— Значит, ты думаешь, это н-не?..
Я тряхнул головой и ничего не ответил — во избежание. Мона уловила мой настрой и тоже заткнулась.
Дура. Это же какой дурой надо быть, а? Мало того что она оказалась шлюхой, так при этом еще и дурой.
В той части города немало студентов. Один из них — или просто какой-то парень — попытался ее подцепить. Он видит, что хорошенькая девчонка гуляет одна поздно вечером, и едет за ней, думая, что она даст ему от ворот поворот. А ведь ему только и нужно было что сказать: «Так как насчет этого, пупсик?» — и, может, она тут же прыгнула бы к нему в машину. Но он этого не знал, вот и…
В общем, как-то так дело и было. Так или иначе. Конечно же, Мона чертовски переволновалась — она ведь и так напугана, терзается совестью, да еще ей приходится жить в доме, где произошло такое. И все же ей не стоило так себя вести. Она поступила чертовски глупо.
Я отъезжал все дальше от города и старался успокоиться. Постепенно мне становилось ее жалко, и я подумал: не стоит винить ее в том, что она потеряла голову. Случившееся потрясло бы любого, окажись кто на ее месте. Даже меня — а уж я-то привык держать удар.
Я снова заговорил, стараясь быть с ней поласковее. Объяснил ей, что произошло и что ей совершенно нечего бояться. Сперва она не могла мне поверить. Она была настолько не в себе, что не верила правде, даже когда правду подсовывали ей под самый нос. И доказывали, что это правда. Но я продолжал говорить, и в конце концов она поверила.
К этому времени мы уже оказались за городом. Я свернул с большой дороги и припарковался. Мона слегка наклонилась ко мне, застенчиво улыбаясь. Я обнял ее. Ее пальто было совсем изношенным, а под ним только халат. Я чувствовал ее тело, его тепло и мягкость.
— Ну? — Я приблизил губы к ее уху и прошептал. — Так как насчет этого, пупсик?
— Ч-что? Ах, — пролепетала она, вспыхнув. — Ты хочешь прямо здесь… с-среди бела дня?
— Что за черт! — воскликнул я. — Да ведь ты знаешь, о чем идет речь! По крайней мере, должна знать.
Она ничего не сказала, но взгляд ее изменился. Стал больным — совсем больным, как у больной собаки. Тогда я убрал руки оттуда, где они были, и просто обнял ее за плечи, покрепче.
— Извини, — сказал я. — Бывает, я грубо выражаюсь, а сейчас просто не подумал, как это прозвучит.
— Все… все в порядке, Долли.
— Забудь, что я это сказал, ладно? Потому что я ничего такого не имел в виду. Просто так выразился. Черт, я же все знал о тебе, и с самого начала, верно? И мне было абсолютно все равно, да?
— Я н-никогда не хотела этого, Долли. С тобой — да. С тобой все было иначе, и я хотела дать тебе все, что я…
— Конечно. Думаешь, мне это неизвестно? — Я улыбнулся ей, ласково ее обнял — и на мгновение совершенно забыл о Джойс. — Ты самая милая, самая лучшая девушка на свете, и мы с тобой отлично заживем. Мы пробудем в городе еще недели две-три, убедимся, что все чисто, а потом уедем. И не будет никакого прошлого, детка, только будущее и…
Мона прильнула ко мне. Через некоторое время у меня иссяк запас слов, так что я просто обнимал ее и гладил. Так прошло, наверное, минут пятнадцать-двадцать. Потом мимо двинулся отцеп вагонов, и нам пришлось друг от друга оторваться.
— Долли, я не хочу… мне бы не хотелось тебя беспокоить, но…
— Ну какое ж это беспокойство? — перебил я ее. — Ты только скажи старине Долли, в чем дело, и если он в силах тебе помочь, то обязательно поможет.
