Глава VI Забота государства о сохранении мира между гражданами
Средства, позволяющие достичь этой цели. Установления, направленные на преобразование духа и характера граждан. Общественное воспитание
Более глубокого и подробного рассмотрения требует забота государства о внутренней безопасности, связанной с отношениями между гражданами. К этому я теперь и перехожу. Мне представляется недостаточным просто вменить это государству в обязанность; я считаю необходимым определить в данном случае должные границы этих обязанностей или, если это в общей форме невозможно, по крайней мере привести причины того, почему это невозможно, й указать признаки, по которым эти причины в каждом данном случае могли бы быть осознаны. Даже самый незначительный опыт свидетельствует о том, что такая деятельность государства может для достижения своей конечной цели захватывать большую или меньшую сферу. Она может ограничиться восстановлением порядка и наказанием виновных, государство может пытаться вообще предотвратить беспорядки и, наконец, стремиться придать характеру и духу граждан такую направленность, которая будет способствовать осуществлению этой цели. Распространение этой деятельности также может быть различным. Подвергаться расследованию и наказанию могут только проступки, связанные с нарушением прав граждан и непосредственных прав государства; или же, если гражданин рассматривается как существо, обязанное применять свои силы на пользу государства, и, следовательно, разрушение или ослабление этих сил как бы лишает государство его собственности, тогда строгому надзору подвергаются и те действия, последствия которых распространяются только на совершающего их человека. Имея все это в виду, я буду говорить здесь в общей форме о мерах государства, предпринимаемых для сохранения общественной безопасности. Вместе с тем сами собой выявятся и все те меры, которые — пусть даже они не повсюду направлены на обеспечение безопасности или не только на это — касаются нравственного блага граждан, поскольку, как уже было отмечено выше, самый характер предмета не допускает полного разделения и эти меры обычно преимущественно направлены на то, чтобы обеспечить в государстве безопасность и покой. Я буду при этом следовать прежнему плану, а он был таков: допустив сначала, что деятельность государства протекает в самых широких ее масштабах, я затем постепенно пытался определить, что следует из нее изъять. Теперь нам осталось рассмотреть лишь деятельность государства по заботе о безопасности. И в данном случае я поступлю таким же образом, то есть исследую сначала предмет в его наибольшем объеме, чтобы затем посредством последовательных ограничений прийти к тем выводам, которые мне представляются правильными. Быть может, этот путь сочтут слишком медленным и сложным, и я вполне согласен с тем, что догматическое изложение потребовало бы противоположного метода, однако, применяя метод исследовательский, каким является настоящий, можно быть по крайней мере уверенным, что предмет охвачен во всем его объеме, что ничего не упущено и что наши основоположения следуют именно в том порядке, в каком действительно одно вытекает из другого.
В последнее время особенно настойчиво призывают к предотвращению противозаконных поступков и к применению государством нравственных средств воздействия. Должен признаться, что каждый раз, когда я слышу такие требования, я испытываю радость по поводу того, что меры, ограничивающие свободу, у нас применяются все реже и, принимая во внимание положение почти во всех государствах, становятся все менее и менее возможными. Высказывая подобные соображения, обычно ссылаются на пример Греции и Рима, однако более основательное знание их государственного устройства сразу же показало бы, насколько эти сравнения несостоятельны. То были республиканские государства, учреждения такого рода были там опорой свободного государственного строя, вызывавшего у граждан энтузиазм, при котором меньше ощущалось вредное влияние, проистекающее из ограничения личной свободы, и наносился меньший ущерб энергии характера. К тому же они пользовались большей свободой, чем мы, а то, чем они жертвовали, они жертвовали ради другой своей деятельности — ради участия в управлении государством. В наших, в большинстве случаев монархических, государствах все обстоит совсем иначе. Все те средства морального воздействия, которые применялись в древности, — посредством воспитания, религии, законов в области нравственности — принесли бы нам меньшую пользу и больший вред. К тому же большая часть того, что теперь так часто считают проявлением мудрости законодателя, являла собой народный обычай, быть может лишь не вполне утвердившийся и поэтому нуждавшийся в санкции закона. Уже Фергюсон [8] блестяще показал, что законы Ликурга находятся в полном соответствии с образом жизни большинства народов, находящихся на ранней стадии культурного развития, и, когда развитие культуры внесло в жизнь народа большую утонченность, от этих установлений действительно осталась лишь бледная тень. И наконец, человеческий род находится, как мне представляется, уже на той стадии культуры, когда подняться еще выше он может лишь посредством развития отдельных индивидов, поэтому все установления, препятствующие такому развитию и соединяющие людей в массы, теперь вреднее, чем когда-либо.
