Борьба в сфере народного образования была отражением гораздо более значительных событий, происходивших как в Нижнем Новгороде, так и во всей Российской империи.
В феврале 1863 года кончался установленный реформой 1861 года срок так называемых «временно- обязанных» отношений крестьян с помещиками, по которым крепостные оставались в полном подчинении у своих бывших владельцев в течение двух лет. Основная масса крестьян, недовольная грабительскими условиями своего «освобождения», волновалась.
С разрозненными бунтами царизм расправлялся сравнительно легко. Но в январе 1863 года восстали Польша и Литва, а вскоре властями был раскрыт в Поволжье «казанский заговор», ставивший своей целью помощь польским патриотам. Обстановка в Нижнем Новгороде сложилась напряженная. Летом из Петербурга в город был прислан по высочайшему повелению генерал-адъютант Н. А. Огарев с почти неограниченными правами для экстренного «искоренения крамолы».
За дело Огарев взялся круто. В списки неблагонадежных он занес более тридцати человек, и среди них нескольких преподавателей гимназии и Дворянского института.
Одним из первых по его приказу был схвачен канцелярский служитель Кантович. За год до этого он исполнял обязанности секретаря Чернышевского. Арестовали преподавателя Дворянского института Копиченко — одного из руководителей местного отделения «Земли и воли». Его коллега по институту словесник Попков подвергся обыску и заключению. И хотя у этого бывшего ученика Чернышевского в Саратовской гимназии ничего крамольного, кроме двух товарищеских писем Добролюбова, не было найдено, его лишили права заниматься педагогической деятельностью.
Не обошла гроза стороной и Владимира Ивановича Захарова. Он также находился под надзором полиции и был включен в список лиц, подлежащих особому наблюдению. Понимая, что при сложившихся условиях на педагогическом поприще не удержаться, Захаров устроился секретарем губернского акцизного управления. Но и здесь он пробыл недолго и был вынужден вообще расстаться с государственной службой. Так талантливый преподаватель остался не у дел. Помочь ему было невозможно.
Илья Николаевич тяжело переживал трагедию своего товарища. Репрессии, которым подвергались Захаров, Попков и другие нижегородские коллеги, заставляли глубоко задуматься. Как остаться честным человеком, верным демократическим идеям и вместе с тем удержаться на педагогической службе? Об этом теперь непрестанно размышлял Илья Николаевич, советовался с немногими друзьями, тоже тяжело переживавшими усиление реакции и мучительно искавшими ответа на этот вопрос.
В таких условиях началась жизнь и служба в Нижнем Новгороде.
…Решалась судьба Нижегородской гимназии. Какой она должна быть — классической или реальной? За этим, казалось бы, простым вопросом таилось многое. Одни видели в создании реальной школы новые возможности дальнейшей демократизации всей общественной жизни и потому отстаивали ее. Другие цеплялись за привычные устои, за незыблемость порядка, основанного на жесткой иерархии и беспрекословном послушании. И все это словно в зеркале отражалось в столкновениях по поводу нового учебного устава. Пересматривался не только объем тех или иных знаний, даваемых ученикам, подвергалась сомнению сама правомерность архаической, отстающей от запросов страны и личности системы среднего образования.
«Будем ждать — вопрос такой жгучий, такой существенный — от решения его многое и многое зависит», — писал преподаватель географии А. Ф. Мартынов в «Журнале для родителей и наставников».
Илья Николаевич в глубине души питал надежду, что при решении судьбы Нижегородской гимназии победят сторонники реального образования. Ведь и директор ее Тимофеев, и многие преподаватели придерживались аналогичной точки зрения.
Однако обстоятельства изменились.
В апреле 1864 года ушел Тимофеев — его перевели в Казань, назначили инспектором учебного округа. Заменил его на посту директора некто Садоков, умный и хитрый интриган, ярый монархист, носивший личину либерала и просвещенного деятеля. Осторожно, не спеша, тонко начал он проводить свою линию, потихоньку избавляться от самых рьяных сторонников реального обучения.
Директор возглавил консервативную группу. Сюда входили его ближайшие помощники — инспектор, священник-законоучитель, надзиратели и некоторые учителя.
Противостояли директору Ульянов, Ауновский, друг Добролюбова словесник Сциборский, ученик Чернышевского словесник Шапошников, преподаватель русского языка Мальцев, географ и этнограф Мартынов, математик Мукосеев, некоторые другие преподаватели.
И вот наступил решающий день.
3 февраля 1865 года на заседание гимназического совета, где обсуждалась судьба гимназии, директор привел бухгалтера и классного надзирателя — людей недалеких, пуще всего боявшихся потерять свои должности. Так было подготовлено по существу подтасованное «большинство», проголосовавшее одиннадцатью голосами против девяти за классическую гимназию.
Илья Николаевич решительно отстаивал свою точку зрения и голосовал за реальную гимназию. Возражая против решения «большинства», он и его единомышленники потребовали приложить к протоколу особое мнение. В этой записке, ссылаясь на то, что Нижегородская губерния с ее быстро растущими фабриками, заводами, промыслами — одна из наиболее промышленно развитых в России, они настаивали на необходимости естественнонаучного образования в своей гимназии. Они писали: «Нижний Новгород располагает гораздо большими средствами изыскать пособия для преподавания реального курса. В самом городе есть значительные механические заведения, кругом металлические и другие фабрики. Самая ярмарка представляет богатый источник для таких пособий: сюда свозятся разные машины и модели земледельческих орудий и богатейший выбор образцов для всевозможных родов промышленности… Если предложенная Нижегородская реальная гимназия не приготовит специалистов для разных родов промышленности, то, во всяком случае, даст толчок реальному образованию…»
Эти доводы не были приняты во внимание. Попечитель учебного округа, получив мнение «большинства», приказал преобразовать Нижегородскую гимназию в классическую, с одним древним языком — латинским.
Реорганизация началась летом 1865 года с закрытия реальных классов «коммерческих наук и бухгалтерии» и совпала по времени с арестом преподавателя этих предметов Аркадьева: он был приговорен к трем месяцам тюремного заключения за хранение нескольких номеров герценовского «Колокола».
Это был уже четвертый в гимназии случай преследования учителя за политические убеждения. Но Илья Николаевич и не предполагал, что вскоре настанут еще более трудные времена. А пока ему предстояло — в связи с перестройкой обучения — неотложное дело: составление новых программ. Число уроков математики сократилось. Естественные науки теперь преподавались в урезанном виде. Вопреки своим убеждениям Илья Николаевич вынужден был работать в классической гимназии.
Снискавший известность отличного педагога
Первый год Ульяновы прожили во флигеле Дворянского института. Но вскоре он оставил это, самое привилегированное учебное заведение Нижнего Новгорода, а вместе со службой потерял и право на жилье.
Почему он покинул институт?
Директором сюда назначили бывшего инспектора Ро-зинга — завзятого картежника, пьяницу, невежду, интригана. Это повышение в должности состоялось по распоряжению самого царя, не посчитавшегося с мнением попечителя Казанского учебного округа Шестакова, который полагал, что Розингу вообще нельзя доверять руководство учебными заведениями. Служить под началом такого человека не хотелось.
Именно в это время Илье Николаевичу как заведующему физическим кабинетом гимназия выделила казенную квартиру.
Освободиться от какой-нибудь из должностей нужно было и по семейным обстоятельствам: 14
