Его поцелуй был теплым и крепким, и еще каким-то незнакомым, как, впрочем, и его запах — смесь мыла и свежевыглаженной рубашки. До меня не сразу дошло, что, собственно, все это мне напомнило: тот самый первый вечер в Уайтторн-Хаусе, когда я по идее должна была знать все, что меня окружало, как свои пять пальцев.
— Привет, — ответила я и улыбнулась в ответ.
Сэм привлек мою голову к своему плечу.
— Господи, — произнес он со вздохом. — Давай забудем про это чертово дело и смоемся куда-нибудь на денек. Что скажешь?
— Дело превыше всего, — напомнила я ему. — Или ты забыл? Ведь кто, как не ты, запретил мне носить белое кружевное белье?
— Я передумал, — ответил он и пробежал пальцами вдоль моей руки. — Выглядишь потрясающе. Ты сама об этом догадываешься? Такая бодрая, свежая! Я гляжу, ты даже поправилась. Похоже, расследование идет тебе на пользу.
— Что поделаешь, сельский воздух, — ответила я. — К тому же Джастин обычно готовит на целую дюжину. Так что у нас запланировано?
Сэм снова вздохнул, отпустил мои руки и прислонился к машине.
— Трое моих парней, с интервалом в полчаса, приедут в полицейский участок Ратовена. Так что времени у нас в запасе более чем достаточно. Пока я хочу прощупать их, прежде чем прижать к стенке. Специального помещения, откуда можно вести наблюдение, там нет, но из вестибюля слышно все, что говорится в комнате для допросов. Когда я их приведу, ты проскользнешь в вестибюль и послушаешь, что они скажут.
— Хотелось бы на них еще и взглянуть, — ответила я. — Почему мне нельзя просто послоняться по вестибюлю? Что такого, если они как будто случайно меня увидят? Если один из них тот, кого мы ищем — будь то по подозрению в убийстве или из-за обыкновенного хулиганства, — было бы любопытно проследить за его реакцией, когда он увидит меня.
Сэм покачал головой:
— Именно это меня и беспокоит больше всего. Помнишь ту ночь, когда мы говорили по телефону? Ты еще подумала, что рядом кто-то есть. Если один из моих подозреваемых преследовал тебя, он вполне может заподозрить, что ты общаешься с нами… А ведь нам уже известно, что характер у него не подарок.
— Сэм, — как можно мягче произнесла я и сцепила свои пальцы с его. — Я ведь именно за этим здесь и нахожусь. Чтобы как можно ближе подобраться к твоему подозреваемому. Если ты не позволишь мне это сделать, то кто я такая? Бездельница и дармоедка, которая от нечего делать почитывает книжечки.
Сначала Сэм даже рассмеялся моим словам.
— Согласен, — сказал он, — ты верно заметила. Что ж, разрешаю тебе одним глазом посмотреть на моих подозреваемых, когда их будут вводить в дверь.
Он нежно пожал мне пальцы и отпустил.
— Кстати, пока я не забыл… — Он порылся во внутреннем кармане пальто. — На, возьми, Мэки прислал.
Упаковка таблеток, точно таких, какие я привезла с собой в Уайтторн-Хаус, с такой же аптечной этикеткой, из которой следовало, что это амоксициллин.
— Он сказал, что твоя рана еще не зажила окончательно и врач опасается, как бы не развилась инфекция. Так что тебе следует пропить еще один курс.
— По крайней мере я получаю витамин С, — заметила я и положила пилюли в карман. Упаковка была довольно тяжелая и оттягивала полу жакета. — Врач опасается…
Значит, Фрэнк начал подумывать о том, как лучше обставить мой уход со сцены.
Полицейский участок Ратовена — та еще дыра. Впрочем, в провинции таких полным-полно. Крошечные каморки, пойманные в ловушку замкнутого круга. Кто только их не ругает! И те, кто отвечает за финансирование, и те, кто раздает должности, и любой, у кого в этой Вселенной есть хотя бы какой-нибудь пост. Голое помещение вестибюля оживляли один-единственный колченогий стул, плакат с рекламой велосипедных шлемов на стене и окно, сквозь которое уныло таращился Бирн, ритмично пожевывая жвачку.
