магазина, ни одного высшего учебного заведения. Как и в Пензе, здесь имелись гимназия, Дворянский институт, женское и начальные училища, Институт благородных девиц.
Нижегородская земля Илью Николаевича интересовала: верхнее Поволжье было для него родным — ведь в этих местах, в Сергачском уезде, родился и рос когда-то его отец, ушедший на оброк в низовья Волги, в Астрахань.
И вот Нижний. Старый кремль с башнями и стенами, знаменитый волжский откос, с которого открываются бесконечные дали, оживленные пристани и пакгаузы на набережной, живо напоминающие Астрахань. И новое место работы — гимназия: длинное здание на Благовещенской площади. Парадный подъезд с массивными фонарными столбами под бронзу открывается лишь в дни торжественных актов да для встречи почетных гостей. А вот этот, боковой, для ежедневного пользования. Сумрачный коридор с чугунным полом (этот пол — подарок местного филантропа Немцева); «фундаментальная» библиотека — на нее купец Костромин пожертвовал тысячу рублей; классные аудитории, кабинеты, квартиры для преподавателей. На крыше гимназии — флюгер. Медь по фронтону: «Губернская гимназия».
Илья Николаевич приступает к делу. У него теперь больше забот: он глава семейства, на его плечах лежит ответственность не только за свою жизнь. Хлопоты, связанные с устройством, с приобретением мебели — со всем тем, что для семейного человека обозначается словами «обзаведение хозяйством», — отнимают время.
В Нижнем Новгороде Ульянов работает одновременно в нескольких местах. Он ведет занятия на землемерно-таксаторских курсах. Преподает физику и математику в местном женском училище. Служит воспитателем в Дворянском институте.
Конечно, нелегко исполнять обязанности, которые он взвалил на себя. Приходится иметь дело с администрацией четырех учебных заведений, вести предметы по разным программам. Кроме того, женское училище находится далеко от гимназии. У Ильи Николаевича там всего четыре урока в неделю. И за десять рублей в месяц, нагруженный наглядными пособиями, он отмеривает версты.
Чете Ульяновых на первых порах приходится трудновато. Но к ноябрю все отлажено. С жильем определились: так как Илья Николаевич работает воспитателем в Дворянском институте, ему предоставили там казенную квартиру.
С первых дней своей работы Ульянов в самой гуще педагогических страстей. Правительство готовило школьную реформу и уже ознакомило страну с проектами школьного устава.
Реформы 60-х годов, в том числе и школьная, как оценит их позднее В. И. Ленин, были «шагом по пути превращения феодальной монархии в буржуазную монархию».[3]
Система обучения и образования, сложившаяся еще в крепостнический период, явно не отвечала, как бы сказали мы, потребностям дня. Устарело сословное обучение, надо было создавать условия для широкого развития начальных народных школ, приблизить содержание гимназического образования к нуждам капиталистического развития страны. Не удовлетворяли и педагогов и учащихся складывающиеся десятилетиями методы обучения. Много нареканий со стороны демократической общественности вызывали деятельность гимназических педагогических советов, способы подготовки учителей.
Учитывая все это, министерство народного просвещения и поручило своему ученому комитету разработку нового школьного устава, «более сообразно с современным взглядом на обучение и воспитание, и более отвечающего действительным потребностям в учении».
Устав разрабатывался восемь лет. В подготовке проектов участвовали многие видные педагоги России.
В 1860 и 1862 годах было опубликовано два его проекта. Учителя горячо и заинтересованно обсуждали их.
Замечаний по проектам набралось шесть объемистых томов, которые были изданы в 1862 году.
Дискуссия шла острая. Сталкивались самые разные точки зрения по различным вопросам. Взглядов, суждений, мнений было немало, но две основные тенденции проявлялись совершенно очевидно. Передовая педагогическая общественность выдвигала идею общечеловеческого бессословного образования, в основе которого лежала бы бесплатная и всеобщая начальная народная школа, желала широкой его демократизации, мечтала о большей автономии учительства, об ослаблении правительственного, полицейского и духовного надзора.
