— Согласна, в последние несколько месяцев со мной наверняка было не слишком весело.
— Я не жалуюсь, — улыбнулся Сэм.
Я попыталась вспомнить, слышала ли я когда-нибудь его жалобы.
— Знаю, можешь не рассказывать.
— Затем была суббота, — продолжал он, — и мы поругались. — Он быстро пожал мою руку и поцеловал в лоб. — Позже я понял: это потому, что мы оба болеем душой. Потому что для тебя это тоже важно. Я чувствовал… — он покачал головой, словно подыскивал слова, — что «бытовуха» не твое. Я не прав?
Я предпочитала не слишком распространяться на эту тему. Мне и в голову не могло прийти — вплоть до той самой минуты, — что мое молчание было красноречивее всяких слов.
— Кто-то должен там работать, — ответила я. — Конечно, с убойным не идет ни в какое сравнение, но жить можно.
Сэм кивнул и на мгновение прижал меня крепче к себе.
— И потом, совещание, — продолжал он. — Я шел туда и думал: может, стоит нажать на рычаги, сказать этому Мэки, чтобы не лез не в свое дело? Что мы расследуем? Убийство. Кому поручено расследование? Мне. И скажи я тогда свое веское слово… Но глядя на тебя — какая заинтересованность, какие меткие замечания! — я подумал, а почему бы нет? Кто я такой, чтобы тебе мешать?
Скажу честно: чего не ожидала, того не ожидала. Лицо Сэма кого хочешь введет в заблуждение; у него лицо настоящего деревенского парня — румяные щеки, круглые серые глаза с лучиками морщинок. В общем, такое простое и наивное, что кажется — все его мысли на виду.
— Спасибо, Сэм, спасибо, — ответила я и затылком почувствовала, как он вздохнул.
— Кто знает, чем обернется расследование. Вдруг что-нибудь да получится.
— И все-таки ты предпочел бы, чтобы ее убили где-нибудь в другом месте.
Сэм задумчиво намотал на палец прядь моих волос.
— Наверное, ты права — хотелось бы. Хотеть можно сколько угодно, только этим делу не поможешь. Раз уж мы имеем то, что имеем, значит, надо стараться.
И посмотрел на меня, по-прежнему улыбаясь, но было в его глазах что-то еще — может, печать?
— У тебя всю неделю такой счастливый вид, — сказал он. — Давно я тебя такой не видел.
«Интересно, и как он только меня терпит?» — подумала я.
— К тому же ты знал: я не потерплю, чтобы ты принимал за меня решения.
Сэм одарил меня хитрющей улыбкой и щелкнул по носу.
— И это тоже, — ответил он, — моя киска.
И все же, и все же. Тень в его глазах никуда не исчезла.
Воскресенье — особенно после этих десяти дней — прошло быстро, стремительно, нарастая подобно волне, чтобы, достигнув пика, разбиться об утес мелкими брызгами. Фрэнк должен был заехать за мной в три — экипировать меня микрофоном и к половине четвертого доставить в Уайтторн-Хаус. Первую половину дня мы с Сэмом занимались обычными делами — читали газеты, пили в постели чай, затем душ, яичница с ветчиной, — и все время где-то рядом витало осознание того, что все это в последний раз. Словно в квартире, невидимый глазу, в ожидании своего момента тикал гигантский часовой механизм. А где-то еще дальше, в стенах Уайтторн-Хауса, четверка готовилась к встрече с Лекси.
После завтрака я переоделась. В ванной комнате. Сэм еще не ушел, а мне не хотелось делать это у него на виду. Новая одежда была более чем одеждой — скорее тонкой кольчугой, сделанной по моей мерке, а может, торжественным одеянием, предназначенным для какого-то тайного ритуала. Стоило мне прикоснуться к ней, как меня словно током ударило.
Простое хлопчатобумажное белье. Белое, никаких изысков, еще с бирками. Выцветшие джинсы, мягкие, со слегка обтрепанными краями, коричневые носки. Коричневые ботинки, белая футболка с длинными рукавами, бледно-голубой замшевый пиджак, малость затертый, но чистый. От воротника пахло ландышами и чем-то еще — теплая, едва уловимая нота, — наверное, ее кожей. В одном из карманов я обнаружила чек супермаркета «Даннс» трехнедельной давности: куриные грудки, шампунь, масло и бутылка имбирного пива.
