Море серебрянного света

Пол. Получается, что призрак Авы может не только шпионить за ней и Полом, но и шпионить за шпионами. — И?

— Отец сказал, что ему опять не удалось достичь Грааля. И еще он сказал, что пришло время для тебя — он назвал тебя 'персонаж Джонас' — исчезнуть.

Пол отчаянно путался найти нить смысла в этом большом перепутанном ковре бессмысленности и глупости. — Ава, термин ' Грааль' иногда используют, имея в виду что-нибудь важное — например проект или цель. Я не знаю, что делать, если меня захотят застрелить, и точно не понимаю, почему твой отец должен интересоваться такой мелкой сошкой, как я. — Он улыбнулся, показывая, что смирился с собственной незначительностью, но она по-прежнему озабоченно глядела на него.

— Он не говорил о том, чтобы уволить тебя, Пол, — жестко сказала она, как будто она стала учителем, а он — проказливым учеником. — Никелированный — Финни — сказал, что они готовы и ждут только слова от отца, а Мадд сказал: 'Никто и не вспомнит о нем, в любом случае. У него есть только старая мать, которая долго не протянет. Она не в том состоянии, чтобы поднять шум.' Я сама слышала это.

Что-то холодное и пугающее, как холодная мокрая рука, схватило его изнутри. Пола охватила паника, голова закружилось. Никто не говорит таким образом, когда хотят кого-нибудь просто уволить, никто. Звучит, как криминальная драма. Должно быть более простое объяснение. Определенно.

— Она уже умерла, — вслух сказал он. — Моя мама. Вчера.

— Пол, мне очень жаль. Тебе наверняка очень больно. — Глаза Авы опустились, показав огромные черные ресницы. — А я никогда не знала свою мать. Она умерла, когда я родилась.

Он внимательно посмотрел на нее. Краска возбуждения запятнала бледную кожу над высоким воротником. — Ты не… ты ничего не выдумала, Ава? Пожалуйста, скажи мне. Я не рассержусь, но я должен знать.

Она рассердилась, резко и заметно, как ребенок. — Выдумала?.. Но, Пол, я никогда не врала тебе, я… я люблю тебя.

— Ава, ты не можешь, я уже говорил тебе.

— Не могу? — Ее смех резко и мучительно царапнул слух. — 'Любовь не сдержат каменные стены' — так, кажется сказал твой Шекспир. Я помню это из 'Ромео и Джульетты'.

Вот почему я бы никогда не преподавал эту пьесу одиноким впечатлительным девушкам, подумал он. Ох, я бы много чего сказал ее предыдущей учительнице. — Ава, я должен подумать. Слишком… слишком много информации. — Что я несу, просто смех. — Мне нужно время, чтобы привести мысли в порядок.

— И тебе совсем нет до меня дела Пол? Совсем-совсем?

— Конечно я переживаю за тебя, Ава. Но ты говоришь о дьявольски сложных и опасных делах. — Она покраснела и закрыла ладошкой рот. Полу стало стыдно. По ее стандартам он выразился слишком сильно. — Ава, я даже не знаю, что и думать обо всем том, что ты мне рассказала.

Она положила руку на его, холодные сухие пальцы прижались к его коже. — Ты думаешь… ты думаешь, что я могу ошибаться, да? Или, еще хуже, ты думаешь, что я… какое слово? Истеричка? Безумная?

— Я думаю, что ты хороший и честный человек, Ава, — только и сумел сказать он. Он сжал ее руку, мягко убрал со своей, встал и тут его осенило. — Твой друг… он может поговорить со мной?

— Не знаю. — За тонким фасадом ее спокойствия скрывалось глубокое разочарование. Пол Джонас обрадовался, что не может видеть ее насквозь. — Я спрошу его.

Его разбудил мерцающий свет.

