Полтора месяца не было никаких известий. 19 декабря Илья Николаевич попросил попечителя округа выдать удостоверение о праве на получение пенсии, полагающейся за 25-летнюю выслугу. Наконец 30 декабря пришло сообщение о продлении его службы еще на четыре года.
Лето в Кокушкине
Лета ждали в семье с нетерпением и дети и взрослые. Сколько радости оно несло с собой! Распростились до осени с гимназией старшие, резвятся в зеленом дворике и в саду малыши. И Мария Александровна там же: она могла возиться в саду часами. Глубокая привязанность к земле жила в ней с детских лет. Мария Александровна всегда остро ощущала вечную связь человека и земли. Хотела, чтоб и дети не росли равнодушными к природе, чтоб и они любили и ценили труд на земле.
Красота окрестностей Симбирска редко кого не волновала. С высокого берега глазу открывались громадные просторы: широкая пойма реки с ее лесами, заливными лугами и старицами, с живописными заволжскими селами. Илья Николаевич, сам выросший на Волге, любил прокатиться на пароходе, отправиться на лодке на острова, порыбачить, посидеть у костра. Глубоко западали в душу детей эти вечера, надолго запоминались песни рыбаков, их откровенные разговоры с отцом… Не здесь ли, на Волге, которую исстари называли главной улицей России, приходило к ним чувство сопричастности с великой землей, с ее талантливым народом!
Мать остерегалась пускать детей на Волгу одних — река быстрая, с водоворотами, омутами и большим движением судов. А вот на тихой Свияге, которая протекала ближе к дому, старшие — Аня, Саша, Володя и Оля — бывали частенько. Летнее утро для них — по заведенному обычаю — с купанья и начиналось. Ульяновы арендовали у чиновника Рузского на два часа купальню. Туда отец шел с мальчиками в первую «смену», мать с девочками — во вторую. И почти каждый раз, спускаясь к реке, они встречали учителя немецкого языка Штейнгауэра, который направлялся в другую частную купальню — немца Коха. Илья Николаевич шутил:
— Русский идет к Рузскому, а немец — к немцу!
Много радости приносил сад. Разрастались яблони, плодоносили вишня, крыжовник, малина. Хозяйкой здесь была, конечно, Мария Александровна, все домашние ей помогали. Мать завела строгий порядок: с какого дерева есть раньше яблоки, какие собирать для варенья, какие назиму. Указывала и грядки клубники, кусты малинника, крыжовника, где могли «пастись» дети. А три вишневых деревца возле беседки стояли необобранными до 20 июля — дня именин Ильи Николаевича — в подарок отцу…
Сад, купание на Свияге, поездки по Волге — все это приносили детям летние каникулы. Но было еще одно, главное событие, которого ожидали с нетерпением. К нему уже с зимы начинали готовиться, заранее назначали день, мечтали о нем. Это была поездка в Кокушкино, в ту самую деревеньку, где жила некогда Мария Александровна. Туда почти каждый год съезжались все четыре ее сестры со своими домочадцами. Специально для гостей Александр Дмитриевич Бланк выстроил рядом с двуэтажным домом флигель, где они и размещались. Но для любимой дочери Марии обычно отводили комнату в мезонине старого дома.
К приезду Ульяновых приурочивала свои поездки в Кокушкино и семья Веретенниковых, с сыном которых Колей был очень дружен Володя.
Из Симбирска в Казань плыли пароходом. Здесь гостили у Веретенниковых, а затем на лошадях выезжали в Кокушкино. Непоседливый, бойкий Владимир забирался обычно на козлы к ямщику со своей неизменной шуткой:
— А что, дядя Ефим, был бы кнут, а лошади пойдут, да?
Живописными были места вокруг Кокушкина. Старый парк шумел на берегу небольшой речки Ушни, перегороженной плотиной. Недалеко зеленели леса. И здесь, как и в Симбирске, были сад, огород, цветники. На реке стояла старая купальня, которая медленно погружалась в воду, как только в нее вваливалась многочисленная детвора.