Уже из этих немногих замечаний явствует — обратимся сначала к тому нравственному воздействию, которое охватывает наибольшую сферу, — что общественное, то есть установленное или направляемое государством, воспитание во многих отношениях вызывает сомнение. Из всего предшествующего рассуждения видно, что в развитии человека все зависит от величайшего многообразия; общественное же воспитание, даже если те, кто им руководит, будут стараться избегать односторонности и ограничатся только назначением и оплатой содержания воспитателей, неизбежно окажется в сфере применения какой-либо определенной системы. Тем самым в общественном воспитании проявятся все те недостатки, на которые мы в достаточной мере указали в первой части нашего исследования, и мне остается лишь добавить, что любое ограничение оказывается наиболее вредным, когда оно направлено на нравственную природу человека, и если вообще что-либо требует индивидуального воздействия, то прежде всего воспитание, которое ставит своей целью формирование отдельного человека. Нет никакого сомнения в том, что самые благотворные следствия проистекают именно из того, что человек, в том его облике, какой дан ему его положением и обстоятельствами его жизни, принимает участие в государственной деятельности, в результате чего посредством столкновения — если можно так сказать — того положения, в которое поставило его государство, с тем, которое он избрал, отчасти видоизменяется он сам, отчасти же претерпевает изменения государственное устройство, — изменения на первый взгляд незаметные, но, несомненно, происходящие во всех государствах в соответствии с их национальным характером. Все это теряет свое значение в той мере, в какой гражданин уже с самого детства воспитывается только как гражданин. Конечно, хорошо, если условия жизни человека и гражданина, насколько это возможно, совпадают, но только если положение гражданина требует так мало своеобразных качеств человека, что его естественный образ может сохраниться, ничего не теряя, — а это и есть та цель, которую преследуют все высказанные в данном исследовании идеи. Но упомянутое совпадение полностью перестает быть благотворным, когда человек приносится в жертву гражданину. Ибо, если тем самым и отпадают вредные последствия несоответствия между условиями жизни человека и гражданина, то при этом человек теряет то, ради чего он вступил в государственный союз. Поэтому повсюду, как мне представляется, должно прежде всего приниматься во внимание именно свободное развитие человека, как можно меньше связанное гражданскими отношениями. Сформировавшийся таким образом человек должен был бы затем вступить в государственную сферу, а государственный строй — подвергнуться как бы проверке в сопоставлении с ним. Только при наличии такой коллизии я с уверенностью и надеждой ждал бы подлинного улучшения государственного управления силами нации и не опасался бы вредного влияния гражданских порядков. Ибо даже если бы они были весьма несовершенны, можно предположить, что именно их ограничивающие узы привели бы к росту энергии человека, сопротивляющейся им и сохраняющей, несмотря на их влияние, свою силу. Но возможно это только в том случае, если раньше энергия человека развивалась свободно. Ибо какая невероятная сила духа нужна человеку, чтобы подняться и устоять, если его с ранней молодости сжимают оковы? Общественное воспитание, поскольку в нем всегда господствует правительственный дух, прививает человеку известную гражданскую форму поведения. Там, где эта форма сама по себе определена и, даже будучи односторонней, все-таки прекрасна, — как, например, в государствах древности и, быть может, еще теперь в ряде республик — этот процесс проходит
