юпитеры. Кроме того, с живой природой трудно иметь дело: только, например, режиссёр скажет: «Начали!» – как солнце закроется облачком и приходится повторять сначала. Или, например, снимается сцена, в которой Ян Козина[7] пашет родную ниву, как вдруг слышится громкий гул пропеллеров – рейсовый самолёт торопится в Пльзень. Приходится выжидать, пока он пролетит, но едва режиссёр снова скажет; «Начали!» – как на соседнем цементном заводе раздаётся гудок на обед. В общем, с настоящей природой при съёмках одни неприятности, дешевле и скорее построить в ателье лес с домиком лесничего, мельницу с рекою, старинную улочку у пражского Града, ипподром в Хухлях[8], оживлённую улицу, морской бой, вокзал с паровозами, цветущую лужайку с бабочками и белыми облачками, крыши с трубочистами и вообще всё, что придёт в голову. Всё без исключения можно лучше и надёжней соорудить в ателье. Если мы при этом вспомним, что в сносном фильме должно быть двадцать – тридцать различных мест действий, и подсчитаем, сколько времени понадобится для того, чтобы изготовить отдельные декорации для каждого, то мы будем более или менее подготовлены к внушительному зрелищу, которое представляет собой киноателье в дни перед съёмкой.
Вообразите громадное строение, похожее на ангар для крупного дирижабля. Под потолком вдоль всех четырёх стен тянется осветительная галерея, на которой стоят батареи юпитеров. С потолка свисают какие-то канаты, цепи, кабели. Внизу возятся человек пятьдесят – все они одновременно строгают, стучат молотками, привёртывают шурупы, малюют на полотне, штукатурят и так далее. Тем временем из декорационных и столярных мастерских, со складов реквизита подвозят готовые стены, колонны, фасады домов, лестницы, решётки, деревья и другие детали, из которых состоит наш материальный мир. Всё это здесь, на месте, устанавливается, подвешивается, монтируется, закрепляется, подгоняется, приставляется, подкрашивается – словом, соединяется в единое целое. Не успеете вы оглянуться, как в одном углу ателье возникает деревенское кладбище, с травою и крестами, около него, допустим, малостранский дворик с галереей, за ним часть улицы (даже с мостовой), потом угол великолепного кабинета с письменным столом и телефоном, а за стеной кабинета вы видите разрез больничной палаты с простой железной койкой. Ещё подальше – окно с кружевной занавеской, очевидно, девичья комнатка, за ней балюстрада старинного замка и мансарда (видимо, жилище поэта), лестница в мансарду, часть набережной с фонарём на переднем и с пражским Градом на заднем плане и вплотную к ней маленькая уютная комнатка. В кинопостановочной архитектуре главное – втиснуть в ателье как можно больше декораций, предусмотренных сценарием. Трудно себе представить, какой лабиринт комнат, улиц, дворов, коридоров, альковов, лестниц и балконов умещается в киноателье при должном усердии постановщиков и скудных ассигнованиях на фильм. Разумеется, при постановке так называемого «грандиозного фильма», «боевика», часто не жалеют ни времени, ни пространства; в таком фильме должна быть минимум одна массовая сцена, которая занимает подчас площадь в сто квадратных метров, а «интерьеры» имеют иногда целых три стены. Но это только в «грандиозных», постановочных фильмах. При съёмках же среднего заурядного фильма весь ангар полон больших и маленьких театральных сцен, уголков и задних проекций, и режиссёр с актёрами, оператор с ассистентами, сценариус с экземпляром сценария, осветители с юпитерами, звуковики с микрофоном и кабелями, рабочие в сапогах и спецовках и разный глазеющий люд переходят с одного места на другое, снимая там и здесь по эпизоду.
Правда, некоторые особенно большие декорации возводятся под открытым небом на территории киностудии. Например, средневековый город, деревенский двор с амбаром и хлевом, сельская площадь или поле битвы не поместились бы в павильоне. И вот рядом с павильоном вырастает целый поддельный город из досок, жердей и гипса, – разумеется, только фасады, подпёртые сзади стойками и досками; проводят из ателье кабели и, понося на чём свет стоит ненадёжное солнце, снимают на вольном воздухе при искусственном освещении. Когда съёмки закончены, средневековый город так и остаётся рядом с сельской усадьбой, ибо нерентабельно возиться с его разборкой. Декорации разваливаются сами собой, напоминая город после бомбёжки. Вообще территория киностудии всегда завалена всяческим хламом – досками, ненужными декорациями, гипсовыми архитектурными деталями, поломанным реквизитом и т. д. Когда смотришь на эти кучи хлама, невольно думаешь, что там, наверное, похоронены и угасшие кинозвёзды…
Снимаем
– Ну, начнём снимать! – произносит режиссёр в белом халате.
– А это что такое? – осведомляется элегантный мужчина, загримированный в коричнево-красных тонах и похожий поэтому на варёную сосиску.
– Это ваш кабинет. Будем снимать в нём кадр третий и сорок первый.
– Какой раньше?
– Всё равно, хотя бы третий. Вы будете сидеть за письменным столом, в дверь постучат, и вы скажете: «Войдите». Вот и всё. Давайте попробуем.
Загримированный садится за письменный стол.
– А что мне пока делать?
– Можете писать.
– На чём? Бумаги нет.
Режиссёр всплёскивает руками.
– Ну на что это похоже?! Почему у пана Валноги нет бумаги? Господа, если я говорю
В ателье раздаётся стук молотков. Режиссёр приходит в ярость.
– Что ещё там? Если я сказал – тихо, должно быть тихо. Кто стучит?
– Надо докончить декорации, – объясняет голос.
– Так пусть стучат тихо! – рявкает режиссёр. – Здесь репетиция. Итак, внимание! – Он ударяет в ладоши. – Моленда стучит в дверь, Валнога поднимает голову и говорит: «Войдите». Где Моленда?
– Здесь! – слышится из угла, где другой краснокожий оживлённо беседует с какой-то девицей, явно не имеющей отношения к ателье. – Что я должен делать?
– Постучать в дверь и, когда Валнога скажет: «Войдите», – войти. Всё. Начинаем. Стучите!
Моленда стучит в дверь. Валнога поднимает голову…
– Стоп! – восклицает режиссёр. – Стучите нежнее. Слегка и нерешительно. Повторить.
Стук. Валнога поднимает голову: «Войдите!»
– Стоп! – кричит режиссёр. – Совершенно безразличным голосом: «Войдите!»
– Войдите!
– Чуточку громче, иначе не слышно за дверьми. «Войдите!»
– Войдите!
– Нет, вот так: «Войдите!»
– Войдите!
– Это уже лучше. Ещё раз, господа, постучать и…
– Войдите!
– Отлично! Дайте свет! – кричит режиссёр, задрав голову к потолку. – Ещё света! Больше света на Валногу. Чёрт побери, ну включите вон те юпитеры! И светите не на письменный стол, а на Валногу, я же сказал! За окном тоже должен быть свет. Что? Там нет юпитера? Господи, поставьте его туда и не задерживайте нас.
Проходит полчаса.
– Так как же? – кисло говорит Валнога за письменным столом. – Будем наконец снимать?
– Сейчас, сейчас!.. Поставьте туда дуговую лампу. И осветите эту сцену. Так хорошо? – спрашивает режиссёр у ягодиц, торчащих из-под съёмочного аппарата.
