Его сначала раскачивали от портала до портала за привязанный снизу канат, а потом отпускали в вольный полет. И вдруг на одном спектакле каким-то совершенно непонятным образом трос за что-то зацепился, и маятник застыл наверху. От неожиданности актриса рухнула с огромной высоты, на какие-то секунды потеряла сознание, но тут же встала и доиграла сцену до конца. Это было счастье, что ей удалось так быстро прийти в себя: если бы маятник пошел в обратную сторону, он бы ее просто надвое распорол…
«Когда я летала над сценой, – рассказывала Нина, – то чувствовала, что имею власть над каждым сидящим в зале и даже за его пределами. И уже не понимала, где Маргарита, а где актриса Нина Шацкая… Я была так счастлива выходить на сцену и быть, жить жизнью Маргариты. Потрясающее время. Кончался спектакль, приходила домой и еще два-три часа не могла заснуть. Так у многих актеров бывает, потому что продолжаешь проживать то, что только что пережил на сцене».
Это действительно было удивительное, идеальное совпадение, слитый воедино, неразрывный монолит – актрисы и ее героини. Маргарита взлетала на маятнике часов, как бы предчувствуя свое скорое превращение в ведьму, очаровательно гримасничала, и вдруг, обретая дерзкую смелость, бросала в полете в зал: «Как вы все мне надоели! Если бы вы только знали!»
Недостойными красоты были те, кто остался где-то там, внизу, в суете, в погоне за благами, сверкая жадными глазами и сладострастно облизывая губы.
Первый замминистра МВД (но главным у него был, конечно, иной чин и иные звезды на погонах – зять Брежнева), посмотрев спектакль, дотошно допытывался у Любимова: «Кто же это разрешил?» На что Юрий Петрович наивно испрашивал: «А что вас смущает: голая дама спиной сидит?» – «Нет, ну почему же!» Галина Леонидовна Брежнева тоже подпрягалась, пытаясь подсобить неуклюжему мужу, «вставить свои пять копеек»: «Ну и это тоже, зачем, ни к чему это так уж…» Битый сановниками не такого даже ранга, Любимов послушно склонял перед милицейским генералом свою седую голову: «Да, может, вы и правы, потому что многие чиновники, когда принимали, они все спрашивали: «А что, спереди она тоже открыта?» – я им предлагал зайти посмотреть с той стороны…»
Нина никогда не показывала вида, но мужа и партнера по сцене безумно злила ее невостребованность. Он считал настоящей трагедией то, «что ей никогда не удавалось нормально отрепетировать спектакль: на все лучшие роли ее вводили в последний момент, приходилось осваивать текст за неделю…»
Примерно так же, как она волей случая появилась в «Мастере», прошло и ее неожиданное назначение на роль Дуни в спектакле по Достоевскому «Преступление и наказание». Нина Сергеевна не скрывала, что «очень хотела, чтобы Юрий Петрович работал со мной, разбирал роль, как полагается. Но никогда так не получалось… Назначался первый состав. Второй. Начинались читки. Все читают, я – нет… Любимов уже полгода репетировал с другой актрисой. Как-то случайно мы встретились в дирекции. Он вдруг спрашивает: «Нина, а почему вы не репетируете?» Я говорю: «Юрий Петрович, я же застольный период не проходила, а через две недели сдача». – «А вы можете прямо сейчас выйти на сцену?» Я уже перестала ходить на репетиции, смотреть. Говорю: «Могу сейчас посмотреть из зала, какие там мизансцены». А уже на следующий день мы показали с Володей Высоцким сцену – Свидригайлов и Дуня. Любимову понравилось, и я сыграла премьеру…»
Какую сцену показывали тогда Шацкая и Высоцкий? Низкий поклон журналисту Григорию Цитриняку, который со стенографической точностью зафиксировал эту репетицию, а потом все опубликовал в статье «И Свидригайлов, и Раскольников».
