приобретенными по ту сторону Альп друзьями, полный уверенности в том, что ему достаточно просто появиться для того, чтобы одержать победу. Однако он нашел в лице Беренгария гораздо более серьезного противника, чем мог себе представить.
Беренгарий находился в Вероне, когда ему стало известно, что Гвидо пересек Альпы; он собрал войско, двинулся на неприятеля и, встретив его около Брешии, вынудил его отступить после весьма кровопролитного сражения.
Эта жестокая битва, однако, не стала решающей. Гвидо со своей стороны повел в бой бургундские и сполетские войска, а также контингенты, которые ему предоставили сеньоры из Северной Италии, перешедшие на его сторону; но резервные войска в Сполето и Камерино не были задействованы, и стоило рискнуть ими, чтобы выиграть ставку. Поэтому Гвидо попросил о перемирии для Всех Святых 889 года, и Беренгарий согласился, но не только потому, что он также был не в состоянии сразу же возобновить сражение, но в основном из-за новой и весьма серьезной опасности, появившейся на севере: имя ей было Арнульф Каринтийский[15].
Арнульф давно понял, что народы каролингской империи нуждались каждый в своем короле, который бы постоянно присутствовал в своей стране и всегда был бы готов оказать помощь при необходимости, а не в императоре, вечно занятом на дальних фронтах. Арнульф на время отказался от претензий на суверенную власть в отдельных странах, но был и ощущал себя единственным наследником последнего императора. Он хотел спасти духовное единство империи — ни больше ни меньше. Поэтому он стремился обрести над отдельными посткаролингскими королевствами власть, отдаленно напоминавшую ту, которую при разделении 817 года Людовик Благочестивый уготовал своему первенцу{6} .
Король Франции Эд смирился, признал превосходство германского правителя, принес ему клятву верности, и Арнульф подтвердил его право на корону. Это произошло в Вормсе в августе 888 года. В октябре или ноябре подобное соглашение было заключено в Регенсбурге с Рудольфом Бургундским, теперь пришел черед Беренгария. Сначала Беренгарий попытался договориться через послов, затем в ноябре или декабре лично поехал в Тренто к королю, который прибыл туда с внушительных размеров войском, и, подобно Эду и Рудольфу, принес ему клятву верности[16].
Это было чрезвычайно важное решение: признавая превосходство Арнульфа и внедряясь в систему национальных королей, Беренгарий на время сохранял свою королевскую власть. Но таким образом он смирился с претензиями Арнульфа на императорский венец, а поскольку императорский титул и итальянская корона были традиционно неразрывны, ставил под удар будущее и своего суверенного правления, и страны.
Вполне удовлетворенный достигнутыми результатами, Арнульф вернулся в Германию, а Беренгарий стал готовиться к новой войне.
Неизвестный поэт в свойственной ему манере сообщает нам немаловажные детали, предшествующие второй битве, которая произошла близ Треббии и решила судьбу королевства. Гвидо воспользовался перемирием, чтобы попросить поддержки во Франции и в Сполето. На его призыв откликнулись многие, и его войско значительно выросло. Прежде всего, к войску присоединился граф Анскарий со своим братом Гвидо и пятьюстами воинами. Еще триста человек пошли в бой под предводительством графа Гоцлина, и двести под предводительством Губерта: все в «галльских» кольчугах и с «галльским» оружием. Присутствовал также отряд тосканцев в невыясненном количестве; Сполето и Камерино выслали крупное войско: только от Камерино была тысяча воинов, а от Сполето было еще больше. Альберих, который впоследствии завладел сполетским маркграфством, вел за собой чуть меньше сотни воинов, но Вильгельм и Губальд — позже проявивший себя в битве против Цветибольда — шли во главе трехсот человек каждый.
Три тысячи человек, собранных в Северной Италии, поступили в распоряжение трех графов, каждый из которых плохо кончил (для них было бы лучше погибнуть на поле боя). Первым был граф Манфред, которого несколько лет спустя обезглавили по обвинению в предательстве; второму, Эверарду из Тортоны, было суждено умереть от жажды, скрываясь от венгров, вторгшихся в Италию; третий, Сигифред из Пьяченцы, напрасно пытался избежать королевской мести, ища убежища в краю горных озер. Не подозревая об уготованной им судьбе, три графа гордо ехали во главе своих отрядов, а за ними шли воины, которых прислали некоторые епископы, принимавшие участие в войне.