Всего этого боялись и яростно не принимали царизм, реакционное дворянство.
Некрасовский «Современник» критиковал проекты школьного устава с позиций революционного демократизма. Журнал отмечал, что новый устав не уничтожает полностью сословных перегородок в школе, что бюрократическое управление народным образованием остается почти неизменным, что недостатки сложившейся школьной системы таятся в недрах существующего общественного строя. Конечно, все это в условиях подцензурной печати говорилось не столь открыто, но позиция передового журнала не требовала комментариев. Илье Николаевичу она была близка.
В конце концов были утверждены «Положения о начальных народных училищах», «Устав гимназий и прогимназий» и «Университетский устав». В них, как и в прочих реформах царизма 60-х годов, сказывалось стремление самодержавия сохранить незыблемыми основы государственного и общественного устройства. Новые уставы были противоречивы, половинчаты. Они, несмотря на отмену крепостного права, все еще продолжали сохранять крепостнический дух. С одной стороны, реформа пыталась разрушить старую феодальную сословную школу; с другой — сохранить ее самодержавно-помещичий характер. Как отмечал Н. Г. Чернышевский, правительство подготавливало реформы «под влиянием двух основных привычек власти. Первая привычка состояла в бюрократическом характере действий; вторая — в пристрастии к дворянству».
Как преподавателя Илью Николаевича в первую очередь интересовал «Устав гимназий и прогимназий». Он с большим вниманием изучил его и был разочарован. Кое-какие отрадные перемены устав нес: в нем говорилось о вреде телесных наказаний, они наконец-то запрещались; устав расширял права педагогических советов, они отныне даже могли утверждать предметные программы. Отменялось правило, по которому дети лиц податного сословия представляли при поступлении в гимназию увольнительное свидетельство от общества. Рекомендовалось учитывать возрастные особенности учащихся при выборе методов обучения.
Но по двум основным пунктам новый устав вызывал у передовой части учительства самые резкие возражения. Во-первых, средняя школа по-прежнему оставалась оторванной от начальной школы для большинства из «низших» сословий. И по-прежнему «кухаркин» сын практически почти не мог попасть в гимназию. Во-вторых, как и раньше, классическая гимназия с засильем древних языков предпочиталась реальной гимназии, ибо только из нее можно было поступить в университет.
И вот в таком половинчатом виде устав был утвержден Александром II.
Итак, сбылись надежды «ливрейного холопа реакции», как окрестил Герцен небезызвестного редактора «Московских ведомостей» Каткова, представлявшего крайне правые силы. Катков ратовал за латынь и греческий язык и яростно обрушивался на передовых педагогов, которые предлагали увеличить в гимназических программах число часов на историю, отечественную словесность, географию и естествознание. Он утверждал, что естественные науки «ведут к материализму и безбожию». Одну из статей о проекте нового устава Катков заканчивал вопросом: «Неужели Россия так несчастна, что ее ожидает это бедствие, которое было бы хуже мора и голода и самых жестоких поражений?» И напрасными оказались выступления передовых публицистов и педагогов России, убедительно доказывавших необходимость реального образования, необходимость изучать в школе в первую очередь науки, которые требуются для экономического развития страны: «А тут, когда нужно разрабатывать угольные копи и строить железные дороги, у нас клянут реальные школы и рекомендуют изучение Фукидида!» Создание единой системы образования, о которой так много говорили, не предусматривалось. Народная начальная школа как была обособлена от гимназий, так и осталась. Гимназии по-прежнему были учебными заведениями для состоятельных людей. Учреждалось три их типа: классические с двумя древними языками, классические с одним латинским и реальные без древних языков. Удельный вес древности в классических гимназиях еще более возрастал, а точных наук значительно снижался. Реальные гимназии считались неполноценными из-за того, что доступ из них в университеты был закрыт. Но главное — резко ограничивалось их число: не более четверти общего количества учебных заведений.