— Ну, тогда мы можем увидеться сегодня вечером? Хотя бы ненадолго. Мне так с-страшно в этом доме! Если бы я могла увидеть тебя хоть н-ненадолго, прежде чем лягу спать…
В глазах Моны все еще стояли боль и обида. Эти чувства были не очень сильны, но ничего не стоило их усилить. Я не мог допустить, чтобы она решила, будто я ее снова бросаю.
— Ну конечно же, я бы тоже этого хотел, — ответил я, — но, возможно, это не самая мудрая мысль, понимаешь? Если кто-то заметит меня рядом с твоим домом…
— Тогда позволь мне приехать к тебе! П-пожалуйста, Долли. Только на несколько минут, и я не буду тебя больше просить, пока… пока все не кончится.
Ну…
Ну?
— А ты не… ты ведь говорил про полицию, да? Ты уверен, что они за мной не следят? Ты не боишься, что я…
Я ответил, что, конечно, же уверен. Я бы не стал пудрить ей мозги по такому серьезному поводу.
— Понимаешь, милая, дело вот в чем. Есть одна проблема. Мой босс, этот Стейплз, ну, тот, кому ты внесла за меня залог, в общем, он довольно часто заходит по вечерам. Якобы поговорить о работе, и все такое. И если он тебя увидит — пиши пропало. Он и так что-то заподозрил насчет денег. Видишь ли, у меня не должно было быть денег, да и у тебя тоже. И вообще — между нами не должно быть отношений. Так что если он узнает…
Она кивала почти нетерпеливо. Про Стейплза она поняла. Но пока что мне не удавалось выкрутиться.
— Я могла бы прийти позже, Долли. В любое время… в полночь. Для него ведь это слишком поздно, да?
— Ну да, конечно. Но… э-э…
— Ах, — вздохнула она.
— Так, погоди-ка, — сказал я. — Милая, ведь я пытаюсь тебе объяснить. Видишь ли, мне трудно найти для этого слова, но… э-э…
— Я понимаю, — сказала она.
Ну не мог я допустить, чтобы она так себя чувствовала. Я начинал ерзать от смущения, да и небезопасно это было. По крайней мере, сейчас. На этом этапе игры, когда Мона так ослабела, что почти не отбрасывала тени.
— Почему бы нам не сделать вот что? Давай-ка ты придешь около девяти, а я встречу тебя снаружи. Я скажу… в случае, если там кто-то будет… что мне надо купить сигарет, и встречу тебя в квартале от автомобильной свалки. На углу, возле аптеки.
— Ну… Если ты точно этого хочешь.
— Не то слово. Я просто соблюдаю осторожность, вот и все. Черт, детка, для меня нет ничего лучше, чем быть с тобой.
Я заставил Мону в это поверить. Потом сказал ей, как меня беспокоит, что она осталась без денег, и уж было полез в чемодан с образцами. Но спохватился и достал бумажник. Ни к чему ей знать, что добыча со мной. А то, при этих ее сомнениях, она могла бы взять и попросить свою долю прямо сейчас.
Я дал ей пять долларов из своих денег. Мы еще немного поговорили, а потом я отвез ее к автобусной остановке и там высадил.
В тот день мне уже не хотелось работать, но я все-таки кое-что поделал — только чтобы убить время. Я выручил двадцать долларов и присоединил к ним сорок из старухиного портфеля. Остаток дня я просто валял дурака; в шесть часов приехал отмечаться в магазин.
Стейплз был в порядке. Ну то есть не доставал меня. Через десять минут я уже вышел из магазина и отправился домой.
Платформы с гравием уже увезли, зато сегодня на запасном пути стояли три платформы угля. Одну из платформ поставили так, что она загораживала часть улицы и было непросто проехать. Наконец я протиснулся, поставил машину и вошел в дом.
Я позвал Джойс. Ее голос, донесшийся из спальни, был еле слышен. Я заглянул в нишу, где располагалась столовая.
Ужин был готов. Он стоял на столе, но я увидел только один прибор. Мой.
Я поставил чемодан, снял шляпу и пальто. Поколебавшись, все-таки пошел в спальню. Я остановился в дверях — казалось, мне не стоит туда заходить — и поглядел на Джойс.