Войско Гвидо насчитывало от семи до восьми тысяч человек. В свою очередь, Беренгарий привлек на свою сторону веронского графа Вальфреда с трехтысячным отрядом. Его шурины, Адальгиз, Вифред и Бозон, три безупречных воина (подобные трем молниям на поле боя, по выражению неизвестного поэта), вели за собой полторы тысячи вооруженных до зубов людей. За ними следовали германцы в количестве тысячи двухсот человек иод командованием двух братьев, Лиутарда и Бернарда, шедшие, возможно, из Алемании, где Унрохам принадлежали обширные владения, или же присланные Арнульфом, который, согласно подписанному в Тренто договору, был обязан поддерживать своего верного Беренгария.
Воины обеих противоборствующих сторон доблестно сражались, и многие пали на поле боя. Беренгарий храбро бился, но был ранен Альберихом, и возможно, по этой причине военная фортуна повернулась лицом к Гвидо. Беренгарий со своим войском отступил, и Гвидо остался хозяином бранного поля и королевства[17].
Гвидо пересек границу Италии как авантюрист в сопровождении таких же, как он, любителей приключений. Он заинтриговал и склонил на свою сторону итальянских сеньоров. Он соблазнил их, заставил сражаться и силой оружия добился власти в королевстве. Теперь необходимо было придать свершившемуся факту видимость законности.
Гвидо сам созвал королевскую ассамблею или же вынудил созвать ее архиепископа Миланского либо какого-нибудь другого сановника. В середине февраля в Павии собрались все (или почти все) те, кто годом раньше избрал Беренгария, и, немножко поспорив о цене своих голосов, признали королевский титул за новым правителем.
Еще раз напомним, что Гвидо был избран на ассамблее, на которой присутствовали только епископы, после того как он принял их условия.
Епископы стали играть весьма важную роль в политической жизни королевства во времена Каролингов. Они всегда старались не пропускать ни одной королевской ассамблеи, причем не по долгу службы, а добровольно, поскольку стремились увеличить и укрепить придаваемый им духовным саном политический вес, который признавали короли и императоры, каждый раз высылавшие им пригласительные письма[18].
На избирательной ассамблее 876 года епископы составили подавляющее большинство: восемнадцать духовных и одиннадцать светских лиц приняли решение об избрании Карла Лысого, излюбленного кандидата Папы Римского. Но правда ли, что на ассамблее 889 года в Павии присутствовали только епископы? Неужели итальянские сеньоры, проливавшие свою кровь в битвах при Брешии и Треббии, молча смирились с кандидатурой короля, избранного церковнослужителями, и даже не попытались заявить о своих правах, которые являлись основополагающими для проведения ассамблеи и которыми они уже воспользовались во время сложных поисков преемника Людовика II, Карла Лысого и Карла Толстого, когда был избран Беренгарий?
Внимательно перечитав акт об избрании Гвидо, можно заметить, что в нем отчетливо выделяются две части. Первую открывает небольшая преамбула, в которой кратко описывается, как по окончании войны Гвидо хотел преобразовать королевство и как епископы, собравшись в королевском дворце, представили ему список требований, относящихся как раз к предпринятой им реорганизации. Поскольку Гвидо согласился с этими требованиями, они избрали его королем: «Таким образом, мы все согласны избрать его королем и сеньором, а также защитником, чтобы ныне и во веки управлял нами сообразно королевскому служению; каждый же из нас в своем сословии будет ему изо всех сил подчиняться и помогать, ради спасения королевства и его самого». Казалось бы, этим все было сказано, однако епископы, составившие акт, начали повествование по новой.
Речь снова пошла о ситуации, сложившейся сразу после смерти Карла III, причем о Беренгарии и о его сторонниках упоминалось как о таинственных персонажах, «которые… чтобы им волей-неволей нашего согласия добиться, тайком и обманом к себе привлекли». По-видимому, считая это оправдание своего союза