После длинного бесконечного вечера он наконец сумел заснуть, хотя ему мешало — или помогало — больше вина, чем обычно. Первая несвязная мысль — оконные шторы сломались, и мечутся как сумасшедшие вверх и вниз, сигналя ему, что пришел рассвет. Только немного придя в себя и сев на кровати, он сообразил, что это вспыхивает и гаснет стенной экран.

Вызов…? с изумлением подумал он. Почему без звонка? Мгновенный приступ страха. Тревога. Сработала система безопасности. Башня горит.

Он соскочил с кровати, спотыкаясь бросился к окну и раздвинул шторы. Снаружи царила глубокая ночь, внизу темнел миниатюрный город, освещенный оранжевым светом нефтяных вышек, единственных соперников звезд. По блестяще-темным стенам башни не бежало никакое пламя, вообще не было ни малейшего следа какого-нибудь беспорядка. Наверно экран испортился.

Пол Джонас.

Он резко повернулся, но в комнате не было никого.

Пол Джонас. Голос, пришедший ниоткуда, негромкий и навязчивый, как жужжание мухи у подоконника.

— Кто… кто это? — Но он знал даже раньше, чем спросил. Последние следы бестолковой пьянки исчезли. — Ты… Ты друг Авы?

— Авиаль, — выдохнул голос. — Ангела…  — Стенной экран опять замигал, потом расцвел. Его наполнила Ава — не такая, какой она была сейчас, но Ава, освещенная светом солнца, сидящая под деревом, в широко раскинутых руках крошки для птиц, которые окружают ее, как толпа восхищенных лилипутян.

— Кто ты? — спросил Пол. — Почему ты разговариваешь с Авой — с Авиталь? Что ты хочешь от нее?

— Хочу… хочу… безопасности. Безопасности Авиаль. — Голос говорил со странным выговором, как больной афазией. Пол был готов даже пожалеть его, но что-то в этом запинающемся нечеловеческом голосе пугало его до смерти.

— И кто ты такой?

— Потерявшийся. — Он застонал, шипящий шум, как помехи при связи. — Потерявшийся мальчик.

— Потерявшийся… где? Ты где?

Долгие мгновения молчания, потом образ Авы зарябил, исчез и сменился неровно мерцающими квадратами света. — Колодец, — наконец сказал он. — Внизу, в черном черном черном. — Он опять хрипло застонал. — Внизу, в черном колодце.

Все волоски на теле Пола встали дыбом. Он знал, что не спит — об этом кричал каждый трепещущийся нерв — но разговор скорее напоминал падение в ночной кошмар.

Он отчаянно поискал, за что можно зацепиться. — Ты сказал, то хочет безопасности Авы, хочет защитить ее, верно? От кого?

— Жонглер.

— Но он ее отец! Неужели он может что-то сделать ей…?

— Не отец! — простонал голос. — Не отец!

— О чем ты говоришь? — Семейное сходство налицо, хотя жестокие ястребиные черты лица Жонглера в его дочери стали более мягкими и нежными. — Я не понимаю…

— Пожирает детей, — опять простонал голос. Жонглер. Грааль. Помоги им. Слишком много боли. И… — Квадраты замигали быстрее, пока не превратились в почти осязаемую вспышку света. Пол беспомощно глядел на экран. — Всех детей…

Свет замигал еще быстрее, стал очень ярким и ему показалось, что стена комнаты исчезла. Каким-то образом он упал в этот свет, в бесконечное сияние, призрачный голос оказался везде, могучий и потерянный.

Грааль. Пожирает детей. Так много!.. Делает им больно!

Он горел, как в огне, но ничего не мог сделать, потому что свет пронизывал его, лился сквозь него и сжигал его глаза; мозг превратился в кусок чистого кристалла. Начали появляться лица, лица детей и это были не просто картинки: он знал каждого ребенка, знал их жизни и истории, даже если они проносились мимо него как стайка воробьев, схваченная ураганом. Сотни крошечных сознаний пролетели сквозь него,