
Почему-то захотелось наврать, сказать, что я какой-нибудь Петя Сидоров, и вообще я не здешний. Но врать я не стал, все-таки этот человек спас мне жизнь.
— Роман, — назвался я.
Старик прищурился, внимательно изучая меня.
— А что? — хмыкнул он. — Тебе идет. Ну что, Ромка, как себя чувствуешь?
Я поморщился.
— Чувствую себя инвалидом. Но значительно лучше, чем вчера, — это была правда, сегодня я мог хоть на койке ерзать и кружку держать, а вчера вообще был как живой труп. — Спасибо вам, — сказать это было труднее, я не привык благодарить, тем более посторонних. Да я и вообще не помнил, чтобы мне в последнее время кто-нибудь помогал без какой-либо выгоды для себя.
— Через пару дней на ноги встанешь, — пообещал старик. — Это настойка приготовлена по особому рецепту, который еще от моей бабки достался, любого поднимет. Если ему не пора, конечно.
Я тяжело вздохнул. Ну вот, опять он про судьбу начал, а я-то обрадовался, что тема закрыта.
— Сейчас у меня нет сил с вами спорить, — признался я.
Старик хмыкнул.
— Оно и правильно, сил тебе набираться нужно, — он встал и закинул на плечо вылинявшую авоську. — Я пойду пройдусь по делам, вот приду и поболтаем.
Я промолчал, он счел это за согласие и вышел.
Я закрыл глаза и попробовал расслабиться. Мне действительно нужно было набраться сил.
Вчерашнее желание умереть пропало. Нельзя потакать своим слабостям, надо бороться.
Я попытался составить план на будущее, свою жизнь без банды Змея. Получалось плохо. Что будет, если я как ни в чем не бывало объявлюсь в школе? Мохов тут же доложит Сазану, это как пить дать. И что потом? Сцена смерти номер два? Они уже считают, что я их предал, а потому будут бояться, что я сделаю это снова. А значит, попробую убрать меня еще раз.
И какой же выход?
Ответов пока не находилось. Прятаться я тоже не мог. Мне вообще было тошно от мысли, что из-за тупоголового Сазана я стану менять свою жизнь.
А может поверить в судьбу, и будь, что будет?
Эта мысль удивила меня самого. Выходит, послушал сумасшедшего старика и сам проникся фатализмом? Нет уж, увольте. Но планы на будущее и вправду были уж слишком туманными. От этого разболелась голова, снова потянуло в сон.
Как говорила Скарлет О'Хара: 'Я подумаю об этом завтра'…
Это была последняя мысль, пришедшая в мою больную голову. Я уснул.
Когда я проснулся, старик был дома. Сидел на своем трехногом табурете недалеко от меня и чистил картошку. На меня он не смотрел, и я мог бессовестно его разглядывать.
Бомж, обычный бомж, каких сотни на улицах. Странно, обычно такие люди вызывали у меня отвращение, ну или во всяком случае желание убраться от них как можно дальше. Как бы не хотелось этого признавать, Прохорович мне даже нравился. И домик его был очень аккуратным, пахло в нем сушеными травами.
Что ни говори, забавный старик. Интересно изъясняется. Речь у него необычная, но в то же время очень грамотная.
Как ни странно, внезапно у меня проснулось желание с ним поговорить. Вот что делает с людьми одиночество.
Я по натуре своей никогда не был особо разговорчивым, но меня что-то все же заинтересовало в рассуждениях этого старика. Мне очень захотелось поговорить. Возможно всему виной был травяной отвар, который хоть и не содержал спирта, но уж очень мне его напоминал.
— Почему вы считаете, что каждый рождается для чего-то конкретного? — спросил я.
Старик вздрогнул, он не видел, что я проснулся. Его взгляд сфокусировался на мне и уже через секунду из удивленно превратился в довольный. Видимо, он тоже был не прочь поболтать.
— Не считаю, а знаю, — ответил старик, хитро прищурив глаза. — А ты будто бы не знал.
Это заявление было сродни утверждению 'Бог есть, будто ты не знал'.
Я пожал плечами, насколько позволяло мое избитое тело:
— Это вопрос веры, а не знания.
Федор Прохорович смерил меня оценивающим взглядом.
— Сколько тебе лет? — поинтересовался он.
— Шестнадцать.
Он хмыкнул:
— Ты очень необычно рассуждаешь для своего возраста. Хотя на вид тебе можно дать и пятнадцать, а может и меньше.
— Ну спасибо, — обиделся я.
Старик рассмеялся:
— Вообще-то это был комплимент.
Я тоже улыбнулся в ответ. С ним было очень легко разговаривать. Не смотря на то, что он сказал, что по его словам я выглядел младше, чем на пятнадцать, говорил он со мной на равных, а не так, как любят многие пожилые люди — в снисходительно-поучительной манере.
— Вы считаете, что живете отшельником на окраине кладбища только из-за судьбы? — спросил я.
Сложно было представить, что человек родился, взрослел, учился в школе, и все это время у него на роду было написано стать бомжом, изгоем общества?
— А как же, значит, здесь мне и предстоит сделать то, ради чего родился, просто судьба подвела меня к нужному месту.
Какая-то уж очень печальная у него получалась вера, так судьба может вообще неизвестно куда завести, а ты, получается, молчи и терпи?
— Простите, конечно, но я что-то не вижу логики в ваших суждениях. А если ребенок грудной умирает? Он ведь, по-вашему, тоже зачем-то рождался? А если, к примеру, я рожден, чтобы президентом стать, а шел я, шел, а меня — раз-два! — и грузовиком переехало. Что тогда?
Но и теперь старик смотрел на меня прямо, а не снисходительно, хотя на его лице и было написано, что я спросил чушь. Мне стало не по себе.
— Что ж, объясню, — старик тем временем выключил плиту и целиком переключился на меня, — сейчас, — он подтянул табурет и сел возле меня.
Интересно, вот секунду назад он был обычным бомжом, а сейчас на меня словно взирал пожилой профессор, просто плохо одетый. Может, раньше он и правда был преподавателем? Вполне возможно, говорят, они иногда странно свою жизнь заканчивают, например, с ума сходят…
— Твои примеры целиком и полностью не верны, — начал он лекцию, и речь его стала грамотной и размеренной. Ну, точно, вылитый преподаватель. — Любой рождается с какой-то определенной целью. Тот же ребенок, который умирает через несколько минут после рождения. Думаешь, он ничего не успел? Напротив, он сделал очень многое. Успел. Своей смертью он изменил жизнь своих родителей, в хорошую или в плохую сторону — не известно, но изменил точно. И родился он и умер за тем, чтобы жизнь тех, кто произвел его на свет, вильнула и пошла по пути, предназначенному им. Понимаешь? Все в мире взаимосвязано. Все мы звенья одной незримой, но всеобъемлющей цепи.
Я поджал губы.
— Всеобъемлющей, значит, — пробормотал я. Это слово мне не понравилось, слишком пафосное.
Старик продолжал:
— А второй пример вообще не имеет под собой почвы.
