тепло.
Он снова начал меня целовать, одновременно лаская тело.
— Я хочу тебя, — смело сказала я, притягивая его обнаженное тело к себе. Я ощущала силу его желания и слышала судорожные вздохи. Но он почему-то медлил. Неужели он думает, что я девственница? Этого мне ещё не хватало.
Я приподнялась и решительно стянула трусики. Думаю, Кен просто не догадался бы, как они снимаются.
Он лежал на спине и несколько удивленно наблюдал за мной. Я, извиваясь, растянулась сверху на нем.
— Кеннет Уортингерн, ты великолепен, — сказала я, поцеловав его в губы.
Я ласкала губами его шею, торс. Наслаждалась манящим мужским запахом, свойственным только ему одному.
Чувствуя, что его желание на пределе, я решительно развела ноги и оседлала его бедра. Он застил удивленный, но уже в следующее мгновение помогал мне, устроится удобнее. И когда я мучительно медленно вбирала его плоть внутрь себя, голова его была запрокинута назад, а из груди вырвался стон.
Мы застонали в унисон, когда погружение достигло конца. Упругая плоть заполнила мое лоно.
Затем я начала ритмично двигать бедрами, поднимаясь и опускаясь. Руки Кена ласкали мою грудь, причиняя непередаваемое наслаждение.
Вскоре я ускорила темп, чувствуя, как нарастает томление внутри живота. Послышался долгий стон Кена, и я ощутила, как его семя оросило мои тайные глубины. В этот момент что-то обжигающе-горячие взорвалось внутри меня, и я бессильно обмякла.
Некоторое время мы не двигались обессиленные. Но потом я все же встала, и перекатилась на спину.
— Ты не была девушкой! — придя в себя, сказал возмущенно Кеннет.
Я фыркнула.
— Да, и ты не новенький. Могу представить, сколько баб тобой успело попользоваться, — съязвила я, оскорбленная.
Он резко сел на кровати.
— Кто он? Я его убью, — яростно прошептал он.
— Ты никогда их не увидишь, — устало прошептала я. Хотя решение, остаться в этом мире, было принято, но к мысли этой ещё нужно было привыкнуть.
— Их? Их?????????????? Сколько же их было? — лицо Кеннета покрылось пятнами.
— Двое. Но тебе не очень беспокоиться. Они очень далеко.
— Не беспокоится? Я конечно никогда не грезил о девственнице, но все же моя жена должна быть невинной, — ответил он.
— Это все глупые предрассудки. И только дураки в них верят. Разве лучше, когда девушка невинна в брачную ночь, а потом, выйдя замуж, начинает наставлять рога мужу? — увидев, что его лицо побелело, я, предостерегая, выдвинула руки: — Я же никогда тебя не предам, если ты будешь придерживаться того же.
— Ты необычайно наглая девица, Кассандра! Еще и условия мне ставишь, — он вскочил и стал яростно натягивать одежду.
— Да, пожалуй, тебе пора, — я демонстративно зевнула, и повернулась к нему спиной. — Увидимся завтра на балу, — сказала я, закрывая глаза.
В ответ ничего не последовало, и вскоре в комнате стало тихо. Я сняла маску безразличия и поднялась с кровати. Закрыв окно и надев обратно майку и трусики, я забралась под одеяло. Но сон долго не шел ко мне. Все ещё больше усложнилось.
Глава 11
Я проснулась поздним утром. Меня разбудил шум и крик, доносившийся с первого этажа. Я удивленно села на постели. Нет, я бы не удивилась, если бы это происходило в моем 21 веке. Там тетка Белинда любила с утра поголосить на пару с подругами, обсуждая кого-нибудь из знакомых. Но здесь это считалось верхом неприличия.
«Что же такого произошло?», — думала я, поднимаясь с постели. «Может, обнаружили пропавшую бутылку бренди и теперь ругают слуг».
Мой взгляд упал на надпитую бутылку. Я быстро схватила её и сунула в шкаф. И едва я успела надеть халат поверх майки, как в мою дверь постучали.
— Милая, ты ещё спишь? — тихо позвала с коридора маркиза.
— Нет, Элизабет входи, — проговорила я голосом полным достоинства. Но в душе все сжалось от неприятного предчувствия.
Элизабет буквально ворвалась в спальню, что было ей совсем не свойственно. Значит, случилось нечто ужасное. А вдруг кто-нибудь увидел, как герцог лез в мое окно? Меня прошиб холодный пот. Было невыносимо стыдно перед маркизами.
Элизабет все мялась, смотря на меня из под полуопущенных век.
— Что-то случилось? — не выдержала я, и осторожно спросила.
— Кеннет приходил уже четыре раза, начиная с восьми утра, — прерывисто зашипела она. Такое время считалось у них неприличным для визитов. — Он очень взбудоражен. И требует тебя видеть. Я его убеждала, что ты ещё отдыхаешь. Но он все продолжал настаивать. Слава Богу, двадцать минут назад он отбыл по делам в Парламент, — она ещё больше понизила голос, а глаза её расширились: — Он так громко изъяснялся, и даже Гастингсу наступил на ногу и обозвал его болваном, пытаясь пройти на второй этаж.
Представив высокомерное лицо Гастингса, я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.
— Неужели за эту неделю он так соскучился по тебе. Герцог всегда так вежлив и терпелив. Сегодня я его просто не узнала, — размышляла вслух маркиза.
Я же только порадовалась, что Кеннет не дождался меня. Конечно, мы встретимся с ним вечером на балу у графини Жогертон, но там он не посмеет закатить скандал. Или посмеет?
В искристом белоснежном платье, я входила в бальный зал. Чарльз держал нас с Элизабет под руки и гордо задирал голову.
— Маркиз и маркиза Эмильтон. — громогласно пробасил дворецкий. Затем добавил, увидев меня: — Мисс Эмильтон.
В зале внезапно стих гул голосов и как по команде головы одна за другой поворачивались в нашу сторону. Сказалось долгое отсутствие маркизом, а также внезапное мое появление. Даю руку на отсечение, сейчас все гадают, на кого я похожа.
Мы двинулись в толпе людей, старательно делая безразличный вид.
— Элизабет, Чарльз, как я рада вас видеть, — проговорила брюнетка в зеленом атласном платье, протягивая к нам руки.
— Здравствуй, Шерри, — поздоровались маркизы. — Дорогая, это наша дочь Кассандра, — живые изумрудные глаза устремились на меня. — Кассандра, познакомься — графиня Жогертон.
Я почтительно расплылась в реверансе, моля Бога, чтобы от напряжения не лопнули шнурки на стиснувшем меня корсете. Горничная как обычно перестаралась.
Графиня улыбнулась мне теплой улыбкой и, указывая изящной ручкой на молодого мужчину, стоящего справа от неё, проговорила:
— Мой сын — граф Рудольф Жогертон.
Граф был похож на мать как две капли воды, но даже по мужским меркам был безумно красив. Но эта красота почему-то не трогала. Да, и имя Господи помилуй!
