ивритскую речь и в их дома. Владели ли они ивритом в достаточной степени или нет, они говорили на нем под давлением общества и собственных детей. Как только иврит укоренился в качестве базового языка общества и единственного языка образования, лидерство перешло к новому поколению, воспитанному в ивритских школах.
Продолжающиеся волны иммиграции не пошатнули это равновесие, во-первых, потому, что многие приезжавшие из Европы пионеры уже знали язык из появившихся там новых ивритских школ и сионистских молодежных движений; во-вторых, потому, что мощное давление стабильного идеологизированного общества оказывало влияние на все волны иммиграции; и наконец, потому, что относительно просто приспособиться к языку уже сложившегося общества, как это происходит во всех странах иммиграции.
Молодежь, осуществившая революцию, представляла поколение per se. Они осознавали свою важность и историческую уникальность как маленькое элитарное ядро упорных, вдохновенных юношей и девушек, самостоятельно строивших свою жизнь. Они избавились от старого руководства своих партий в диаспоре и со временем стали преобладать в сионистских организациях по всему миру. И им нелегко было бы передать революционные вожжи следующему поколению. Власть в Эрец Исраэль, лидерство во всех партиях и организациях были в руках этих «обращенных в иврит», подобных Берлу Кацнельсону и Давиду Бен-Гуриону; у родившихся в Израиле и воспитанных на иврите молодых людей доступа к власти не было. Только поколение молодых офицеров времен Войны за независимость смогло выдвинуть второй эшелон новых лидеров (Игаль Алон, Ицхак Рабин, Моше Даян). До сегодняшнего дня большинство министров в израильских правительствах родились не в Израиле. Может быть, это явление и не проблема языка как такового, но оно отражает нечто в семиотике культуры.
27. Ашкеназское или сефардское произношение?
Неприятие диаспоры и местечкового мира родителей заставило ашкеназских борцов за возрождение языка предпочесть для нового разговорного иврита то произношение, которое они считали «сефардским». Это социальное и идеологическое решение было столь радикальным, что требует более пространного пояснения.
В английском и других языках речевые модели изменялись в ходе истории, и правописание стабилизировалось довольно поздно. В иврите произошло обратное: освященное правописание Библии сохранялось на протяжении веков до мельчайших подробностей, но разные диалекты, возникшие у евреев, которые жили в разных странах и подвергались разным иностранным влияниям, породили несколько вариантов произношения одинаково пишущихся слов.
Ашкеназское произношение иврита сформировалось в Центральной и Восточной Европе после XIII в., а потом разветвилось на несколько диалектов, до настоящего времени сохранившихся в ортодоксальных общинах. Именно такой иврит привезли в Эрец Исраэль сионистские иммигранты. Оказавшись здесь, они отбросили даже иврит своего детства, загнали в дальние уголки памяти все, что могли выразить на этом языке, и избрали принципиально иное, «иностранное» произношение. Бен-Иегуда и первые носители иврита в Иерусалиме подчинились социальным причинам: в Иерусалиме сложилась сефардская община, члены которой считали себя наследниками славного испанского еврейства и носили гордый аристократический титул «чистых сефардов» (Сфаради тахор). Подобные коннотации нес в себе и их язык, на это указывает название общества сафа брура, т. е. «чистый», «точный» или избранный язык. Сефардская община не пользовалась ивритом в повседневной жизни, оставляя его только для точного чтения священных текстов, поэтому гласные не подверглись изменениям, а слова — контракции, как это происходило в живом языке — идише. Поэтому сефардское произношение казалось более престижным, чем произношение иерусалимских ашкеназских ультраортодоксов «старого ишува» (которые дважды подвергли Бен-Иегуду отлучению). Также в этом выборе чувствуется романтическое увлечение ориентализмом.
Были также «научные» обоснования для выбора сефардского произношения. Например, в Септуагинте (греческом переводе Библии) заметно размывание различия между библейскими огласовками патах и камац (они обе стали читаться как a); оттуда оно перешло в транскрипцию библейских имен в европейских языках (вроде Давид вместо ашкеназского Довид). Библейское различие между мильра и миль'эйль (расположение ударения соответственно на последнем и предпоследнем слоге) было известно ивритским грамматистам виленского Просвещения Бен-Зееву и Адаму Ха-Коэну Лебенсону (следовавшим традиции еврейских и христианских средневековых грамматистов). Предпочтение в большинстве слов отдавалось ударению на последнем слоге, что соответствует «сефардскому» произношению Ближнего Востока. Более важно, что именно так обозначаются ударения в библейском тексте, и фундаментальный подход к возрождению не мог этого не учитывать. Но библейские фундаменталисты могли также заявить, что точная разница между огласовками в Библии лучше сохранилась в ашкеназском, а не в сефардском иврите, и именно ашкеназим и йемениты не утратили разницу между патах (а) и камац (о), а также между твердым тав (t) и мягким тав (s).[104]
* * * Иехоаш, пораженный естественным языком молодых людей, выучивших иврит в новых, «национальных» школах, описывает усилие и искусственность, звучавшие в речи взрослых, даже тех, кто хорошо знал иврит:
Сам язык — это еще полбеды. Но сефардское произношение… Набожный еврей со вздохом рассказывал мне, что он много раз пытался молиться с сефардским произношением, но язык прилипал к нёбу, и он не понимал «значения слов». С тех пор он решил, что на улице он будет вести себя, как вся улица, но в синагоге оставьте ему старое произношение, как в Шнипишкес [еврейская окраина Вильны]!
(Yehoash 1917,1:161) Когда в Эрец Исраэль приехали иммигранты Второй алии, так называемое «сефардское» произношение было уже fait accompli, деревенские школы в сельскохозяйственных поселениях начинали вводить изучение иврита и преподавание других дисциплин на иврите и авторитет иерусалимских мудрецов для нескольких учителей иврита был непререкаем. Но это была начальная школа, где не изучали ивритскую литературу и даже не предполагали, что в то же самое время в Европе возникла великая ивритская поэзия на ашкеназском диалекте, которая, безусловно, повлияла на следующую волну сионистских иммигрантов.
Родители активно противились сефардскому произношению, чуждому их уху, их молитвам и их пониманию иврита, но несколько националистически настроенных учителей иврита чувствовали себя важнее и насаждали свою волю в школах. Ассамблея учителей 1903 г., чьим организатором и вдохновителем был Менахем Усышкин (активист, известный ожесточенной ненавистью к идишу), специально приехавший из Одессы, приняла для нового языка сефардское произношение. Учительская организация была главной движущей силой в обучении ивриту молодого поколения и она сыграла решающую роль во внедрении произношения. Но и они пошли на компромисс и выбрали ашкеназский почерк! В отличие от устной речи, которую надо было придумывать, почерк наследовался поколениями, и, видимо, его тяжело было изменить даже преданным своему делу учителям.
Так на последнем издыхании Первая алия определила язык Второй. Это было редкое историческое везение, последнее коллективное усилие тех немногих учителей, кто вообще говорил на этом языке и практически не знал новой ивритской поэзии,
