предрассветные часы, когда зрение может сыграть с человеком злую шутку, изменяя расстояния и очертания окружающих предметов, и подавно.
Аль уже открыл рот, чтобы сказать что-то вроде: 'Не беспокойся за меня, Ларг, я прекрасно вижу в темноте', как, споткнувшись о камень, не весть каким образом оказавшийся под ногами, не удержался на ногах. Падая, он успел подумать: 'По закону подлости непременно сорвусь вниз'. Но царевич не имел права умирать сейчас, не предупредив отца об угрожавшей всем опасности, и потому, извернувшись, попытался схватиться за что-нибудь, но рука натыкалась лишь на пустоту. Его душу обжег страх, а затем, когда юноше уже начало казаться, что его не спасет и чудо, сильная рука схватила его за шиворот, останавливая падение:
— Чем ты слушаешь?! — зло рыкнул на него великан. — Я же сказал — осторожнее!
— С-спасибо, Ларг.
— Смотри под ноги, парень, пока я не пожалел, что взят тебя с собой и не отослал обратно.
— А почему…?
— Что — почему? — было видно, что проводник не считает нынешнее время подходящим для разговора. И потому он торопил юношу, спеша оставить все вопросы позади.
— Почему ты взял меня с собой? Ведь из-за меня ты вынужден идти медленнее, чем мог бы.
— В горах всякое может случиться. Когда идут двое, это наполовину увеличивает шансы того, что кто-нибудь дойдет.
— Если что, дойти должен ты, — с удивительной для самого себя уверенностью проговорил Аль.
— Что за глупость!
— Я без тебя дорогу не найду, — это было настолько очевидно, что царевич успокоился. — А еще отец мне не поверит. Потому что я — фантазер, который постоянно выдумывает невесть что.
— Вот что, — проводник резко повернулся к нему лицом, искривленном злостью, — ты это брось! В реальности нет и не может быть места выдуманному. Тебе придется выбирать не между своей жизнью и притягательной фантазией, а между жизнью и смертью! А твоя жизнь теперь тебе не принадлежит.
Сказав это, Ларг прибавил шаг, не оставляя юноше времени на раздумья и выдумки. Аль поспешил следом. Обращенный под ноги взгляд стал внимателен — как бы быстро он ни шел, у него оставалось достаточно времени на дорогу, ведь она была единственной.
Несмотря на монотонность пути, день пролетел так быстро, что Аль вспомнил о нем, лишь обнаружив, что начало смеркаться. Все вокруг стало погружаться в полумглу и густую дымку тумана. Впрочем, у юноши не оказалось времени даже на удивление: он так устал, что, стоило проводнику остановившись, бросить — 'привал', как Аль, плюхнувшись прямо на камни, закрыл глаза и тотчас заснул. А ведь в начале пути он собирался сказать: 'И не будем останавливаться на ночлег. Так мы сэкономим массу времени…'
Ларг несколько мгновений глядел на него, затем, качнув головой, прошептал:
— Спи, парень. Завтра будет тяжелее, чем вчера.
Затем, укрыв его плащом, великан, крякнув, опустился рядом и, пристроив под голову мешок, заснул. Нет, это была не беспечность — кто лучше проводника мог знать, сколько опасностей таят в себе горы, среди которых призраки — наименьшее зло. Спать, когда никто не сторожит сон, нельзя. Так учит жизнь. Но что делать, когда нет времени на то, чтобы спать по очереди? У них не было выбора — и Ларгу приходилось рисковать. Как он рисковал, не разжигая костер, хотя и знал, как обманчива природа на грани смены времен, когда ветер менялся быстрее людского настроения, холод, подкравшись незаметно, в тени безмятежного дыхания вечера, был готов в любой миг пленить сердце, остужая его навсегда, обращая обычный сон в вечный. Но у них не было времени искать пещеру, где ветер хранил бы тепло, не было времени собирать хворост… И, потом, кто будет следить за огнем?
Ночь, лишенная сновидений, пролетела даже быстрее дня.
— Вставай, парень, — разбудил его голос великана, который, стоило Алю открыть глаза, сунул ему в руки ломоть хлеба и кружку чего-то холодного, терпко пахнувшего — не то похлебки, не то отвара: — Огонь разжигать не будем. Нет времени. Так что, сегодня без горячего.