Одевшись, я придирчиво осмотрела себя с головы до ног в зеркале. В какой-то момент я даже не поняла, кто передо мной. А потом — хотите верьте, хотите нет — едва не расхохоталась. Была в этом своя ирония — вот уже несколько месяцев я одевалась на работу как секретарша при большом начальнике — блузочки, костюмчики, — и вот теперь в одночасье превратилась в кого-то еще. И главное, этот кто-то одевался так, как люблю одеваться я сама.
— Тебе идет, — прокомментировал Сэм с кислой улыбкой, когда я вышла к нему. — И похоже, удобно.
Мои вещи были уже упакованы и ждали у двери, словно я собралась в заморский вояж. Осталось только проверить, в наличии ли паспорт и билеты. Сэм купил мне симпатичный, но надежный чемодан — прочный, с кодовым замком. Открыть такой способен разве что профессиональный взломщик. Внутри лежали вещи Лекси — бумажник, ключи, телефон (вернее, их точные копии, то, что четверка передала мне в больницу), пластиковая коробочка с таблетками витамина С — правда, если верить этикетке, никакая это не аскорбинка, а антибиотик, амоксициллин. Причем написано крупным, жирным шрифтом. И ниже, шрифтом чуть помельче: «принимать три раза в день» — на тот случай, если мой «антибиотик» попадется вдруг кому-то на глаза. Моя экипировка лежала в другом отделении: перчатки из латекса, мой собственный мобильник, запасные батарейки для микрофона, набор искусно окрашенных бинтов — каждое утро и вечер их полагалось бросать в мусорное ведро в ванной, — моя собственная записная книжка, мое удостоверение и новенький пистолет.
Фрэнк выхлопотал для меня симпатичную тупоносую пушку тридцать восьмого калибра. Она прекрасно ложится в руку, и ее легче спрятать, чем табельный «смит-вессон». Ко всему этому прилагался — только не смейтесь — эластичный бандаж, призванный обеспечить фигуре стройность, даже если бы меня угораздило нарядиться в маленькое черное платье. В принципе это специальная кобура для секретных агентов. Ходить в таком бандаже — сущая мука; час-другой, и такое ощущение, будто тебе в печень кто-то впился зубами, — но дело он свое делает. Глядя со стороны, никто не заподозрит под платьем оружие. От одной только мысли, что Фрэнк наведался в отдел женского белья и лично его выбрал, становилось слегка не по себе.
— Ну и видок у тебя, смотреть страшно, — прокомментировал Фрэнк, придирчиво разглядывая меня, как только переступил порог квартиры. Обе руки у него были заняты какой-то хреновиной в духе Джеймса Бонда — провода, звуковые колонки и бог знает что еще: экипировка для прослушивания. — Чего стоят только мешки под глазами.
— Она спала сегодня максимум три часа, — натянуто пояснил Сэм из-за моей спины. — Как, впрочем, и мы с тобой. Можно подумать, у нас вид лучше.
— Эй, я разве ее ругаю? — начал было оправдываться Фрэнк. Он пошел в комнату и свалил свою ношу на кофейный столик. — Наоборот, я в полном восторге. У нее вид человека, которого десять дней откачивали в реанимации. Привет, киска!
Микрофон был крошечный, размером с пуговичку. Пристегивался он к лифчику, как раз посредине, между грудей.
— Нам крупно повезло, что наша барышня не любительница глубоких декольте, — пошутил Фрэнк и посмотрел на часы. — Иди нагнись перед зеркалом, убедись, что его не видно.
Батарейки располагались там, где по идее у Лекси была рана; их приклеили пластырем к моему боку, а сверху замаскировали ватно-марлевой повязкой, буквально на пару дюймов ниже шрама, который на теле «Лекси Мэдисон 1.0» оставил мой приятель-торчок. Качество звука, после того как Фрэнк немного поколдовал над своими прибамбасами, было изумительным.
— Тебе, киска, только самое лучшее. Радиус действия — десять километров в зависимости от условий. Мы на всякий случай установили приемники и в Ратовене, и в убойном, так что ты будешь на связи и дома, и в Тринити. Вне зоны приема ты окажешься лишь по дороге в город и обратно домой. Но я не думаю, что кому-то придет в голову выбрасывать тебя на полном ходу из машины. Визуального наблюдения за тобой не будет, поэтому, если тебя что-то насторожит, сразу нам сообщай. Если угодишь в переделку и придется
