— Да, папуля, — промурлыкала я и попробовала вернуть ногу в прежнее положение, но потеряла равновесие и рухнула прямо на Джастина.
— Ох, слезь с меня! — Он без особого энтузиазма хлопнул меня по попе. — Господи, сколько же ты весишь?
Немного повертевшись, я улеглась поудобнее и, положив голову ему на колени и прищурившись, уставилась вверх, на заходящее солнце. Джастин пощекотал мне в носу травинкой.
Вид у меня довольной жизнью — по крайней мере я надеялась, что так оно и есть, — но в голове роились мысли. Только сейчас — да, папуля — до меня дошло, что мне все это напоминает. Семью. Нет, не ту, что бывает в реальной жизни — хотя откуда мне знать? — а такую, какую можно встретить на страницах детских книжек и в старых телепостановках, где все друг друга любят, где никто никогда не стареет (начинаешь невольно задумываться о гормональном уровне актеров). Вот такую семью и составляла наша пятерка. Дэниел — сдержанный, но нежный глава семейства. Джастин и Эбби по очереди исполняли роли заботливой матери и великодушного старшего брата (сестры). Раф выступал в качестве угрюмого среднего сына-подростка. Лекси была капризной младшей сестренкой, которую то баловали, то поддразнивали.
Вероятно, о том, как живут настоящие семьи, они знали еще меньше, чем я. Господи, мне полагалось сразу заметить, что — помимо всего прочего — их объединяло: Дэниел вырос сиротой, Эбби воспитывалась у приемных родителей, Джастин и Раф из дому ушли сами, о Лекси как-ее-там-на-самом-деле что-то конкретное я сказать не могла, но была готова поспорить, что и у той отношения с предками были не самые лучшие. То же можно сказать и про меня. Сознательно или подсознательно, они собирали воедино любые крошечные обрывки, какие только сохранила их память, чтобы затем сложить из них собственную мозаику, модель того, какой, по их мнению, должна быть семья, а затем поместили в нее и самих себя.
Четверым из них, когда они встретились, было примерно лет по восемнадцать. Я наблюдала за ними из-под ресниц — вот Дэниел держит бутылку на весу, проверяя, осталось ли вино, Эбби щелчками сгоняет с тарелки с остатками торта муравьев — и пыталась представить, кем бы они стали, не сведи их жизнь когда-то вместе.
Воображение рождало самые невероятные сценарии, но все они моментально проносились мимо, не успевая оформиться в голове во что-то конкретное. В конце концов я забила на это дело — не в том я состоянии, чтобы пытаться точно их для себя сформулировать и обобщить. Могут пару часиков и подождать, подумала я, до вечерней прогулки.
— Мне тоже плесни немного, — попросила я Дэниела, протягивая стакан.
— Ты что, пьяная? — спросил Фрэнк, когда я ему позвонила. — Мне показалось, ты была слегка под кайфом.
— Расслабься, Фрэнки. Ну пропустила пару стаканчиков вина за ужином. Почему сразу — пьяная?
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Вам, конечно, никто не мешает устроить себе небольшой расслабон, почему бы и нет, но я не хочу, чтобы ты воспринимала это как отдых. Твое дело — постоянно быть бдительной.
Я брела по ухабистой дороге, вверх по холму от разрушенной хибарки. Я много размышляла над тем, как и почему Лекси в конечном итоге занесло именно туда. Мы все приняли на веру тот факт, что она искала убежище и не смогла добраться до Уайтторн-Хауса или деревни — либо потому, что с той стороны пришел убийца, либо потому, что быстро теряла силы и пыталась укрыться в ближайшем известном ей месте. У Н. были свои планы. Если исходить из того, что Н. — человек, а не паб, не радиопередача и не карточная игра, то они должны были где-то встретиться, а так как в дневнике Лекси никаких указаний на конкретный пункт не имелось, я сделала вывод, что они имели обыкновение встречаться в одном и том же месте.
Свидания проходили скорее по вечерам, нежели по утрам, и разрушенный дом в этом плане представлялся идеальным вариантом: удобно, никто не видит, есть где укрыться от дождя и ветра, гарантия того, что никто не подкрадется незаметно. Вполне вероятно, что именно туда Лекси и направлялась в тот вечер; туда же она бросилась — возможно, на автопилоте — и после того как Н. подкараулил ее, или же, наоборот, потому что рассчитывала застать его там в надежде на то, что он окажет ей помощь.