Комната для допросов, судя по всему, по совместительству выполняла роль кладовки: стол, два стула и шкаф — понятное дело, никаких замков, — так что при желании можно было ознакомиться с любой документацией. В углу — хоть убей, не поняла зачем, — стоял видавший виды пластиковый шит, каким в восьмидесятые годы снабжали спецназовцев. Для полноты картины прибавьте пожелтевший от времени линолеум на полу и раздавленную муху на стене. Неудивительно, что у Бирна такой унылый вид.
Я вместе с Бирном неприметно устроилась за письменным столом, а Сэм попытался придать комнатушке для допросов мало-мальски приличный вид. Бирн заложил за щеку резинку и одарил меня хмурым взглядом.
— Ничего у вас не выйдет, — буркнул он.
Я не знала, что на это сказать; впрочем, судя по всему, ответа и не требовалось.
Бирн вновь извлек на свет божий резинку и снова тупо уставился в окошко.
— Ага, а вот и Бэннон, — произнес он. — Ну и урод!
Надо сказать, что Сэм, если захочет, большой мастер проводить допросы, и сегодня он явно был в ударе. Сплошные шутки-прибаутки, никаких обвинений, никаких угроз. Скажите, у вас нет никаких соображений на тот счет, кто мог пырнуть мисс Мэдисон ножом? Кто они такие, эти пятеро, что обосновались в Уайтторн-Хаусе? Попадался ли вам в Гленскехи на глаза кто-нибудь, кого вы не знаете? Послушать его, могло показаться, что расследование вот-вот заглохнет за недостатком улик.
Бэннон в ответ что-то раздраженно пробурчал. Макардл оказался чуть более обтесанным, но на его физиономии читалась откровенная скука. Оба утверждали, что ровным счетом ничего не ведают, и точка. Я слушала их вполуха, так как не могла дождаться, когда же наконец введут Джона Нейлора. Интересно, какое у него будет выражение лица, когда он увидит меня. Я, вытянув ноги, поудобнее устроилась на колченогом стуле, попыталась придать себе вид, будто меня силой затащили сюда, чтобы задать с десяток дурацких вопросов, и стала ждать.
Бэннон и впрямь был урод уродом: пивное брюхо, накачанные ручищи и в довершение ко всему голова-картофелина. Когда Сэм выводил его из комнаты для допросов, он увидел меня, а увидев, не преминул одарить злобной ухмылкой. Он прекрасно знал, кто такая Лекси Мэдисон, и терпеть не мог эту особу. Макардл, напротив, был длинным и тошим. Судя по щетине, подозреваемый номер два пытался отрастить некое подобие бороды. Он удостоил меня рассеянным кивком и, шаркая, вышел вон. Я вернулась за письменный стол и приготовилась к встрече с Нейлором.
Нейлор оказался среднего роста, жилистый, в джинсах и растянутом выцветшем джемпере. Голову венчала копна спутанных рыжих волос. Лицо с резкими, крупными чертами: высокие скулы, широкий рот, слегка прищуренные зеленые глаза под тяжелыми, кустистыми бровями. Не знаю, какие мужчины нравились Лекси Мэдисон, но этот, безусловно, был хорош собой.
И тут он увидел меня. Куда только подевался его прищур! Своим взглядом Нейлор буквально пригвоздил меня к стулу. Каких только чувств я не прочла в его взгляде — и ненависть, и любовь, и ярость, и ужас, — причем все одновременно. Чего в нем не было — так это презрительной ухмылки, какой одарил меня Бэннон. Нет, в его глазах была страсть, ревущая, словно пожарная сирена.
— Ну, что скажешь? — спросил Сэм, глядя, как Нейлор шагает по дорожке к своему забрызганному грязью «форду» 1989 года, красная цена которому на свалке металлолома — самое большее пятьдесят фунтов, да и то не факт.
Я же думала вот о чем: я была готова поклясться, что знаю, откуда у меня мурашки на коже.
— Если только Макардл не великий актер, — ответила я, — можешь спокойно переместить его на третье место в списке. Голову даю на отсечение, он понятия не имел, кто я такая. Даже если твой вандал совсем не тот тип, которого мы ищем, он наверняка уделял немалое внимание дому. Уж он-то меня наверняка узнал бы.
— Как Бэннон и Нейлор, — мрачно заметил Бирн у нас за спиной. — Эти вечно чем-то недовольны, кто бы им ни встретился. Хотя, с другой стороны, кому приятно встречаться с ними?