Итак, Дунечка приходит к Свидригайлову, который пытается ее изнасиловать. Любимов дает установку:
– ?Володя, расстегни ей платье – должно быть открыто полгруди… Так… Спокойно переходи в линию бедра… Спокойно обнимай ей ноги… Вот-вот… И задирай ей юбку. Лезь под юбку…
Высоцкий никак не может расстегнуть платье, и Шацкая, хотя она по мизансцене находится в глубоком обмороке, начинает помогать расстегивать платье (
– ?Подождите. Тут нужно технику отработать. (
Голос:
– ?Ну, вдвоем-то вы справитесь! (
– ?Опомнившись, Дуня должна ногами сильно оттолкнуть Свидригайлова, но это требует известной техники, чтобы не ушибить актера. (
Шацкая поджимает ноги под себя и толкнула. Высоцкий отлетел не к стулу, а сразу к двери.
В. Высоцкий (
– ?Она меня так шарахнула…
– ?Володя, распределись. Когда она тебя оттолкнула, ты лежишь в жалком состоянии. Поднялся, отошел от двери, пошел к ней, а от стула встанешь на колени и там метр проползешь на коленях: тебе надо искупить животное твое безобразие… Ну, еще раз: расстегни ей платье, обнимай ноги… И с азартом лезь под юбку.
Высоцкий расстегнул лежащей «в обмороке» Шацкой платье, обнял ноги и с азартом полез под юбку…» Конец цитаты.
Все получилось! И сцена, и весь спектакль. И Свидригайлов, и Дуня.
Потом Нина буквально выпросила для себя у Любимова роль Марины Мнишек в «Борисе Годунове». «На нее пробовалась вся женская половина театра и даже со стороны приходили актрисы. Я показалась один раз, меня оставили, – не скрывала своей законной гордости Нина. И тут же следовал обязательный протокольный реверанс в сторону «шефа». – У Любимова есть одна замечательная черта: даже когда актер ему по-человечески не нравится, но при этом он лучше всех справляется с ролью, он будет играть».
На репетициях Юрий Петрович требовал от исполнительницы роли Мнишек: «Марина должна быть овеществленным высказыванием Пушкина: «Змея!» И играть эту стерву… Марина холодная женщина, фригидная. Ей надо точно договориться с Лжедимитрием и доложить отцу и всем участникам заговора, что и как… Ей мешает страсть Димитрия, чтоб по делу поговорить… Марина Самозванцем, как щенком, играет. И в этом есть польское высокомерие, полный холодный расчет. Это как фиктивные браки сейчас заключают… Надо, чтоб чувствовалось у нее: «С какой мразью, сволочью я себя связала. А уж ничего не поделаешь. Уже замуж вышла, прописала»… Он же – шпана. И она тоже – оторва… Тут надо научиться лаяться, как польки… Тут у них о чем разговор? Он: «С любимым рай в шалаше». А она: «Какой шалаш? Мне вилла нужна! И вся Московская область. Огородим забором всю область, и будет наша дача». Это ж не любовные забавы для Марины…»
Маргарита, Марина Мнишек были звездными ролями Шацкой. Но, конечно, и кроме них у Нины случались удачи, пусть не такие громкие, но все же. Например, отчаянная Женька Комелькова в спектакле «А зори здесь тихие…» или царственно красивая Наталия Николаевна Гончарова в пушкинском «Товарищ, верь».
Однако, положа руку на сердце, признаем: чаще Шацкой доставались-таки безымянные героини второго плана – певичка в ресторане («Час пик»), дама в «Жизни Галилея», молодая проститутка в «Добром человеке из Сезуана»…
«Я просто от природы невезучая, – объясняла Нина Сергеевна – … Меня Бог не наградил одним качеством, которым должны обладать все артисты, – честолюбием… Я – человек очень ленивый, и могу добиться только того, чего очень захочу…»
Первые годы на Таганке и самому Филатову особой радости не доставляли – стоящих работ было маловато, раз-два и обчелся. Поначалу молодому актеру доверяли главным образом эпизодические роли. То Янека Боженецкого в «Часе пик», то помощника Галилея Федерцони, то Егора Ивановича («Мать» по Горькому), то Мотовилова («Пристегните ремни!»). Но все-таки он верил: «ковер покажет», и упрямо ждал, чувствуя, что способен на большее.
Никому не жаловался на не слишком ладно складывающуюся карьеру. И другим не позволял. Сокурсница Таня Сидоренко, тоже попавшая на Таганку, вспоминала, что тех, кто начинал скулить, Филатов обычно обрывал резким тоном: «В первую очередь в этом виноват ты сам. Либо добивайся чего-то, либо
