— А притом, что они тоже евреи. Евреи! Неужели такая простая мысль не могла прийти в вашу башку, в которой шевелится, максимум, одна извилина?
— Да, он прав, наверно, — подумал я. — Конечно, прав. Скотина я. Дурацкая легкомысленная скотина.
И я позвонил Гофману и извинился перед ним.
— Я не хотел тебя обидеть, — сказал я.
— Я ждал твоего извинения пять дней! — яростно сказал он.
— А на пятый…
— А на пятый день я исполнил свой долг! Мне надоело получать плевки в лицо! Если бы ты был на моем месте…
— До свидания! — сказал я.
…Через несколько месяцев я зашел к главному.
— Ну, что еще?
— Я хочу просить вас вернуть мне те двадцать пять рублей.
— Это еще почему?
— Не управляюсь с бюджетом, — сказал я, протянув ему бумажку со столбиком цифр. — Вот посмотрите. Вы мне платили 200 рублей в месяц. Теперь я получаю 175. Из них — 25 рублей — подоходный налог. Остается 150. На работу и с работы ехать надо? Минус 6 рублей на проездной билет. 144. Завтракать надо каждый день? Скажем, 1 рубль в день. Минус 30. Остается 114. Обедать надо? Надо. Работник без обеда — не работник. Скажем, 1 рубль в день. Минус тридцать. Остается 74. Вы вечером ужинаете? Я тоже. Скажем, 1 рубль в день. Минус 30. Остается 44. Я курящий человек. Имею я право на эту слабость, как высокооплачиваемый журналист? Пачка в день. 30 пачек по 40 копеек. 12 рублей. Остается 32. В прачечную надо сходить раз в неделю? 6 рублей. Остается 26. За квартиру надо платить? Согласитесь, что при таких обстоятельствах просто счастье, что у меня маленькая однокомнатная государственная квартира, а не двухкомнатная кооперативная. Поэтому всего лишь 10 рублей. Остается 16. А газ, свет, телефон? Минус 6. Остается 10. Почистить обувь и одежду надо? Я же не в котельной работаю. Минус 5. Остается 5. А членские взносы в профсоюз? А другие общественные организации? Минус 3. Остается 2. Мы с вами интеллигентные люди. В кино надо пойти раз в месяц? Минус 1. Остается 1. Я советский человек или нет? Имею я право выпить бутылку водки с приятелями хоть раз в месяц? Тем более, что у меня такие неприятности! Имею! И если вы добавите к оставшемуся рублю три рубля и 12 копеек из личных сбережений, я смогу себе это позволить. Не так ли?
А теперь давайте вспомним, что у меня есть семья. Что же я как отец и муж могу принести домой? Ведь я, грубо говоря, кормилец!
Главный зачарованно смотрел на меня, загибая пальцы на руках.
— Так на что же вы живете? — заинтересованно спросил он.
— Не знаю, — честно признался я. — И не забудьте, что я высокооплачиваемый специалист.
Главный вызвал бухгалтера и сказал ему:
— Верните ему двадцать пять рублей, потому что он меня очень расстроил. Но чтоб больше никаких Освенцимов, ясно?
22
— Мой молодой друг, — сказал мне редактор, зачем вы мне подсовываете эту антисоветчину? Вы что, серьезно думаете, что я пропущу этот рассказик на страницы нашей газеты?
— Конечно, — сказал я, — читатели будут очень рады прочитать этот острый и правдивый рассказ.
— Какие читатели? — устало спросил редактор. — У вас до сих пор есть иллюзия, что те, кто читает нашу газету, и есть наши читатели?
— Да, конечно. Читатели — это те, кто нас читает.
— Голубчик, — сказал редактор, — читатели делятся на две неравные части: те, кто читает нас снизу, — это подписчики, и те, кто читает нас сверху. Тех, кто внизу, мы оставим в покое, пусть себе читают. Для этого мы с вами и работаем. Давайте подумаем о тех, кто читает нас вверху. Их всего шесть человек. Шесть читателей. Представьте, что одному из них не понравится этот вот рассказик. Да вы костей не соберете, дружок. Вы превратитесь в пыль. Понимаете? Ведь я вас не защищу. Я ведь скажу, что не читал этого рассказика. А подсунули его вы! Ну и где вы будете? И вообще не понимаю, зачем вам все это нужно? Что вы лезете на рожон?
— Да понимаете, — сказал я, — хочется наконец говорить правду. Ведь для чего-то же мы родились на свет.
— Ну и что вам даст ваша правда? Вы уверены, что люди хотят читать правду? Я не уверен. Правда очень неудобна. Ну представьте, человек болен раком. Вы полагаете, что врач должен сказать ему правду?
— Врач должен лечить!
— Ах, дорогой мой, это не так просто! Врач должен прописать больному вкусные пилюли, чтобы не пугать ни его, ни окружающих. А вы призываете к вскрытию. Это не гуманно.
— Но ведь больной умрет!
— Ничего не поделаешь. Мы еще не бессмертны. Понимаете, идеи бессмертны, а человек пока, к сожалению, смертен. Поэтому не надо лезть ко мне с вашими острыми, но антисоветскими рассказиками.
— Но не может человек все время врать. Ваш больной весь в розовых душистых бантиках. Но от него смердит. Неужели не пора лечить?
Редактор грустно играл авторучкой.
— Некоторые постаревшие молодые люди, — сказал он, — все время живут довольно старыми идеями. Ну, скажем, идеями двадцатого съезда. Боже упаси, не думайте, что я против! Как можно быть против? Культ личности, и все такое… Но ведь надо подходить к жизни диалектически: сегодня у нас на дворе — решения двадцать четвертого съезда! Вот этим и должен жить настоящий советский человек. Если он, конечно, не хочет, чтобы ему оторвали голову. Так что заберите обратно свой рассказик и никогда его больше мне не подсовывайте.
— Ну, этого я вам обещать не могу! — зло сказал я.
— Почему?
— Потому что меня еще не купили. Я пока имею право на свою точку зрения.
Редактор насмешливо посмотрел на меня и сказал:
— Ну что ж, это уже интересно. Давайте об этом подумаем. Так сколько же стоит ваша точка зрения?
— Столько же, сколько ваша точка зрения стоит вам.
— Ну так, сколько же?
— Извольте, — сказал я. — Персональный оклад — раз! Спецбуфет — два! Государственная квартира — три! Спецпаек — четыре! Бесплатные путевки на курорты — пять! Закрытая поликлиника — шесть! Закрытая больница — семь! Персональная дача — восемь! Персональная машина — девять! Трехмесячный оплаченный отпуск — десять! «Зеленая улица» моим рассказам в толстом журнале — одиннадцать! Ежегодные поездки в капстраны — двенадцать. И кое-какие поощрения в закрытых конвертах — тринадцать! Что еще?
— Достаточно, — мягко сказал редактор. — Это слишком дорого, голубчик. Все это нужно заслужить. Поэтому вы пока оставайтесь на своем месте с вашей замечательной правдой, а я уж останусь на своем со своей кривдой. Идет? Но, тем не менее, вы еще служите у меня. Поэтому я вас научу сейчас основным требованиям, которые мы предъявляем к литературным произведениям, а вы их будете выполнять. В любом другом случае, как мне ни жаль, нам придется расстаться. Вы мне симпатичны, в вас есть комсомольский задор. Бодрости в вас много. Ах, молодость, молодость!..
