Досель еще свирепствует. НапрасноНароду я все житницы открыл,Истощены мои запасы. В день,Когда венец я царский мой приял,Я обещал: последнюю рубахуСкорей отдать, чем допустить, чтоб былКто-либо нищ иль беден. Слово яТеперь сдержу. Открыть мою казнуИ раздавать народу: царь-де помнит,Что обещал. Когда казны не станет,Он серебро и золото отдаст,Последнюю голодным он одеждуСвою отдаст — но чтоб лихих людейНе слушали; чтобы ловили всех,Кто Дмитрия осмелится лишь имяПроизнести!
Входит царевич Федор.
Мстиславскому сказать,Чтоб воеводство над войсками принял.Украинским уж боле воеводамНе верю я. Ступай, исполни все,Как я велел.
Семен Годунов уходит.
Федор
Отец, так это правда?Земле грозит опасность? Этот дерзкий,Безумный самозванец в самом делеМог обмануть украйны? Мог рубежПереступить? И на тебя войноюТеперь идет?
Борис
Недолго будет он,Надеюсь я, торжествовать. УликиУ нас в руках.
Федор
Но между тем у насОн города берет? Отец, пошли,Пошли меня и брата ХристианаК твоим войскам! Вели, чтоб под началоОн взял меня!
Борис
Сын Федор, если б врагДостойный шел на Русь, быть может, яПослал бы вас; но с этим темным воромЦаревичу всея Руси сразитьсяНе есть хвала. Кто плахе обречен —Не царскими тот имется руками.
Федор
Не княжескими также. Ты, однако,Мстиславского на этого врагаСейчас послал. Его ты, стало быть,Ничтожным не считаешь. Ты велишьХватать всех тех, кто произносит имяПокойного царевича; отец,Нам правосудье ведомо твое —Ты мог ли бы то сделать, если б тыОпасности не чаял? Мы со КсеньейОб этом долго толковали; горькоКазалося и непонятно нам,Что ты, отец, который столько разНам говорил: я лишь дела караю,Но ни во чью не вмешиваюсь мысль,—Что начал ты доискиваться мыслей,Что ты за мысль, за слово посылаешьЛюдей на казнь! Но мы решили так!Насилуешь свое, отец, ты сердцеЗатем, что Русь в опасности. И еслиОно так есть — и если в самом делеОпасность ей грозит, — кому ж, отец,Встречать ее, кому, коли не мне?
