как можно скорее сообщить Ваше мнение о Райнфельдере[279] — о нем как о человеке, о его преподавательских успехах, об инаугурационной лекции и т. д. Я знаком с тем суждением, которое Вы сообщили Бесселе-ру[280]. Ваше письмо я хочу показать комиссии. Вероятно, оно окажется решающим, по крайней мере так говорил мне Ольшки[281]. Обычный автоматизм — для правительства так проще всего — подталкивает к Райнфельдеру.
Сердечный привет,
Ваш К. Ясперс.
Перелиска [104] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейдельберг, 13.7.30 (почтовый штемпель)
Дорогой Хайдегтер!
Вы мне еще не ответили. Поэтому на всякий случай сообщаю Вам, что заседание комиссии, на котором должно быть принято окончательное решение, состоится в среду.
Сердечный привет,
Ваш К. Ясперс.
[105] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Фрайбург, 15 июля 30 г.
Дорогой Ясперс!
Вчера у меня была лекция в Карлсруэ, и до поры до времени я забыл и отложил в сторону все остальное. Поэтому с ответом я, наверное, опоздал.
О Райнфельдере я, конечно, не могу судить как специалист. Мне довелось присутствовать у него на защите, а в таких случаях можно многое почерпнуть уже из формулировки автобиографии. Я не имею в виду основные вехи жизни. Впрочем, Райнфелвдер знаком мне не только в связи с этим обстоятельством, а кроме того, я навел о нем справки.
Количественные показатели его преподавательского успеха весьма высоки, но речь ведь тут идет о чистой показухе и Удобном способе накопить справки об участии в семинарах. И своей задаче Райнфельдер вполне соответствует. Рвения у него предостаточно, а предъявлять иные требования к этим кошмарным полчищам новоиспеченных филологов ему незачем.
Судя по тому, что я знаю о нем и слышал, он на это и не способен. Его лекция при вступлении в должность была, по общему мнению, просто жалкой. Там вроде бы что-то говорилось о 'духовной личности', а мы как раз и требовали осветить тему Паскаля, чтобы кандидат не только все время доказывал, что он вполне прилично овладел и без того несложным ремеслом и с его помощью приходит к так называемым **результатам исследований', но чтобы он вдобавок имел возможность убедить факультет: живой мир, о литературе и языке которого ему предстоит говорить, затрагивает его самого.
Эту возможность Райнфельдер получил, факультет не почувствовал ни малейшего намека на живое отношение к материалу. Я уж не говорю об оригинальности этого живого отношения, способного дать стимул исследованию.
Даже характерно католический мир Паскаля не получил у Райн-фельдера, верующего католика, никакого освещения. Жалкое зрелище.
Здесь, как и в других случаях, все дело в необходимости. В нынешних условиях без таких показушников уже не обойтись. Вне всякого сомнения.
Но за этим стоит вопрос: должен ли философский факультет становиться таким показушным заведением для учителей языка, которых потчуют вдобавок сомнительной эстетической болтов-
ней, — или же чем-то иным. Опыт последнего времени ясно показывает мне: защиты и назначения таких кандидатов, как Райн-фельдер, — которых наверняка будут усердно хвалить в соответствующих региональных газетах, — вообще нельзя обсуждать от случая к случаю, поскольку тогда дело становится совсем гиблым; если для философских факультетов их собственная судьба важнее продолжения 'процесса', то такие защиты и назначения нужно пресекать a limine?. Ну почему — любой ценой! — всякое освободившееся место непременно должно быть занято, притом непременно теми, кто имеет соответствующий 'мундир'? Давайте подумаем: как гётгингенскому [факультету] математики и естественных наук удается держаться на высоте? Потому, что там идут на риск укомплектовывать предмет иногда двумя специалистами или представителем совершенно иной дисциплины — лишь бы кандидат был достойный.
Что же это будет за поколение филологов-романистов (а в других дисциплинах обстоит точно так же), если факультеты так поступают? Но, может быть, г-на Райнфельдера уже сегодня относят к великим романистам?
Тут решать должны Ваши специалисты.
Сердечный привет,
Ваш М. Хайдеггер.
* Изначально (лат.).
Мартин Хайдсггер/Карл Ясперс [106] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Дорогой Ясперс!
19 мая 31 г.
Пишу Вам эти строки в связи с внешними обстоятельствами. Человек, который передаст Вам это послание, проф. Миякэ[282], не принадлежит к многочисленным любопытствующим японцам, он — серьезный труженик. Быть может, у Вас найдется несколько минут для него.
В остальном я продолжаю молчать, ожидая, пока Вы завершите свою работу.
Надо сказать, о ней много спрашивают, но всякий раз я рад, что ничего не знаю.
Желаю Вам успешно завершить этот труд. Чем громче шум вокруг моего 'имени', тем более одинок я в моей работе. В августе всей семьей поедем на Спикерог[283].
Сердечный привет Вам и Вашей жене,
Ваш Мартин Хайдеггер.
[107] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Фрайбург, 24 июня 31 г.
Дорогой Ясперс!
Сегодня у меня есть срочная просьба. Беккер только что получил приглашение в Бонн.
Я в спешном порядке ищу ему замену на место ассистента, иначе эту ставку сократят.
Собственных 'учеников' у меня нет, да я, собственно, и хочу совсем другого. Я думал о Броке[284], который на Троицу произвел на меня очень хорошее впечатление и теперь легко мог бы 'перезащититься'. Однако я не хотел бы действовать лишь по собственному усмотрению.
Вы ведь его знаете.
Если для Вас это не очень некстати, напишите, пожалуйста, что-нибудь о нем.
С сердечным приветом
Вам и Вашей супруге,
Ваш Мартин Хайдеггер.
Своей бесстыдной (и совершенно жалкой) 'Гевдельбергской традицией'[285] Риккерт, очевидно, желает публично связать себя с будущей практикой приглашений.
[108] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейдельберг,25.УИ.1931
Дорогой Хайдеггер!
Приглашение Беккера в Бонн очень радует. Передайте ему, пожалуйста, мои сердечные поздравления.
О Броке писать нелегко. Я знаком с ним десять лет, но, по существу, так его и не знаю. Он из тех немногих, кто меня постоянно интересовал.
Прежде всего: он кое-чему научился. Изучение медицины, к которому он приступил после первичного знакомства с началами философии, уже обитая в мире культуры, и которое довел до конца, много дало ему