Постепенно из-за неимения средств хозяйство в Ко-кушкине ветшало. Печи были испорчены — не топились, крыша протекала, лодка — и та была дырявой. Но для детей тут открывался особый мир — мир простой деревенской жизни, заполненной каждодневным трудом. Они дружили с крестьянскими сверстниками, видели жизнь простого народа, начинали понимать, чем живут, о чем думают люди земли. Ребята гоняли в ночное лошадей, работали в саду и огороде, помогали взрослым в домашних делах. Непритязательный деревенский быт приучал их уметь довольствоваться в жизни самым необходимым.
Среди крестьян были добрые знакомые. Частенько заглядывал к Ульяновым охотник и рыбак Карпей. Илья Николаевич называл его поэтом и философом — Карпей любил потолковать о серьезных жизненных проблемах, рассказывал много интересного.
Дети внимательно вслушивались в разговоры отца с жителями села, своими глазами видели неизбывную нужду и бедность в избах с соломенными крышами. Живой, реальной иллюстрацией к горьким некрасовским стихам о трудной судьбе народа была жизнь окрестных деревень.
Никакой отчужденности между приезжими и местными жителями не существовало. Марию Александровну, дольше всех дочерей Бланка жившую в Кокушкине, помнили и любили здесь многие. Приходили к ней за помощью и советом, в том числе и медицинским. Она всегда привозила с собой лекарства и раздавала их крестьянам.
От матери и отца узнавали младшие Ульяновы названия трав и цветов, учились наблюдать за жизнью природы. Александр, уже вступивший в пору отрочества, увлекался охотой, собиранием гербария. Став студентом, он там же, в Кокушкине, проводил разные биологические опыты, препарировал лягушек и даже увез с собой в университет образцы кокушкинской почвы для исследования и анализа.
Поездки в Кокушкино были почти ежегодными. Только Илье Николаевичу не всегда удавалось выехать с родными — ведь он не имел официального отпуска и каждый раз был вынужден просить об этом свое окружное начальство. Иногда ему давали всего несколько дней отдыха, в другой раз удавалось приехать недели на две. И как только он появлялся, в Кокушкине наступал праздник. Отменялись для детей занятия иностранными языками, подготовка гимназических заданий по другим предметам и вообще вся серьезная учеба. И оттащить детей от него было уже трудно.
…14 июня 1881 года Илья Николаевич провел очередной публичный выпускной акт воспитанников городских народных училищ. Проходил он торжественно, в доме городского общества. Присутствовали почетные гости, члены училищного совета, попечители школ. После краткого отчета, с которым выступил член уездного училищного совета Алатырцев, были выданы свидетельства об окончании курса ученикам и вручены похвальные листы и награды лучшим из них. Детей угощали печеньем, конфетами, пряниками. Взрослые осмотрели выставку письменных работ, детских рисунков, шитья и вязанья. А вечером в городском саду, украшенном флажками, все веселились. Илья Николаевич радовался удачному завершению учебного года и с легким сердцем отправился отдыхать.
В Кокушкине, как всегда, было чудесно. Стояли ясные летние дни.
Каждый день начинался с купанья. Илья Николаевич вставал рано, успевал поплавать на реке, когда в купальне появлялась ребятня. Погружался в воду под тяжестью ватаги дощатый помост, всплывали на волне детские рубашки, башмаки, полотенца… Он спасался бегством, а вслед летела сочиненная Аней шутка: «Отец, отец, возьми калоши, в купальне их не оставляй!» Хохоту, веселья хватало надолго. И звонче всех смеялся Илья Николаевич.
Взрослые почти ежедневно водили детей в лес по грибы и ягоды. «Нужно ягод насбирать и детей не растерять», — шутил отец. Бор, прозванный детьми «шляпой» за свою форму, находился в двух верстах. Дорогой все пели хором песни — и про Стеньку Разина, и про Волгу. И — что особенно нравилось молодежи — запрещенные и студенческие, которых отец знал немало. Благо некому было подслушивать волнующие некрасовские слова:
