денюжки звенят, куда хочешь попадешь. Скажу тебе по секрету, малыш, что можно не только попасть, но и выйти… Ты понимаешь, о чем я, детка?

Понимаю? Понимаю?! Да, я слишком хорошо понимаю! А вот он… Он понимает? Это чмо понимает?! Чудовище!

Я сжал кулаки, пытаясь сдержать баньши-крик, ногти в ладонь врезались, глаза чуть из орбит не повылазили… Не был бы я сейчас трезвым…

Но, как бы я не сдерживался, видно, все-таки часть моей трансляции прорвалась, потому что Кинрик дернулся, невозмутимость с лица слетела. Но он снова сумел выдавить из себя улыбку.

– О, смотрю, ты в хорошей форме, малыш… – проворковал он и тут же заговорил серьезно. Ага, он и это умеет, когда требуется. – Вин, я понимаю, что ты чувствуешь. Но нельзя же так… Из-за небольшого недоразумения пустить всё прахом! Ты звездой первой величины мог бы стать… Этот Брин – помнишь его, звездулька из Шоу Проектов, сейчас он тон задает, – он тебе в подметки не годится. Трансляция слабенькая, да и сами программы – дерьмецо. Любовь-морковь, небольшая страстишка, чуть-чуть любовной муки – и сразу наслаждение. Девочкам-малолеткам поначалу нравилось, но сейчас и им приелось. Публика хочет бури… Твоей бури. Безумец Вин должен вернуться. Понимаешь? Я всё подготовил. Только скажи – и амнистия…

– Да пошел ты! – бросил я ему. И сам пошел. Подальше отсюда.

– Не так быстро, Вин, – на мое плечо опустилась лапища. Не Кинрикова – у того не лапы, а так, лапки, даром что пальцы поперек себя толще. Загребущие, конечно, лапки, но человека такими не загрести. Для работы с людьми у Кинрика специальные конечности имеются. И принадлежат они Большому Хо, телохранителю хренову. Откуда он только здесь взялся? В тенечке, что ли, прятался? Чтоб меня заранее своим видом не пугать? Знает Кинрик, как мы с Хо друг друга любим. Ага, так же, как вирус и антивирус в одной системе, только еще сильнее. Впрочем, явления Хо и следовало ожидать – в таком месте, как округ Син, без телохранителя делать нечего.

– Действительно, не так быстро, – это уже сам Кинрик. Теперь он не улыбается, маленькие сальные глазенки злобой сверкают. – Ты хоть понимаешь, сколько я денег в тебя вбухал? На помойке тебя подобрал, одел-обул, в люди вывел… Концерты, полные залы, фанаты – это всё, думаешь, тебе с неба свалилось?

– А сколько ты сам на этом заработал, будем считать? – поинтересовался я, пытаясь стряхнуть с плеча лапу Хо. Безрезультатно.

– А сколько я потерял после твоего последнего концерта? Давай, считай, если хочешь! Только сальдо в мою пользу будет, малыш. Ты еще посчитай, сколько я потратил, чтоб добиться пересмотра твоего дерьмового дела. Ты мне должен, понял, ублюдок?! И ты будешь отрабатывать, пока всё не отработаешь…

И тут меня прорвало, уже не сдержаться.

– Отрабатывать, говоришь? Давай, отработаю. Еще пару концертов хочешь? Таких как последний? Пси-искусство в моде – так заработаем на пси-искусстве, ага? Что значит несколько десятков смертей по сравнению с кучей кредов? Впрочем, этот мир перевернут, так какая разница? Давай, я вернусь! Давай, дам концерт! И пусть все сдохнут! Не жаль! Никого не жаль! Всё равно они мертвяки! Своих эмоций нет – решили чужими побаловать? Бурю им подавай! Страсть! Ненависть! Чудовища! Будет вам ненависть! Много ненависти, чтоб лопнули! Прошлый раз ничему не научил, да? Добаловались? Насладились?! Тридцать два самоубийства после концерта! Так и надо им всем. Хочешь повторения? Хочешь?! Ненавижу! Ненавижу! Чудовища! Все вы – чудовища!

Хо мое плечо отпустил, назад отшатнулся. Кинрик притих, вжался в стеночку, псевдокожаной туфелькой в зеленую жижу, вытекшую из мусорного бака, заехал. Я не знал, что происходит сейчас с ними. И знать не хотел!

