Собрав нужные для вечерней работы дома бумаги, Клод спустился вниз, сел в «хардбург» и выехал на улицу. Огибая злополучный сквер, иронично улыбнулся: надо же на ровном месте такую бучу подняли.
Чтобы он сказал тому, кто бы хоть на миг допустил: пройдет не так уж много времени, и метеорит с воистину роковой неизбежностью в самом деле убьет?
Причем не только самого Клода, но и его еще не родившегося ребенка.
Глава 17
Интересно, что там новенького испекла «Фордыбашен сантимо»? Без особой увлеченности, скорее по многолетней привычке, развернул свежий номер столичного ежедневника. Так, депутат парламента, руководствуясь, конечно, исключительно вопросами национальной безопасности, требует радиофицировать общественные туалеты городских окраин. Владелец абсолютного чемпиона последних петушиных боев, состоявшихся в соседней Уганде, обвинен в скармливании любимцу анаболиков — запрещенных медицинских препаратов, на языке специалистов именуемых допингом. Пресыщенная жена известного актера (не только без фамилии, но и без инициалов) подозревается в любовных утехах с собственным сенбернаром: что особенно пикантно, папарраци готовы предоставить в качестве улик снимки.
Ага, ученые столпы местной астрономической обсерватории подтверждают космическое происхождение камня, грохнувшегося на центральной площади столицы. Значит, версия покушения — не более чем плод воспаленного воображения перегруженного нескончаемыми стрессами мозга? Уже легче…
А это чем не сенсация? Администрация одной из городских тюрем проводит невиданный для остального мира эксперимент. Информация показалось настолько из ряда вон, что Клод перечитал коротенькую заметку от начала до конца. «Гуманизм цивилизованного общества не знает границ. Еще один шаг в этом направлении — решение руководства тюрьмы «Рецидивистом, мамочка, не стану» упразднить охранные посты. Однако у добропорядочных граждан причин для беспокойства нет. Отбывающие наказание закодированы на «отсидку». Имя «биопсихолога» не разглашается. Однако нашему корреспонденту все же удалось выяснить, что раньше он работал на одну подозрительную фирму, откуда ушел, не поладив с руководством. И следующая эксклюзивная, к тому же, более чем пикантная подробность, ярко свидетельствующая о нравах, царящих в частном бизнесе: опасаясь мести со стороны недавних коллег, биопсихолог предпочел обитать …на территории исправительного учреждения».
Клоду стало не по себе. Два с половиною года назад, прельстившись весьма умеренной ценой, запрошенной уезжавшим из страны владельцем, он купил симпатичный и удобный особняк в аккурат по соседству с «расконвоированным» отныне «Рецидивистом».
Клод навзничь упал на кровать. Обхватил ладонями голову. Ну, что за неудачная полоса в жизни?! Все видится исключительно в черном цвете. Ровным счетом ничего не радует. Ощущение такое, будто жизнь прожита: ни он ее, ни она — его уже ничем не удивят.
Поднялся, медленно подошел к зеркалу, закрывавшему одну из боковых стен ванной. Энергично потер чисто выбритый подбородок и, саркастически ухмыльнувшись, вполголоса произнес: «Привет, отчаявшийся джентльмен, решивший купить надежду!»
Глава 18
— Ирена, доченька! Как себя чувствуешь, сокровище? — мужчина с бледностью на лице, сопряженной обычно или с невозможностью больше бывать на свежем воздухе, или с проблемами кроветворения, но сохранивший подспудную энергию, свидетельствующую, в первую очередь, о необузданности характера, стремительно шагнул к койке. В ней с книгой в руках лежала девушка, лицо которой закрывала глухая марлевая повязка. Лишь четыре отверстия, в которых, если внимательно присмотреться, угадывались нос, глаза и рот, убеждали, что внутри кокона прячется отнюдь не тутовый шелкопряд.
Одетого, как всегда, с иголочки Стефа Берца привела в больничную палату лучшей на континенте частной клиники проблема, казавшаяся неразрешимой.
— Надеюсь, врачи тобою довольны?
— Об этом лучше спросить у них самих! — вяло, будто ее в одночасье покинули последние жизненные силы, передернула плечами Ирена.
— А я к тебе с необычным подарком! — постарался придать бодрости интонациям отец. — Таких перстеньков на земном шаре даже в перспективе не может быть больше трех.
— Покажи! — девушка лениво потянулась к коробочке.
— Красота, может, и не сногсшибательная, однако редкость — величайшая. Помнишь недавнюю шумиху вокруг падения в центре города метеорита?
— Того самого, что рассыпался в прах?
— В прах — да не совсем! — заговорщицки улыбнулся Берц. — Кое-что осталось. Незначительного размера дольки. Только об их истинном количестве мало кто знает. Даже среди астрогеологов. Одна из крупинок досталась мне. На Земле подобный минерал отсутствует. Так что перстенек, инкрустированный эладором, — единственный на планете.
— Спасибо, папуля! Я ценю твои заботы! — голос Ирены выражал эмоций не больше, чем звук сбрасываемого с крыши дефицитного на экваторе Африки льда или лежащий в тазике у ног хирурга удаленный им аппендикс.
Стеф Берц, не подавая вида, что уязвлен холодным безразличием дочери, молча надел перстень на изящный палец ее руки.
В коридоре клиники две недурной внешности медсестры, между тем, темпераментно судачили о посетителе и больной. Миниатюрная шатенка в очках-колесах, кстати, очень ей шедших, никак не могла утолить не в меру разгоревшееся любопытство.
— Он — импозантный мужчина! Просто мармелад в шоколаде! Сладкий-сладкий! От проституток, этих бесстыжих вешалок, наверняка на улице отбоя нет. Ты как считаешь?
— Никак! — отрезала напарница, старше не только по возрасту, но и стажу работы в элитном учреждении. — Что мне за дело до личной жизни посетителей?
— И давно записалась в святоши?
— Нет! Однако с ним в постель не лягу даже за раковину каури, доверху наполненную отборным жемчугом.
— Не твой тип?
— Вовсе нет! Просто этими упражнениями я с ним уже занималась. И не скажу, что вознеслась на небеса от испытанного блаженства.
— Может, ты просто слишком требовательна?
— Два раза за ночь — разве это результат? Смех, да и только! А как хорохорился, одним видом давая понять, что непременно заставит меня искать пятый угол.
— И все равно, на мой взгляд, он — сим-по-пон-чик!
— Симпопончик — тренируй свой кончик!
— Да ты прямо поэт! — благоговейно произнесла младшая из товарок.
— Одно время, причем довольно долго, сожительствовала с ударником рифмованного труда. От него нахваталась.
— А что его дочь? Серьезно болеет?
— Не то слово! Ты у нас без году неделя, поэтому не знаешь, что Ирена больна неизлечимо.
— А она разве не реабилитационный период после пластической операции проходит? Во всяком случае, так записано в истории болезни.
