может быть никогда!
Но я ясно чувствовал, что за мной наблюдают. А потом…
Шаги.
И так отчетливо… Совсем близко!
Какой–то миг я прислушивался: с какой стороны? А потом понял, что это бесполезно. Он не один! Эти шаги — лишь чтобы отвлечь! А их много… Только остальные крадутся совершенно бесшумно…
Не помню, как я долетел до кабинета психолога.
Свет лампы в глаза, монотонный голос — боже, какие пустяки! Зато здесь человек. Живой человек!
Я готов был уже плюнуть на все, рассказать ему все. И про шаги, и про силуэт… Это не видения! Не могут быть видения! Если это видения — то что же тогда реальность?! И я…
Не сказал.
Наверно, это обострившийся слух. Если уж за лампой мне не видно человека, я хотел хотя бы слышать его: дыхание, как он сглатывает, или откашливается…
Я прислушивался, но…
— Не отвлекаться! Решайте!
Зачем–то мне опять дали решать тест на ай–кью, будто за эти дни я мог сильно поумнеть. Я решал, но почти на автомате. Потому что по ту сторону стола, за слепящей лампой…
Я не слышал ничего. Ни дыхания, ни покашливания. Лишь иногда… Что это за звук? Будто прошуршит что–то. Что–то шершавое медленно, очень медленно движется по какой–то поверхности. А вот чуть иначе. Шершавое — по шершавому. И даже не шершавое, а чешуйчатое. Как кожа змеи… Или… Быстрее, чем одна змея… Щупальца…
— Не отвлекаться!
А за тестом — допрос. Этот вечный допрос, когда и в какие игры я играл. И вдруг:
— Вы в последнее время не заметили ничего странного?
И тихое шуршание за лампой, будто любовные ласки двух змей…
Я вдруг отчетливо понял, что Дисней и Игорян… Психушка? Господи, какие пустяки! Но они не свихнулись, нет. Просто увидели что–то… Заметили что–то такое, чего не должны были знать…
— Так не заметили ли вы чего–то странного?
Я заставил себя разлепить губы, постарался, чтобы мой голос звучал как можно естественнее:
— Странного? В каком смысле?
Я прислушался. Но теперь в темноте было тихо.
— В последние дни… Не отводить лицо от света!
Господи… А если эти шорохи — тоже чудятся мне?! Те шаги в лабиринте, и теперь это…
Но одно я знаю точно. Начинаю я сходить с ума, или все эти шаги и шорохи есть на самом деле, — я не должен про это говорить, если хочу выбраться отсюда.
Свет в нашем коридоре был избавлением.
Наконец–то светло! И все вокруг — знакомо, привычно. Стены, повороты, каждая ниш…
СЛЕВА!
Я замер, в один миг на меня накатило отчаяние — и здесь! Они уже и здесь…
Он проходил прямо через черное стекло в нише. Выбирался с той стороны — ко мне…
Но силуэт вздрогнул, обернулся — и оказалось, что это всего лишь Сова. В такой же, как и у меня, цветастой «пижаме». Забрался на выступ под стеклом, скрючился весь, пытаясь закрыться от света не только ладонями, но и всем корпусом.
Он спрыгнул на пол и, оглядываясь на меня, ушел по коридору. Где–то открылась и закрылась дверь.
Я постоял, переводя дух. Я весь взмок. Холодный, липкий пот.
Но, по крайней мере, наша каюта — вот она! Здесь был теплый свет, и привычно щелкали клавиатуры и мыши, жизнь продол…
Пять кресел, но только два заняты. Туза и Пацака нет.
А Лис и Батый лихо молотили по клавишам и дрыгали мышками, не замечая, что остались вдвоем… Будто заводные куклы, чужие, незнакомые…
Я с трудом удержал порыв выскочить из комнаты обратно в коридор.
— А где Туз и Пацак?
Собственный голос показался мне чужим, каким–то деревянным.
— А, Мессир… — Лис невесело ухмыльнулся. — В гости ушли. И блокнот у меня отобрали.
— Какой блокнот?
— Да Диснея…
— Зачем?
— Свои клочки у них кончились.
— Они решили составить карту… — задумчиво сказал Батый. — Каждый, кто сегодня ходил к психологу, записывал свой маршрут со всеми поворотами.
— Каждый? — повторил я. Поглядел на нашего разносчика блох и слухов. — Лис?
Почему такие тектонические процессы идут незаметно от нас?
Лис, весь сморщившись, глядел в стол.
— Да как–то… Как–то они… Не знаю даже, как это они мимо меня просочились со своими порывами…
— Совсем ничего не знал? — мне даже забавно стало. Наверно, это потому что после страха.
— Нет, ну теперь–то, от Туза… Это Оркан и Хант замутили. Оркан, он с мехмата, а Хантер на физфаке. У них с пространственным мышлением хорошо. Решили, что смогут составить план. Прикинули, что им для этого надо. Объяснили каждому, что надо записывать и повороты, и боковые проходы, и сколько шагов между каждым проходом… Целую систему разработали…
В каюте у шахматистов было людно. Туз и Пацак были здесь. А в центре — Орканоид и Даркхантер. Выдвинув одну кровать как стол, они возились с грудой бумажных клочков.
Вот только особого оживления на лицах я не видел.
И на нас с Лисом как–то не очень приветливо поглядели.
— Зря вы нам не сказали, — Лис уже просочился к самому «столу». — Мессир бы тоже записал, как ходил… Чего такие грустные, не выходит? Мало инфы?
— Я бы не сказал, что ее мало… — пробормотал Оркан.
— А по–русски?
— Что–то не то выходит, — признался Хант.
— Или как раз то, — заметил Туз. — Как раз то, что нужно, чтобы ответить, что же здесь происходит…
— Да в чем дело–то?
— С геометрией здесь что–то не так…
— Если пытаешься обойти вокруг, то…
— Обойти что?
— То, что за стеклами! Зона бункера, которая с той стороны коридора! Что же еще!
— Вы хотите пробраться туда, к этим «окнам», с другой стороны?
— Хотели, да только не судьба. Туда не попасть. Нет ни одного прохода, ведущего туда. Если сворачивать всегда в одну сторону, то рано или поздно вернешься в наш коридор, только с другой стороны… А проходов в то место за стеклами — нет.
