самолюбование — верная гибель для искусства. Молодость советской литературы в том, что она целиком литература народная, точнее — все ее основное движение — к народу, к вечному источнику творчества. Народ строит и борется во имя реальных задач. Они сформулированы товарищем Сталиным в его кристально ясной, уверенной речи 6 ноября. Свершение этих трех задач — отправная точка для дальнейшего, столь же реального пути советского народа в отчетливо разворачивающуюся перспективу будущего, в царство Человека с большой буквы. Советская литература молода, — в ней, как в народе, живет и крепнет нравственная сила.
Английский критик Ральф Фокс, погибший в Испании, говорит в своей книге «Роман и народ», что многие английские и французские писатели сворачивают с пути гуманизма, уходят от великих западных традиций. Это так, ибо фашизм, прежде чем ворваться в Европу с танками и бомбардировщиками, привел ее в состояние морального паралича работой «пятых колонн». И вот вам — роман «Путешествие на край ночи», точнее его нужно было бы назвать: «Путешествие Франции на край ночи, от Робеспьера к Лавалю».
Нет, путь советской литературы — гуманизм. «Пролетарское по своему содержанию, национальное по форме, — таково общечеловеческое искусство, к которому идет социализм», — сказал Сталин. Бесклассовое общество, которое мы строим, есть необходимая предпосылка для торжества гуманизма. Человек — цель всех наших усилий. Фашизм есть падение человека. Гитлеровские армии — это армии мертвецов, штурмующих живое человечество. Красные щиты преградили им путь с той великой нравственной силой, которую не пройти.
Девятьсот советских писателей — романистов, драматургов, поэтов, очеркистов, журналистов — находятся в рядах Действующей армии, среди воюющего советского народа. Помимо непосредственных задач борьбы, — они проходят ту суровую школу художественного опыта, которая, при наличии трех основных слагаемых нашей литературы — социалистической идейности, народности и многонациональности, обусловливает ей мировое будущее.
Вступительное слово на антифашистском митинге работников искусства и литературы
Дорогие товарищи!
Славно великое прошлое нашего классического искусства, славен и двадцатипятилетний путь усилий советского искусства сказать новое слово о новом человеке в новых условиях его общественного бытия.
Плохо ли, хорошо ли мы, советские художники, поэты, артисты, композиторы, живописцы, выполнили кашу задачу, — налицо явление огромного исторического значения: советское искусство стало народным искусством, многомиллионный народ внимает ему.
Октябрь дал народу молот, чтобы ковать свое счастье, и серп, чтобы пожинать плоды его. Октябрь дал народу его искусство. Но не сразу и не легким путем пришло оно к тому, чтобы стать народным. Но, став народным искусством, оно вступило на великий путь.
Казалось бы, по примеру прежних войн, грохот пушек должен был заглушить голос поэта, искусство во время войны должно понизить свое качество, упроститься, а то и замолчать. Нет. Воюющий советский народ находит в себе все больше и больше нравственных сил в кровавой и упорной борьбе с армиями пещерных людей, организованных фашизмом, все настоятельнее требует от своего искусства больших слов о большой правде, о большом добре… Советское искусство в дни войны становится голосом героической души народа.
Мы собрались сегодня в Москве, чтобы всему миру, всем друзьям нашим рассказать о наших делах, мыслях и чувствах, о нашей непоколебимой воле — бороться и победить, сказать о наших неисчерпаемых резервах творческих сил, сказать о нашей пламенной любви к Родине, о нашей верности братьям и друзьям нашим. И сказать нашим смертельным врагам, что советское искусство умеет пламенно любить и умеет огненно и действенно ненавидеть. В ненависти к вам, враги, советское искусство почерпнуло глубокую нравственную творческую тему. И оттого искусство наше сверкает, как меч, над головой врага.
По поручению инициативной группы объявляю антифашистский митинг работников искусства и литературы открытым.
Черные дни гитлеровской армии
Вот какие встревоженные голоса понеслись в эфир из Центральной Европы: «…На Восточном фронте происходит самое ожесточенное сражение этой войны, — одновременно оно является самым великим сражением в истории…
Нажим русских войск поистине страшен по своей силе… Русские сражаются с необычайной яростью… Положение на фронте весьма серьезно…»
Мы всегда утверждали, что Гитлер — дилетант в политике и войне. Несмотря на наличие у него опытных политических советников, он умудрился вооружить весь мир против фашистской Германии; несмотря на наличие опытных генералов, умудрился привести германскую армию на край гибели, куда — в черную бездну — она в непродолжительном времени и свалится без остатка, увлекая за собой и Гитлера, и фашизм, и все немецкое счастье… Как истый дилетант, он уверяет, что земной шар у него уже в кармане, что стоит ему сказать: «Сталинград будет взят» — и Сталинград у него тоже в кармане.
Несмотря на то что Гитлер уже три раза назначал сроки взятия Сталинграда и в октябре и в ноябре, — муштрованные немцы ему еще верили. «Этой зимой, — пишет один, — никакого отступления не должно быть. Фронт здесь удерживается любой ценой, порукой тому — немецкий „сталинградский гренадер“, это звание присвоено нам фюрером»… «Уж зиму-то эту мы выдержим, будем зорко следить, чтобы русские не были слишком нахальны, как в прошлом году…» — «За все время русского похода русский солдат ни разу еще так не оборонялся, как в Сталинграде, но дерется и упорствует он напрасно, на девяносто процентов город — в наших руках… Все же, дорогая Клара, пройдет еще несколько дней, когда ты прочтешь экстренное сообщение: „Сталинград взят…“»
Письма с этими строками — от середины ноября, как раз перед тем, как на немецкие головы неожиданно грянул русский гром. Немцы скучают в Сталинграде, война треплет им нервы, они раздражены тем, что русские «невообразимо упорны» и все стреляют из своих щелей и подвалов. «Иногда во мне вскипает такая злоба, что я готов все перебить… К тому же эта постоянная трескотня и связанная с ней опасность. Война — это самое отвратительное, что есть в мире…»
В самом деле, какого черта эти русские все еще цепляются за какие-то клочки своей земли? Все равно Сталинград — немецкий город и немцы никогда отсюда не уйдут. Пора понять, что немцы приходят и никогда не уходят…Так сказал фюрер.
«Хочу описать тебе, дорогая Грета, что делается вечерами у нас в блиндаже… У одного в руках — рубашка, у другого — кальсоны, каждый занят подсчетом наличного состава живности, называемой нами „танками“, — работаем молча… Я не могу думать о будущем, тогда мне становится совсем непереносимо; я надеялся этот день моего рождения провести с тобой, но, увы, провожу его в печальной обстановке… Ну, как тут не разреветься…»
В эти лирические настроения скучающего Карла, превращенного Гитлером в профессионального бандита, но все еще сохранившего за тихим занятием — обшаривания своей рубашки — склонность к меланхолическому раздумью, ворвался гром пушек наступающей Красной Армии. Откуда она взялась? Ведь Гитлер на весь свет трижды побожился, что под Сталинградом уничтожаются ее последние остатки… «У русских даже уже больше нет авиации, — по ночам летают и бомбят какие-то „тихоходные кофейные мельницы…“» (Это «У-2»-то «кофейные мельницы»!) Ну, ладно! Во всяком случае, Красная Армия откуда-то взялась, и взялась так серьезно, что у немцев получилась полнейшая путаница в сознании — ножницы между победными обещаниями Гитлера и жуткой действительностью.
Вместо победоносно нападающей стороны Шестая армия в составе двухсот пятидесяти тысяч
