смерти. Она долго трудилась над ней, пока наконец не проделала дыру достаточно большую, чтобы проскользнуть внутрь.
То, что она увидала там глубоко ужаснуло ее, и она сбежала оттуда — дрожащая и плачущая. Дед после рассказал ей историю Семи Дней Алых Слез, и после ее преследовали кошмары, в которых виделось что Алое Крыло преследует ее и кровь струится из его глаз.
Она нашла главные храмы Клинков Ветра, каждый камень которых был памятью о славе мертвых воинов. Она долго оставалась там, благоговея перед этой мощью.
Она нашла то что осталось от архивов Широхиды. Они были неполны и сильно подпорчены, на диалекте, в котором она понимала едва ли каждое третье слово, но все равно она прочитала их. Дневники Кененна, Каменного Крыла, Йама, Железной Горы и Акемайн, одной из девяти Первых Воинов–женщин Клинков Ветра. Что–то в них пугало ее, что–то поражало и восхищало ее.
После того она много говорила с дедом. Порой он не отвечал, замкнутый и хмурый, но порой он был больше похож на того, кем она его знала — прямой, открытый, и почти что многословный.
— ... Понимаешь, Акемайн любила его, но ее долг перед Широхидой был важней, и она вела ее армии на войну против Лунных Щитов, Говорят, что она встретила его лицом к лицу в денн'ча и сама умерла вскоре после этого. Кто–то говорил, что умерла она от горя, но остальные утверждают, что ее доконала болезнь, которая терзала ее всю жизнь.
— Какая из них — Акемайн?
Он указал на статую и она почтительно рассмотрела ее. Статуя сделала Акемайн выглядящей такой же мрачной и неподвижной как и остальные, но ее дневники — то немногое, что Дералайн смогла понять — рисовали женщину много более живую и любящую. Там были стихи.
— Я сомневаюсь, что она очень похожа. — сказал ее дед. — Во всяком случае — не по внешности, По всем записям — она была очень маленькой, бледной и часто болела. Но ее дух — вот он был камнем, и именно это отражает статуя.
Вскоре после этого разговора она увидела плавающие в воздухе огоньки и призрака, который собирал их.
Она еще не забиралась так глубоко. Большой храмовый зал был самым дальним местом, где она уже была. Но Широхида была построена в горах, и поднимаясь высоко в небеса, она также уходила глубоко под землю; как одним целым из земли и неба были и сами Клинки Ветра.
Здесь было темно и даже в ровном сиянии ее светящегося шарика она могла видеть не дальше чем прямо перед собой. Все же она продолжала идти, и когда она услышала тихое пение — первой ее мыслью было, что это всего лишь эхо или просто ее воображение.
Потом она вошла в зал и увидела призрака.
Он не был минбарцем. Она не знала, кем он был, потому что никогда прежде ничего подобного не видела. Кожа его была серой, как подметка, а глубоко в высоком лбу был расположен третий глаз.
Повсюду вокруг него плавали маленькие сгустки света. В его руке покоилась сфера, внутри которой свивались и танцевали светящиеся пятна.
Он смотрел на нее.
— Дитя идет. — сказал он сухим. хриплым, низким голосом. — Десятилетия и десятилетия я ждал возвращения ребенка, а вернулся ли также наследник? Здесь ли спаситель Голгофы, вернувшийся к родовому трону, вновь требовать свое наследство?
Голос был завораживающим, удивляющим и пугающим — как и все здесь. Она могла лишь безмолвно глядеть на чужака.
— Я задал вопрос, дитя. Ребенок не понимает? Его рот не может открыться, его сердце молчит? Здесь ли спаситель Голгофы?
— Я... я не понимаю о чем вы. — наконец сказала она. — Мой дедушка здесь. Он наверху.
— А есть ли у него имя, дитя?
— Я... да, да. Его зовут Парлэйн.
— Ахх... как было обещано. Если я прождал достаточно долго, следя и выжидая в компании одних лишь душ, и памяти о Истоке в поддержку, то значит вернется и спаситель. Камень умеет терпеть, а он более подобен камню, чем я. Я вижу так много в тебе от воздуха, дитя, так много от эфира — движение и изменчивость... Но он есть камень, неподвижный и терпеливый. В тебе мало от его крови, верно. Мало, но быть может достаточно, и быть может — больше в твоих детях, верно?
— Я... у меня нет никаких детей.
— Ты мать для судьбы большей, чем можешь узнать, дитя. Он знает это, как знаю я, как знают и твои враги.
— У меня нет врагов.
— У ребенка их больше, чем он знает. Враги ее матери, и матери ее матери, и отца матери ее матери. Да, особенно его. С кем заключил сделку он, ибо он был спасителем. Мы блюдем сделки, ибо мы камень, и камень помнит. Проведи меня к спасителю, дитя. Проведи меня к стражу будущего.
— Ты не настоящий. — прошептала она. — Ты просто еще один призрак.
— А дитя много знает о призраках, не так ли? Я знаю. Спаситель также знает. Он пришел в нужное место за призраками. Здесь так много их, и величайший призрак из всех остался в смерти, огне и памяти. Да, этот призрак действительно хорошо помнит пламя. Проведи меня к спасителю, дитя. Проведи меня к призраку камня.
Дералайн стала медленно отступать, потом она уронила светильник и просто побежала, слыша шаги за спиной; она не помнила дороги обратно, но все равно продолжала бежать, слыша шаги позади, следующие за ней, вторящие эхом ее неистовому бегству.
Наконец она добралась до места, которое могла узнать, и помчалась к большому залу, где, как она помнила, могла найти деда. Он был там, сидевший в медитации перед одной из пустых ниш. Она просто упала перед ним, испуганная и обессиленная. Когда она оглянулась, со страхом и обреченностью в глазах, то увидела, что призрак последовал за ней, и на его тонких губах играет улыбка, а его третий глаз сияет демоническим огнем.
Несколько следующих часов прошли смутно. Тело унесли прочь, маленькую хижину тщательно осмотрели — и начался бесконечный поток вопросов. Рейнджер за Рейнджером приходили говорить с Джеком. Одни были тихими и вежливыми, другие — настойчивыми и грозными. Сейчас он искренне был уверен, что его обвиняют в случившемся.
Нет, он не знал Декстера Смита до вчерашнего вечера.
Да, он только вчера прилетел на Казоми-7
Нет, он никак не связан со смертью Декстера Смита.
Да, его уже арестовывали раньше, но это была ошибка, и она уже разрешилась.
Нет, он не находится в розыске,
Да, конечно у него подлинные ИД–карты.
Нет, он ничего не вез контрабандой.
Да, он будет счастлив помочь, и уже помогает.
Нет, он не сердится.
И так далее и так далее....
Наконец, еще один Рейнджер пришел расспрашивать его, но этот был особенный. Он был нарном — большим чем обычный нарн, или просто казался большим. Комната точно стала меньше, когда он оказался рядом. Черт, планета казалась меньше, когда он был поблизости.
И у него был только один глаз.
Джек слышал только про двух одноглазых нарнов, и Пророк был мертв.
— Ты знаешь кто я? - спросил нарн.
— Да. — ответил Джек в благоговении и неверии одновременно. Две легенды за один день. Какие на это были шансы?
— И?
— Командор Та'Лон.
— Хорошо. Ты это сделал?
