недостатки не столь уж велики, то изложенная здесь теория подтвердилась бы, как я полагаю, еще в значительно большей степени тем поистине неисчислимым благом, к которому привело бы ее применение, если бы это когда-нибудь оказалось в полной мере возможным, — что в силу ряда обстоятельств не вызывает уверенности. Ибо вечно деятельная, не знающая покоя внутренняя сила вещей борется против каждой вредной для нее меры и способствует действию каждой полезной; поэтому с высшей точки зрения верно, что самое горячее рвение никогда не способно произвести столько зла, чтобы уравновесить везде и всюду само собой возникающее добро.
Я мог бы нарисовать здесь отрадную картину жизни народа, который, пользуясь высшей, ничем не ограничиваемой свободой, живет среди величайшего многообразия условий окружающей его среды; я мог бы показать, какие высокие и прекрасные образцы многообразного и оригинального развития должны проявляться при этом, образцы, превосходящие даже те, которые нам известны в столь невыразимо чарующей древности, где своеобразие менее культурного народа проявлялось всегда в более жестких и грубых формах, где наряду с утонченностью растет сила и даже богатство характеров и где при почти безграничном соединении всех наций и стран мира элементы этого соединения становятся сами по себе гораздо многочисленней. Я мог бы показать, какого расцвета достигла бы сила каждого, если бы он организовался с помощью своих внутренних сил, если бы каждое существо, вечно окруженное прекраснейшими образами, с неограниченной и вечно побуждаемой свободой самодеятельностью воспринимало и усваивало эти образы; как нежно и тонко формировалось бы внутреннее бытие человека, как это стало бы главным его занятием, как все физическое и внешнее перешло бы во внутреннее, нравственное и интеллектуальное и какую бы длительность обрела связь, соединяющая обе натуры человека, если бы ничто не препятствовало свободному воздействию всех его занятий на дух и характер. Я мог бы показать, как при этом ни один человек не приносился бы в жертву другому, каждый сохранял бы всю данную ему силу и именно поэтому воодушевлялся бы прекрасной готовностью придать ей благотворное для других направление; как, если бы каждый развивал свои индивидуальные черты, возникали бы все более разнообразные и тонкие нюансы прекрасного человеческого характера и как исчезали бы черты односторонности, поскольку она всегда является лишь следствием слабости и скудости и поскольку каждый — если бы ничто не заставляло его уподобляться другому из-за постоянной необходимости объединяться с другими — все более стремился бы к тому, чтобы изменяться в соответствии с ними; как в таком народе не терялись бы силы и руки, нужные для того, чтобы сделать человеческое существование возвышенным и прекрасным. И наконец, я показал бы, как в результате всего этого и воззрения всех людей были бы направлены именно на это и уклонялись бы от всякой ложной или, во всяком случае, менее достойной человечества конечной цели. В заключение я мог бы обратить внимание на то, что благотворные следствия подобного государственного устройства в значительной степени уменьшили бы, правда, никогда полностью не искоренимые бедствия людей, опустошения, наносимые природой, гибель в результате враждебных отношений и пагубных бурных наслаждений. Однако я ограничусь изображением картины, противоположной обычной жизни людей; полагаю, что достаточно предложить идеи, а более зрелое суждение затем проверит их.
Если попытаться вывести заключение из предшествующих рассуждений, то первое положение данного исследования будет таковым: Пусть государство воздержится от всякой заботы о положительном благе граждан и не выходит за пределы, поставленные необходимостью предотвращать опасность, грозящую им как от внутренних, так и от внешних врагов; ни для каких иных целей пусть не ограничивает оно их свободу.
