кое-как справляемся. Дрова мы заготовили, грибы, корову сеном мы обеспечили.
'Ничего себе 'мы', ничего себе 'обеспечили'! – подумал Матроскин. Когда это я один все лето спины не разгибал'.
Тётя продолжала:
– А вот с духовным руслом у нас дела обстоят хуже. Скажи мне, Шарик, когда ты в последний раз читал труды академика Павлова?
Шарик стал вспоминать. Он много трудов вспомнил, но труды академика Павлова как-то не всплыли. Шарик даже покраснел от размышлений. Он стал красный, как морковка, ближе к свёкле. Только из-за его повышенной мохнатости никто не увидел, как ему стыдно.
– Или ты, Матроскин, – говорит тётя Тамара, – как часто ты заглядываешь в книги товарища Мичурина? Это был садовод такой прогрессивный. Мне в армии про него много рассказывали. Особенно про его трагическую гибель.
– А как трагически погиб товарищ Мичурин? – спросил бывший ординарец Иванов-оглы.
– Упал с выращенной им клубники… Или с огурца. Представляете, какой это был огурец!
– Скользкий, – говорит Шарик.
– Не скользкий, а гигантский! – поправила его тётя Тамара. – Одним таким огурцом можно было всю деревню Простоквашино накормить. А ты, дядя Фёдор, становишься у нас Иваном, не помнящим родства, – продолжала она. – Как у тебя обстоят дела с русской историей? Когда ты в последний раз ходил в патриотический поход по родному краю?
– Я каждый день хожу в патриотический поход по родному краю, когда в соседнее село Троицкое за хлебом иду, – отвечает дядя Фёдор. – Особенно зимой, когда снегу по колено.
Кот Матроскин тихонько так говорит дяде Фёдору:
– Всё, я больше не могу. Я забираю Мурку с Гаврюшей и ухожу в патриотический поход. Я знаю один дом, где лесники живут.
– Нельзя, – говорит дядя Фёдор. – Папа и мама здесь одни пропадут.
– А мы их с собой возьмём.
– Нет, – говорит дядя Фёдор. – Мы не должны сдавать наше Простоквашино. Мы сейчас выборами займёмся.
– Слушайте, – вдруг вступил папа. – А наш Шарик совсем про своё фоторужьё забыл. Почему бы тебе, Шарик, не выпустить патриотическую стенгазету?
– Какую такую стенгазету? – не понимает Шарик.
– А такую, – объясняет папа. – 'Военные уходят на пенсию, но не сдаются!' И десять фотографий тёти Тамары за работой по воспитанию молодого поколения.
– Это мысль! – поддержала мама. – Тётя Тамара сейчас так хорошо выглядит на свежем воздухе. Очень она фотогеничная стала.
Тётя Тамара застеснялась немного, но спорить не стала. Мысль о военных пенсионерах, которые не сдаются, показалась ей прогрессивной и воспитательной.
Ординарец Иванов-оглы сказал:
– Эх, жаль, что у меня во время службы фоторужья не было. Я бы столько военного патриотизма наснимал. Помню случай у нас был с товарищем полковником, аккурат под Новый год. Пришёл приказ списать старые танки.
В это время почтальон Печкин подошёл. Он даже поразился:
– Неужели наша армия на старых танках воюет?
– Нет, – объяснил Иванов-оглы. – Это только так говорится – 'старые танки'. А они совсем новые, в масле, даже не надёванные. Просто у них гарантийный срок кончился.
– Вот бы мне такой танк ненадёванный! – сказал Печкин.
– Зачем? – удивились все.
– Почту развозить. От собак отбиваться, от мафии. Да мало ли что, где дачники в машине застрянут, так я их танком вытащу. Я такой бизнес открою по вытаскиванию. У нас дороги, сами знаете, какие! А ещё охота… на кабана там, на утку!
– На утку с истребителем охотиться надо! – проворчал Матроскин.
А Иванов-оглы продолжал:
– Надо танки списать. Это ж море работы. Их надо отвезти на завод танкоразрезательный. Перевозка денег стоит. Там разрезать на части. Разрезка денег стоит. Части надо переплавить на слитки. Переплавка денег стоит. А слитки надо продать секретному танко-тракторному заводу для производства новых танков. А платят за эти слитки чепуху. Одни расходы получаются. Другой бы товарищ полковник растерялся. А наша товарищ полковник выход нашла.
Тут тётя Тамара вмешалась:
– Знаешь что, Иванов, ты эту историю без меня расскажи. А то мне неловко, что при мне меня хвалят. Я пойду пока в огород хозяйством займусь.
Она вышла из домика и стала яблоню раскачивать, на которой последнее яблоко висело. Иванов продолжал:
– Как вы думаете, что же она придумала?
Все спросили:
– Что?
– Она придумала эти танки врагам сдать.
– Каким врагам?
– 'Синим'.
– Что это за враги такие синие? – спросил Печкин. – Мороз, что ли, был?
– При чём тут мороз? – удивился Иванов-оглы. – Просто у нас были военные учения. Мы были 'зелёные', а они 'синие'. Вот мы им танки и сдали. Они – военные десантники.
– Значит, вы проиграли учения? – спросил папа.
– Ну да.
– Военные учения надо выигрывать, – говорит Печкин. – Это же очень плохо, что вы их проиграли. Непатриотично.
– С тактической точки зрения это непатриотично: им дали почётные грамоты, а нам нет. Но со стратегической это хорошо. Потому что они с этими танками полгода мучились, пока переплавили. А мы даже премию получили за экономию средств. И ещё товарищу полковнику значок вручили 'Спасибо' третьей степени.
Он так закончил:
– Нет, вы со мной не спорьте: ваша тётя Тамара – большого государственного ума человек.
С ним спорить никто и не собирался.
– Мы с ней одних валенок за прошлую зиму штук двести сэкономили. А уж про шапки с ушами я молчу. Мы с ней на одном сырье можем три года жить. И ещё сэкономить.
Шарик немедленно схватил фоторужьё и пошёл эту государственного ума женщину фотографировать. Она шаг, и он шаг. Она к яблоне подойдёт, и он к яблоне. Она в коровник Мурку погладить, и он в коровник. Она идёт с лопатой в огород, он следом.
Шарик, конечно, набегался за день. Но больше никто его в речку на заготовку рыбы не 'бросал'. А Матроскина 'бросили' в лес на заготовку лесных грибов – опят.
Папу с мамой опять 'бросили' на педагогику: последние четыре тома осваивать. А Печкин и Иванов- оглы получили указание перенести пианино из сарая в палатку, а оставшееся время использовать для общения с природой путём 'побелки яблонь от кроликов и других насекомых'.
– Я думаю, нам не удастся использовать время для побелки от кроликов, – сказал почтальон Печкин.
– Почему? – удивился ординарец Иванов.
– Я слышал, это пианино на станции четыре здоровых грузчика двигали. А нас только двое. Мы весь день его толкать будем, мы умрём, а пианино с места не стронем.
