После смерти Петра Гуго передал Сполетское маркграфство во владение одному из своих племянников, Тебальду, сыну своей сестры Тевтберги. Однако Гуго хотел передать в надежные руки и Тоскану.
Гвидо Тосканский умер в 929 году, не оставив после себя ни законного наследника, ни того, кто мог бы принять Тоскану под свое покровительство. От его брака с Мароцией родилась одна дочь, Берта, о которой, кроме имени, нам ничего не известно. Именно ее подразумевает Лиутпранд, когда в своих стихах обращается к Мароции: «В наше время у твоего мужа потомства не появилось» [25]. Наследником Гвидо должен был стать его брат Ламберт, но после римских событий 929 года Гуго отказался покровительствовать тосканской династии. Он не пытался сместить Гвидо, поскольку прекрасно понимал, что не сможет этого сделать, но с радостью воспринял известие о его преждевременной смерти. Конечно же, Гуго не собирался допускать на его место Ламберта, не желая делать маркграфом Тосканским человека, который вместо преданности демонстрировал откровенную враждебность. Поэтому Гуго пожаловал своему сводному брату Ламберту должность наместника в маркграфстве и тут же стал поджидать удобного момента, чтобы лишить его и этой скромной привилегии. Ошибочно или нет, Гуго считал, что Ламберт, подобно Гвидо, не успокоится, даже если сумеет преградить королю путь в Рим за императорской короной, заручившись поддержкой одного из будущих Пап, и попытается отнять у него королевский скипетр, возглавив толпу недовольных, которыми просто кишело государство.
Зная характер и манеру поведения Ламберта, человека вспыльчивого, честолюбивого, дерзкого, можно сказать, что подобные умозаключения имели под собой основания. Бозон, родной брат короля, мечтавший стать маркграфом Тосканским и завладеть несметными богатствами, которые Адальберт оставил своим сыновьям, подливал масла в огонь и делал все для того, чтобы все возрастающая неприязнь вынудила одного из братьев пойти на крайние меры.
Все так и произошло после целой серии событий, которые описаны историками ровно настолько, чтобы понять, что коварство Бозона, враждебность Гуго и глупость Ламберта, кичившегося своим родством с королем, одинаково повлияли на исход дела.
Гуго потребовал от Ламберта не злоупотреблять положением королевского брата и вести себя по отношению к государю так, как это делали — или должны были делать — остальные маркграфы. Импульсивный Ламберт, сбитый с толку коварными советами Бозона, превратно воспринял предупреждение, сделанное королем из политических соображений. Он посчитал, что Гуго оскорбил память его матери гнусным обвинением в подложных родах, и заявил о своей готовности доказать обратное на Суде Господнем.
Гуго пребывал в полной уверенности, что сумеет совладать с Ламбертом, поэтому принял вызов и выбрал бойца, который должен был сразиться с юнцом вместо него. Выбирал король весьма тщательно, надеясь на то, что удачный удар мечом отправит его молодого брата в мир иной, раз и навсегда разрешив тосканский вопрос. В поединке победил Ламберт, после чего, воодушевленный победой, стал осыпать короля оскорблениями и угрозами. Гуго не составило никакого труда арестовать его как мятежника.
Ламберта ослепили; он прожил еще долго, но никак более себя не проявил. Бозон получил столь вожделенную Тоскану, а Гуго смог обратить более пристальное внимание на Рим, власти которого, впечатленные тосканскими событиями, стали с пристальным вниманием следить за происходившим в Павии.
Утверждая свое господство в Риме, родственники Феофилакта сначала нашли поддержку у маркграфа Сполетского, после его смерти воспользовались услугами маркграфа Тосканского, и оба раза политический союз сопровождался бракосочетанием дочери Феофилакта с его союзником. Когда умер Гвидо, перед Мароцией и ее единомышленниками встала проблема поиска нового союзника — и нового мужа, — который смог бы помочь им в борьбе с внешними и внутренними врагами. Но на этот раз Сполето и Тоскана оказались в руках верных Гуго людей.
Вероятно, именно тогда Мароция попыталась заручиться поддержкой Византии. Император Роман Лакапин{17}, желая сделать патриархом Константинопольским своего юного сына Феофилакта, направил в Рим послов, которые должны были испросить согласия у Папы Иоанна XI, сына Мароции. Одновременно с этим проходили переговоры о заключении брака между дочерью Мароции — сестрой Папы — и другим сыном императора. Между тем обстановка все больше накалялась.
Гуго, более всех своих предшественников уверенный в людях, правивших в соседних с римским округом землях, в любой момент мог двинуться на Рим и договориться с теми, кто был против господства клики Мароции и ради избавления от него согласился бы присягнуть императору.
Это повлекло бы за собой гибель Мароции и ее сторонников, не обошлось бы без удушений, ослеплений и других видов кровавой расправы, привычных для Рима. Однако Мароция не забыла, как ловко Иоанн X лишил Гвидо главного козыря в его игре, и решила попытать счастья еще раз.
Поскольку найти союзника в борьбе против Гуго было невозможно, нужно было заключать с ним союз. А если и на этот раз политическое соглашение вылилось бы в заключение брака, титул королевы или даже императрицы стал бы для Мароции гарантией того, что, достигнув своей цели, союзник не избавился бы от нее, как от ненужной вещи.
Союз был выгоден и для короля Италии, который недавно стал вдовцом. Он также считал, что женитьба на Мароции может стать основой долговременного и выгодного соглашения, а также самым простым путем к господству в Риме и к императорской короне. После смерти Стефана VII Мароция добилась избрания Папой своего сына Иоанна — которого злые языки называли сыном Сергия III, — и молодой понтифик, конечно же, не стал бы лишать собственную мать и ее мужа радости обладания императорской короной.
Гуго ничуть не смущало то, что Мароция была вдовой его брата Гвидо. Перспектива женитьбы на вдове одного из братьев не могла остановить того, кто хладнокровно расправился с другим. А для всемогущей римской сенаторши не составляло никакого труда получить от папской курии и от собственного сына необходимое разрешение, чтобы избежать пересудов о законности заключенного брака.
В то же время Мароция пыталась укрепить свой авторитет, завязав отношения с Византией, и прокладывала для одной из своих дочерей путь в императорскую семью. Переговоры уже приближались к решающей стадии, когда Мароция вступила в соглашение с Гуго.
Король и сенаторша быстро нашли общий язык, и, когда договор был заключен, Гуго отправился в Рим, торопясь осуществить его условия.
1 июля 932 года Гуго добрался до Лукки, где остановился у Бозона, новоиспеченного маркграфа Тосканского, который безмерно гордился своим новым титулом. Во время своего пребывания в Тоскане Гуго счел необходимым сделать значительное пожертвование церкви св. Мартина в память о маркграфе Адальберте и графине Берте. В дальнейшем этот поступок истолковывали по-разному, но, по всей видимости, он должен был смягчить впечатление от произошедших годом раньше скандальных событий.
В Рим Гуго приехал, самое раннее, в середине июля 932 года. Римляне достойно встретили его и проводили к Мароции в замок св. Ангела, где и состоялось бракосочетание.
позже, обращаясь к Мароции, написал Лиутпранд, и эти слова вряд ли могли понравиться Гуго. В действительности он, может быть, и не был похож на быка, ведомого на заклание, однако римляне позволили войти в город лишь очень немногим людям из его свиты, из-за чего королю стало немного не по себе.
Мароция и Гуго переоценили свои силы: вступление в брак не помогло им добиться того, что они пообещали друг другу. Римские аристократы позволили им сыграть свадьбу, но в последний момент