«У тебя это хорошо получается», – так он сказал, да? Ха! Да, мудак ячеечный, прав ты. Хорошо! Только это у меня хорошо и получается – ненавидеть. А ненависть, оказывается, весьма востребованный продукт в этом перевернутом мире. Нарасхват просто. Покупателей тьма, кому бы продать? По мне так лучше чудовище с мертвыми глазами убийцы, чем чудовище с жирными загребущими пальцами.

Пойти сейчас, что ли, к нему, к моему соседушке, крикнуть, что согласен? Ты же ненавидишь этот мир, не так ли, Безумец Вин? Так почему бы и нет? Почему бы в самом деле его не уничтожить? Эти мертвые серые толпы, которым ни до чего нет дела… Эти мертвые дельцы, у которых кредитка вместо сердца и банкомат вместо разума… Эти мертвые, равнодушные ко всему Ячейки, захлебнувшиеся в нечистотах собственных теорий о светлом будущем… Этих чудовищ, окруживших тебя со всех сторон… Жалеть их?! Мучиться из-за них?! Вин, да ты свихнулся!

Но если так, то из-за чего я не просыхаю уже второй месяц? Чтобы забыть о чувстве вины? Или чтобы не думать об открывающихся перспективах? Чудовище познало вкус крови… Что будет с этим чудовищем?

Черт, мне срочно, срочно нужно напиться!

О том, что сосед возвращается в свою комнату, я узнал сразу. Во первых, он во всё горло пытался голосить похабную детскую песенку «На сером асфальте лежит твоя тушка», путая слова и перевирая ноты. А во вторых, я почувствовал небольшую сопутствующую трансляцию в пси- диапазоне. Я различал страх, ненависть, отчаяние… Кажется, так они называются, эти непродуктивные чувства? Впрочем, как бы они не назывались, это то, что нужно. На собственной шкуре проверено.

Я, заранее поставив психоблок, вышел из каморки, привалился спиной к косяку. Сосед меня не заметил, подошел, пошатываясь, к своей двери, попытался засунуть ключ в замок, но вскоре оставил эти безрезультатные попытки. Сполз по стенке, уселся на пол, икнул и закрыл глаза. Нет, он в самом деле безнадежен.

Наклонившись над ним, я достал ключ из его рук, открыл дверь. Запах, идущий из комнаты, меня чуть с ног не свалил. А свалить меня с ног – вещь небывалая. Насколько же страшным должен быть ад внутри, если человек создает себе такой ад снаружи? А впрочем, чем ему хуже, тем мне лучше.

– Вставай, – я пихнул его в бок.

Он попытался открыть глаза. Безуспешно. Хрюкнул и захрапел.

– И охота вам с ним возиться, господин хороший? – На лестничную клетушку шагнул человек. Невысокий, полноватый, с маленькими бегающими глазками. Следом за ним шагал второй – высокий и плечистый.

Становилось интересно.

– От мальчика одни хлопоты, – продолжал тем временем толстяк. – Но теперь забота о нем – наше дело. Ладненько? Бери его, Хо, и тащи сюда…

Плечистый детина двинулся ко мне – и остановился. Потому что я продолжал стоять между ним и мальчишкой.

– Эй, господин хороший, я ведь уже сказал: теперь забота о нем – наше дело. – В голосе толстяка слышалось раздражение.

– Не думаю, – ответил я.

– Хорошо. Сколько вы хотите за этот мешок с дерьмом и пропитыми потрохами?

– Нисколько. Я не торгую своим напарником.

– Напарником, значит… – процедил он сквозь зубы. – Ну что ж, значит, я сэкономлю свои денюжки. Хо, разберись.

И громила двинулся ко мне. Он успел сделать шаг до того, как рукоять лучевика опустилась на его плечо, ломая кость. А дуло оказалось направленным в голову его хозяина.

– Вам лучше уйти.

Раненый взвыл, как сработавшая сигнализация, и откатился назад, в падении выхватывая оружие из кобуры. Что ж, это достойно – несмотря ни на что стремиться исполнить свой долг, следуя приказу хозяина. Но совершенно нецелесообразно. Для человека его движения были достаточно быстры. Но мой выстрел превратил пистолет в его руках в оплавленный кусок металла раньше, чем он успел прицелиться.

– Назад, Хо! – Крик толстяка был запоздалым – громила уже благоразумно отступил, не дожидаясь приказа. Это было целесообразно, но уже не достойно. Что с них взять – люди… – Назад, Хо, – повторил он уже спокойнее. – Эта птичка не нашего полета. Прощеньица просим, господин хороший. Мальчишка – ваш.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату