У Нины Шацкой, по ее собственному признанию, складывалась достаточно странная, неказистая и нелегкая театральная судьба. После института подалась было вслед за Золотухиным в театр имени Моссовета. Приготовила для показа отрывок из какой-то дурацкой пьесы Софронова «Обручальное кольцо», кажется. Показалась. Ан нет, тогда не взяли. Но запомнили. Буквально через год раздался суматошный звонок из «Моссовета»: «У нас ЧП, актриса не приехала. Выручайте, Ниночка! Мы же помним, как вы замечательно показывали фрагмент из этого спектакля, умоляем, спасите, сыграйте главную (!) роль!» Нина собралась с духом и сказала: «Да». Хотя ни текста не знала, ни мизансцен, ни партнеров, ничего ровным счетом. Звонок раздался в пять, а спектакли тогда начинались в восемь. Минус время на дорогу, грим. На то, чтобы выучить слова, оставалось часа полтора. На ватных ногах пришла в театр, ее начали одевать-гримировать, а она текст зубрит, а помощник режиссера в это время ей на ухо пытается объяснить, что нужно делать на сцене. Но сыграла. И даже танец какой-то сплясала.
С той поры со своими сценическими ролями (уже на Таганке) она, как правило, справлялась самостоятельно, без всякого участия властной режиссерской руки. «Единственный спектакль, где я прошла весь репетиционный период, c cерьезной читкой и репетициями, – это «Чайка» в постановке Соловьева. Тут я впервые словила актерский кайф, – признавалась Нина. – А так почти все мои роли были «домашними работами».
Может быть, сама была виновата, задумывалась она и тут же находила всему оправдание: «Потому как ненавижу начальство и ненавижу несправедливость. Я могу казаться такой мудрой Тортиллой, но только относительно других людей. Когда речь о себе, то душа, как тетива, знаю, что ничего нельзя сказать, что будет потом гадко и неудобно, но все свое «выпалю». Надо отдать должное Юрию Петровичу, как бы он ни относился к артисту, он всегда давал играть тому, кто побеждает. Так что все мои беды связаны не с Любимовым, а с собственным характером… Я человек очень ленивый и могу добиться только того, что очень захочу…»
Да, соглашался с женой Филатов: «Любимов… брал Нину почти во все значительные спектакли, будучи с ней в очень плохих отношениях. Я полагаю, он просто хотел продемонстрировать, какие женщины есть на Таганке…»
Какие? Да вот такие: яркие, эффектные, блистательные, обворожительные, талантливые, чувственные, особо женственные. Прав был-таки Андрей Вознесенский, когда в сердцах вынес вердикт: «Все богини – как поганки перед бабами с Таганки»!
Среди ролей Шацкой на сцене «Таганки» особняком стоит булгаковская Маргарита. Когда прочитала роман, она сказала себе: «Я это буду играть. Это моя роль и больше ничья».
– ?Когда я знаю: вот это моя роль, в десятку, – делилась Нина своими актерскими горестями и неприятностями с близкими подружками, – могу подойти и сказать. И получить ее. Какая бы стеснительная ни была. И Любимов так мне роли и давал. И Маргариту так дал. После того как я оскорбила его… Прямыми словами. Я не основное слово скажу, а – «дерьмо». Потом стыдно было. У нас была разборка в театре – администрация спровоцировала артистов на разговор, почему-то с шампанским. А у меня опять проблема с моей семейной жизнью, той (с Золотухиным. –
Но этому предшествовала история. Я вообще человек добросовестный, и если получаю роль, то проделываю домашнюю работу и все прочее. Ставили «Деревянные кони» Федора Абрамова. Роль не моя. Хотя деревенскую жизнь я знаю. Но он назначил – я стала работать. Всем дает репетиции – мне не дает. И целый год он меня мучил, не давал выходить на сцену. Вообще моя жизнь в театре – я не знаю другой такой. Я играющий человек. А всегда второй состав, и он со мной не репетирует. Потом меня уговаривали: ты должна выяснить с ним отношения…
Леня потом ввелся, чтобы со мной быть на сцене. Я с ним совсем по-другому играла… Короче, я пришла к Любимову, он говорит: Ниночка, вам надо было раньше прийти ко мне. Но он, когда «Мастера» назначал, меня все равно не имел в виду. Я была такая бабочка – как ко мне было серьезно относиться? Только близкие друзья знали меня другой. Я когда прочла «Мастера», почувствовала Маргариту, как будто это я. Хотя она очень разная. И женственная, и яростная, и ругается матом. Я думаю: я, и никто больше.
Но на эту роль уже были назначены Поплавская и Сайко… – «они внешне напоминали Елену Сергеевну Булгакову – маленькие, худенькие. Мы в то время сильно поссорились с Юрием Петровичем. Я его обидела. Иногда, знаете, как Лев Толстой… Не могу молчать! Все внутри становится как натянутая тетива, и полетела стрелочка… Вот за очередную «стрелочку» мне, видимо, в наказание и досталась только одна фраза в массовке…»
И вдруг – просто случай. Наташа Сайко пропустила репетицию. А мы все, продолжала свою исповедь Нина, как куры, сидим и смотрим. Он ходил-ходил и неожиданно обратился ко мне: Шацкая, вы знаете текст? Я говорю: да. Да-а-а? Ну идите. Я пошла. Он смотрит и как-то… оживился. На следующий день уже дальше, уже на маятнике, и ему все нравится, нравится. И я осталась в спектакле… Сайко, конечно, обижалась, но Любимов был непреклонен: нет-нет, репетировать будет Шацкая.
Когда в «Мастере» новорожденная Маргарита всему зрительному залу продемонстрировала свою безукоризненную нагую спину, мужики выли от сладострастного восторга и по-щенячьи, покорно готовы были целовать следы от ее туфелек на асфальте у входа в Театр на Таганке.
Владимир Семенович Высоцкий во время своих концертов с нескрываемым удовольствием рассказывал, как некоторые ошалевшие зрители сметали все на своем пути, прорываясь к кассам, брали за грудки обезумевшего администратора и требовали билетик на спектакль… «Солдат и маргаритка», в котором, как им говорили, голую бабу показывают. «Она, во-первых, полуголая, – охлаждал Высоцкий пыл своих зрителей и слушателей, – а, во-вторых, сидит спиной. Поэтому ради этого только на спектакль идти не стоит. Хотя спина красивая у Нины Шацкой…»
Строгий в оценках таганский Воланд – Вениамин Смехов – в своих дневниках отмечал: «На Таганке с Маргаритой очень повезло. Нина Шацкая голой по сцене не бегала, да ей бы и не разрешили органы советской власти. Зато ее лицо – прекрасно, а обнаженная спина в сцене «Бал у Сатаны» действовала на воображение зрителей и украшала сцену великолепно… Буйствует красавица Шацкая – Маргарита…»
Даже обычно скупой на похвалы «современник» Олег Табаков вынужден был, пусть с некоторым сарказмом и оговорками, но тем не менее признать: «Лучше всех для меня Воланд и Маргарита… Эта актриса, может быть, не слишком умелая, но она потрясающе сыграла свое желание сыграть Маргариту!» С понятной ревностью следил за игрой своей бывшей жены Валерий Золотухин, и как бы бесстрастно «писал в блокнотик впечатлениям вдогонку»: «10 февраля 1993 г. Среда. Мой день… Шацкой очень хорошо удается ведьминское перевоплощение. Она довольно убедительно плачет по своему Мастеру, и я ей верю. – При этом якобы «скорбел». – Да, она старовата, полновата…»
А как изящно писал о спектакле и о Маргарите, в частности, известный театральный критик Александр Гершкович! «Она принимает гостей, отважно восседая у самой кромки сцены на деревянной плахе меж двух живописно вонзенных топоров…
Известно, что в советском театре к стриптизу относятся отрицательно, как к продукту упаднической культуры. Театр на Таганке позволил себе усомниться в этой заповеди социалистической морали. Демонстративно долго театр показывает советскую женщину обнаженной, правда, со спины. Как ни странно, ничего страшного не происходит, государство от этого не рушится, никто в обморок не падает… Правит бал Красота. Она, а не «классовое сознание» и не потусторонние силы выходят победителем из поединка зла и добра… И тогда в театре происходит последнее и главное чудо. После первого ослепления женской красотой, когда глаз чуть-чуть привыкает, начинает воспринимать это зрелище с чисто эстетической стороны как произведение искусства, подобное тому, как смотришь в музее на торс Венеры…»
Только газета «Правда» лихо окрестила любимовское театральное действо «Сеансом черной магии на Таганке». И то, слава Богу, что правдисты хоть так заметили. Горше было бы полное умолчание.
Шацкую совершенно не страшили актерские поверья, согласно которым, соприкасаясь с Булгаковым, накликаешь на свою голову всяческие беды. Хотя однажды несчастья Нине едва-едва удалось избежать. Одной из самых острых в спектакле была сцена с отчаянной Маргаритой, летающей на огромном маятнике.
