Тот только смущённо пожал листьями.
— Лечит, лечит, — буркнул за него Репейник, — ишь молчит, скромник какой.
— Честное пионерское? — всё ещё не веря, спросил Петька.
Подорожник потупился и произнес еле слышно:
— Честное лекарственное.
— Коленки тоже лечите? — выпалил Петька.
— Конечно, и коленки, — продолжал Репейник, зная, как не любит Подорожник рассказывать о себе.
— А девчачьи? — уточнил Петька и покраснел.
Подорожник только кашлянул.
— И девчачьи, — опять забубнили у забора.
— А если задира и вруша? — неестественно громко спросил Петька.
— Всех он лечит!
— У какой-нибудь вашей знакомой болит коленка? — забеспокоился Подорожник.
— Нет у меня знакомой, — отрезал Петька.
— А у неё сильно болит?
— Откуда я знаю?
— Понимаю, — мягко сказал Подорожник и деловито протянул Петьке листья, — рвите скорей, пусть она привяжет их к коленке.
Петька подумал немного, сорвал несколько самых крупных, зажал их в кулак и собрался идти искать Ксюшку. Но когда высунулся из бурьяна и увидел мусорный ящик, из-за которого торчал белесый вихор Мишки Васькина, вспомнил, что нужно сидеть, ждать Олега. И сел.
— Что же вы не идёте? — заволновались растения.
— Я сейчас не могу, — сказал Петька и сунул листья в карман.
— Но вы же ничего не делаете? — вежливо удивился Подорожник.
— Я жду.
— Кого?
— Дальнейших указаний.
Растения не поняли.
— Ну-у… В общем, одному человеку нужно дать жизни.
— Что дать?
— Жизни.
— Это прекрасно, когда жизнь дают, — заулыбался Подорожник.
— Если вопрос стоит о жизни и смерти, то жди, коленка потерпит, — проговорил Репейник, и голос его стал дружелюбным.
А у Петьки почему-то сразу испортилось настроение.
Глава восьмая
Ковердайл Барбосыч
«Хоть бы Олег скорее пришёл», — уныло думал Петька.
Но вдруг он упёрся спиной в забор, будто захотел втиснуть себя в доски. Забор затрещал и стал крениться: вот-вот упадёт на землю.
Прямо перед Петькиным лицом бесшумно выросла чёрная пёсья морда. Злая. Клыкастая. Огромная. Петька почему-то вспомнил маму, но у него пропал голос и сразу заболел живот. Он ужасно боялся взрослых собак всю свою сознательную жизнь. Когда-то в далёкие дошкольные годы его укусила большая собака. Но самое страшное было то, что после Петьке делали уколы. От бешенства. Много. Огромной иголкой. И с тех пор при виде большой собаки у него начинал болеть живот. Так и сейчас.
Петьке казалось, что собачья морда занимает небо и землю.
Всё! Последние секунды жизни. Петька зажмурился.
За забором в саду что-то гулко падало на дно пустого ведра.
«Яблоки собирают, — мелькнуло в сознании. — Бух — анис, бух — антоновка. Бух-бух-бух… А может быть, груши?»
Петька встрепенулся и открыл глаза.
Морда по-прежнему глядела на него.
«Глаза у неё карие, — с удивлением заметил Петька. — На веках ресницы. Как и у людей. А уши — одно вверх, другое опущено, как у моей меховой шапки».
Вот морда опустила второе ухо и проговорила:
— Разве ты не помнишь меня?
— К-как н-не помню? — переспросил Петька с собачьим акцентом.
— Конечно, не помнишь: я сильно изменился с тех пор.
— С каких пор?
— С детства.
Петька не понимал.
— Вспомни, ведь ты отнял меня у ребят.
— Так разве это был ты?
Забор облегчённо вздохнул вместе с Петькой и выпрямился. Несколько лет назад Петька спас малюсенького щенка, которому мальчишки хотели отрубить хвост. Пришлось отчаянно подраться. Если б тогда не подоспел Мишка, неизвестно, что с Петькой было бы. Пока шла драка, щенок убежал, поджимая свой спасённый хвост.
— Какой он стал у тебя! Пушистый, большой! — залюбовался Петька, но погладить собаку всё-таки побоялся.
— Дело не в том, какой он, — добродушно продолжал пёс, — главное, что он есть. Ты спас мне улыбку.
— Улыбку? — недоверчиво переспросил Петька.
— Ну, конечно. Мы же улыбаемся хвостом.
— Как так?
— Вот смотри.
Лохматый хвост завилял, и Петька увидел, что пёс действительно улыбается.
— Спасибо тебе, друг, — преданнно сказала собака и лизнула Петькину руку, — тебе здорово тргда из-за меня досталось.
— Не стоит! — небрежно бросил Петька и без опаски погладил пса.
Шерсть была пыльной и от этого шершавой.
— А как тебя зовут?
Пёс сразу перестал улыбаться и шумно вздохнул.
— Ковердайл.
— Ка-ак?
— Ковердайл, — чётко повторил пёс.
— Интересно!
— А что тут интересного? Мой бывший хозяин в книжке это имя вычитал. Но та собака была колли — шотландская овчарка. А я-то русский. Дворняга.
Петьке показалось, что на пёсьи глаза навернулись слёзы.
— Есть такие замечательные имена — Шарик! Бобик! Полкан! — продолжал пёс. — Моего отца звали Барбосом. О таком прекрасном имени можно только… скулить.
— А почему хозяин бывший? — заинтересовался Петька.
Собака молча отвернулась.
— У тебя теперь нет хозяина?