Теперь мне следовало бы обратиться к средствам, с помощью которых осуществляется подобная забота государства; однако поскольку я в соответствии с моими принципами эти средства вообще отвергаю, то могу обойти их молчанием и удовлетвориться утверждением в общей форме: средства, с помощью которых свобода ограничивается в пользу благосостояния, могут быть самыми разнообразными по своему характеру. Они могут быть прямыми; к ним относятся законы, поощрения, награды; они могут быть косвенными, как, например, в том случае, когда верховный правитель является одновременно и крупнейшим землевладельцем и предоставляет отдельным гражданам привилегии: монополии и т. п. — и все эти средства приносят вред, хотя и различный по своей степени и характеру. Если в общем все это и не встречает возражений, то все-таки может показаться странным, что государству возбраняется то, что разрешено каждому отдельному человеку, то есть раздавать награды, предоставлять поддержку, быть собственником. Если бы на практике было возможно, как это делается в теории, чтобы государство выступало в двух лицах, то это не встретило бы возражений. Тогда это было бы равносильно тому, что некое частное лицо обрело могущественное влияние. Однако, даже оставляя в стороне эту разницу между теорией и практикой, следует принять во внимание, что влияние частного лица может быть уничтожено конкуренцией, разделом состояния между многими лицами, даже смертью — все это явления, которые государству угрожать не могут; поэтому принцип, согласно которому государство не должно вмешиваться ни во что иное, кроме того, что связано с безопасностью, остается в силе, тем более, что он подтверждается доказательствами, которые почерпнуты не только в одной природе принуждения. К тому же частное лицо исходит из других оснований, чем государство. Так, если, например, какой-либо гражданин назначает премии, пусть даже они окажутся — чего никогда не бывает — столь же действенны, как государственные премии, то он делает это из личной выгоды. Между тем из-за постоянного общения со всеми остальными гражданами и равенства их положения его выгода находится в прямом соответствии с выгодами и невыгодами других, а следовательно, и с их положением. Цель, к которой стремится частное лицо, в известной мере подготовлена существующими условиями и поэтому оказывает благотворное воздействие. Напротив, основания, которыми руководствуется государство, сводятся к определенным идеям и принципам; при их проведении в жизнь часто обманывает даже самый точный расчет; и если эти основы почерпнуты из особого положения государства как частного лица, то это уже само по себе может оказаться опасным для блага и безопасности граждан; к тому же положение граждан никогда не бывает одинаковым.
Именно это рассуждение, как и все предшествующее ему, исходило лишь из той точки зрения, которая имеет в виду только силу человека как такового и его внутреннее совершенствование. И эту точку зрения можно было бы с полным правом обвинить в односторонности, если бы она полностью пренебрегла результатами, необходимыми для того, чтобы эта сила вообще могла действовать. Возникает, следовательно, вопрос: могут ли отдельные стороны, которые мы предлагаем изъять из ведения государства, процветать без него и сами по себе? Конечно, следовало бы рассмотреть каждую в отдельности — разные отрасли ремесел, земледелия, промышленности, торговли и т. д., — о которых я говорю здесь суммарно, и с полным знанием дела показать, какие выгоды и невыгоды предоставляет им свобода и самостоятельность. Отсутствие необходимых для этого знаний мешает мне это сделать. К тому же я считаю, что для данного рассмотрения это не является необходимым. Конечно, подобное, хорошо проведенное, исторически обоснованное исследование принесло бы большую пользу в том смысле, что оно подвело бы еще более прочный фундамент под эти идеи и вместе с тем позволило бы судить о возможности даже значительно модифицированного их применения — существующее положение вещей едва ли позволило бы осуществить их полностью в каком-либо государстве. Удовлетворюсь несколькими замечаниями общего характера. Каждое дело, каким бы оно ни было, выполняется лучше, когда им занимаются ради него самого, а не ради его результатов. Это настолько свойственно природе человека, что обычно занятие, которое вначале выбирается только ради пользы, которую оно приносит, в конечном итоге само по себе становится привлекательным. Происходит это оттого, что деятельность приносит человеку больше радости, чем обладание чем-то, но только такая деятельность, которая является самодеятельностью. Полный сил, деятельный человек предпочтет в большинстве случаев праздность принудительному труду. Идея собственности развивается только вместе с идеей свободы, и самой энергичной деятельностью мы обязаны именно чувству собственности. Достижение великой цели всегда требует единства управления. Это безусловно. Того же самого требует также и предотвращение и устранение больших бедствий: голода, наводнений и т. д. Однако это единство может быть достигнуто не только с помощью государственных, но и с помощью национальных учреждений. Для этого надо только предоставить отдельным частям нации и нации в целом право свободно объединяться на основе договоров. Между национальным союзом и государственным учреждением, несомненно, существует важное различие. Первый располагает лишь опосредствованной, второе — непосредственной властью. Поэтому первому