— Конечно, — юноша тотчас принялся жевать — он так проголодался, что был готов съесть камень.
— Днем станем проходить по ущелью. Там будет сушняк. Набери веток. Следующим утром разожжем костер и приготовим похлебку.
— Это совсем не обязательно…
— Как раз обязательно. Нужно греться. Иначе замерзнем. А греться лучше изнутри. Да и одним черствым хлебом сыт не будешь. А силы нам понадобятся. Переход будет тяжелый.
— Ты говорил, что эта дорога короче.
— Если пойдем споро, к концу пятого дня выйдем на равнину.
— Целых пять дней! — в ужасе воскликнул Аль. Он и представить себе не мог, что обратный путь займет так много времени. — Я думал…
— Что? — резко прервал его Ларг. — Что достаточно спрыгнуть с вершины? Несколько мгновений полета — и ты дома? Ты не птица, парень. Без крыльев не взлетишь, а камнем сорвешься вниз. Да и птица, — чуть погодя, нахмурившись, добавил он, — вряд ли быстро доберется до равнин, когда путь взгляда в горах в сто крат короче любой, даже самой быстрой дороги.
— Но мы же не успеем!
— Я сказал — путь взгляда здесь короче. И мы не так близко от столицы, как нам хотелось бы, но и кочевники дальше, чем ты думаешь. За пять дней они доберутся разве что до заставы. И все, парень, хватит разговоров. Доедай и пошли.
Странникам предстоял долгий спуск в ущелье. Впрочем, этому как раз Аль радовался. Даже привыкнув за десять дней странствий с торговцами к дороге, минувший день пути, полный нервного напряжения и постоянной спешки, изрядно вымотал юношу. Да и ночь на холодном ветру в неудобной крюченной позе не принесла с собой отдохновения. Все тело жутко болело, а первые шаги дались с таким трудом, будто ноги были обвязаны со всех сторон тяжелыми палками, усыпанными множеством острых сучков. Но Аль лишь, упрямо стиснув зубы, шагал вперед. Он больше не выдумывал себе трудности, а, вместо этого, старался найти во всем окружающем, каким бы плохим оно ни казалось, хоть что-нибудь хорошее.
Вот и теперь юноша не смог сдержать улыбку, думая о том, насколько приятнее и легче спускаться вниз, чем карабкаться на вершину горы. Внизу и теплее, и свободнее дышится. И, потом, чем ниже, тем ближе к дому.
Но уже через несколько мгновений у него не осталось времени даже на эти мысли.
Все вокруг вдруг стало меняться. Сначала ветра начали рвать с плеч плащи, путать волосы, закрывая ими глаза, потом, как-то незаметно, небо затянуло тучами. Потемнело, воздух наполнился какой-то пугающей, звенящей тишиной.
— Так, — Ларг нахмурился. — Не было печали… — он поспешно огляделся вокруг, затем, обнаружив то, что искал, удовлетворенно кивнул и поспешно зашагал вперед, увлекая за собой юношу.
Очень скоро они оказались возле уступа, нависавшего над головой наподобие крыши терраски.
— Давай сюда, — забравшись под каменный выступ, проводник притянул к себе Аля.
— Но зачем мы остановились! — его глаза кричали: 'Нам ведь нужно спешить! Мы не можем терять ни мгновения!'
— Сейчас начнется.
— Что? — не поняв, вытаращился на него царевич.
— Гроза — вот что! Не видишь разве? В воздухе уже пахнет дождем. Нам крупно повезет, если это будет ливень. Надежды мало: осень — время проливных. Как зарядит на целую неделю… — поморщившись, он почесал шею. — Не было печали… По мокрой земле идти всегда тяжело, а уж спускаться с горы — и подавно. Готовься — ноги станут скользить, как по льду. Будь внимателен, следи за дорогой. И крути головой, всегда держа перед глазами что-нибудь, за что можно схватиться рукой.
— Но… — он хотел спросить, как он сможет глядеть одновременно и под ноги, и по сторонам, однако не успел и рта открыть, как ему пришла в голову следующая мысль: за что можно схватиться на узкой тропе возле каменных скал?
А потом небо вдруг озарила яркая вспышка молнии, гром на мелкие осколки разбил тишину, заставив юношу вздрогнуть от неожиданности. Еще одно мгновение — и по земле застучали, забарабанили капли