Зацепка, конечно, хиленькая, но где взять лучше? По большей части во время вечерних вылазок я болталась поблизости от заброшенного домишки в надежде, что Н. когда-нибудь вновь там объявится и подтвердит тем самым мою версию. Сейчас я находилась на самом удобном участке дороги: разговаривая с Фрэнком или Сэмом, держала в поле зрения все подходы к моей развалюхе, а сама в случае необходимости могла спрятаться за росшими у дороги деревьями. Кроме того, место тут глухое, заброшенное. Не похоже, чтобы мои телефонные разговоры подслушал какой-нибудь фермер и явился по мою душеньку со своим верным дробовиком.
— Бдительность — мое второе имя, — сказала я. — Кстати, хотелось бы кое-что у тебя узнать. Напомни-ка: дядюшка Дэниела умер в сентябре?
В трубке Фрэнк зашелестел бумагами — либо взял дело с собой домой, либо он все еще на работе.
— Третьего февраля. Дэниел получил ключи от дома десятого сентября. Несколько месяцев ушло на утверждение завещания. Зачем тебе это?
— Не мог бы ты выяснить, как умер старикан и где эти пятеро находились в тот день? Да, кстати, а почему так долго шло утверждение завещания? Когда бабуля оставила мне тысчонку, я ее получила уже через полтора месяца.
Фрэнк присвистнул.
— Ты на что намекаешь? Что они сообща кокнули дядюшку Саймона из-за дома? А потом у Лекси сдали нервы?
Я вздохнула и пригладила волосы. Как бы лучше ему объяснить?
— Не совсем так. Вернее, совсем не так. Но понимаешь, Фрэнк, у них какая-то патологическая привязанность к дому. У всей четверки. Они все, а не только Дэниел, говорят о нем как о своем. Нужно поставить стеклопакет, нужно что-то делать с садом, нужно то, нужно се… Глядя на них, можно подумать, что у них имеются какие-то общие планы, что они намерены все вместе жить в этом доме до конца своих дней и потому готовы потратить годы на его переделку.
— Ах вот ты о чем, — снисходительно произнес Фрэнк. — Не бери в голову. Просто они молодые. В этом возрасте все считают, что однокурсники и совместная жизнь — на веки вечные. Увидишь, через несколько лет каждый обзаведется домиком где-нибудь в пригороде и будет по воскресеньям ездить отовариваться в магазин «Все для дома».
— Ну, не так уж они и молоды. К тому же ты и сам их слышал: они буквально помешаны на доме и друг на друге. Ничего другого в их жизни просто нет. Не похоже, что они намеренно избавились от дядюшки, хотя кто знает. Нам ведь всегда казалось, что эти четверо что-то скрывают, разве нет? Что-то здесь не так, что неплохо бы выяснить.
— Тут я с тобой абсолютно согласен, — сказал Фрэнк. — Будем копать. Не хочешь услышать, чем я сегодня занимался?
Судя по голосу, он был чем-то взволнован: Фрэнка не так-то легко вывести из равновесия.
— Выкладывай, не тяни резину! — воскликнула я, сгорая от нетерпения.
Ага, а теперь, похоже, волнение сменилось широченной ухмылкой.
— ФБР обнаружило отпечатки пальцев нашей девочки.
— Да ладно тебе! Так быстро?
Парни из ФБР всегда готовы прийти нам на помощь, но такой прыти я от них не ожидала.
— У меня есть друзья там, где надо.
— Отлично. Ну и кто же она?
Сама не знаю почему, но ноги вдруг стали будто ватные. Пришлось прислониться к дереву.
— Мэй-Рут Тибодо. Место рождения — Северная Каролина, дата — 1975 год. Объявлена в розыск в октябре 2000 года. За кражу автомобиля. Совпали и фото, и отпечатки.
Сердце застучало быстрее.
— Кэсси? — вновь услышала я голос Фрэнка. Он щелкнул зажигалкой. Затянулся. — Ты еще на
