Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

изображает сверхприродное в природном, сверхчувст­венное в чувственном, духовную жизнь в жизни плоти, символиче­ски связывает два мира».

Н. К. Рерих: «Профессор Варшавского университета Зелин­ский, в своих интересных исследованиях о древних мифах, пришел к заключению, что герои этих мифов вовсе не легендарные фигу­ры, но реально существовавшие деятели. К тому же заключению пришли и многие другие авторы, таким образом, опровергая ма­териалистическую тенденцию прошлого столетия, которая пыта­лась изображать все героическое лишь какими-то отвлеченными мифами. Так, французский ученый Сенар пытался доказать, что Будда никогда не существовал, и не что иное, как солнечный миф, что было сейчас же опровергнуто археологическими находками. ...В этой борьбе между познающими и отрицающими так ясна граница, разделяющая всю мировую психологию. При этом чрез­вычайно поучительно наблюдать, насколько все отрицатели, со временем, оказываются побежденными; те же, кто защищал Геро­изм, Истину, Великую реальность, они находят оправдание в са­мой действительности».

2.  Это сказание представляется как абсолютно истинное (так как оно относится к реальному миру) и как сакральное (ибо является результатом творческой деятельности сверхъестественных существ).

С. Н. Булгаков: «...Мифу присуща вся та объективность или кафоличность, какая свойственна вообще „откровению“: в нем, собственно, и выражается содержание откровения, или, другими словами, откровение трансцендентного, высшего мира совершается непосредственно в мифе, он есть те письмена, которыми этот мир начертывается в имманентном сознании, его проекция в образах».

А. Ф. Лосев: «Миф всегда и обязательно есть реальность, кон­кретность, жизненность и для мысли — полная и абсолютная необ­ходимость, нефантастичность, нефиктивность. ...Он не выдумка, а содержит в себе строжайшую и определеннейшую структуру и есть логически, т. е. прежде всего, диалектически, необходимая катего­рия сознания и бытия вообще».

Н. А. Бердяев: «За мифом скрыты величайшие реальности, первофеномены духовной жизни. Мифотворческая жизнь народов есть реальная духовная жизнь, более реальная, чем жизнь отвлеченных понятий и рационального мышления».

3. Миф всегда имеет отношение к созданию (творчеству) — формосодержательному.

Именно в ближайшем родстве с мифотворчеством «находится художественное творчество, поскольку оно основывается на подлин­ном „умном видении“. Образы для художника имеют в своем роде такую же объективность и принудительность, как и миф. Образы вла­деют творческим самосознанием художника, он же должен овладеть ими в своем произведении, творчески закрепить их в имманентном мире. Его задача — надлежащим образом видеть и слышать, а затем воплотить увиденное и услышанное в образе (безразлично каком: красочном, звуковом, словесном, пластическом, архитектурном); ис­тинный художник связан величайшей художественной правдиво­стью, — он не должен ничего сочинять».

4. Познавая миф, человек познает «происхождение» вещей, что позволяет овладеть и манипулировать ими по своей воле.

М. Элиаде: «Речь идет не о „внешнем“, „Абстрактном“ позна­нии, но о познании, которое „переживается“ ритуально, во время ритуального воспроизведения мифа или в ходе проведения обряда (которому он служит основанием)».

А. Белый: «Причинное объяснение на первоначальных стадиях развития человечества есть только творчество слов; ведун— это тот, кто знает больше слов; больше говорит; и потому — заговари­вает. Неспроста магия признает власть слова. Сама живая речь есть непрерывная магия; удачно созданным словом я проникаю глубже в сущность явлений, нежели в процессе аналитического мышления; мышлением я различаю явление; словом я подчиняю явление, поко­ряю его; творчество живой речи есть всегда борьба человека с вра­ждебными стихиями, его окружающими; слово зажигает светом победы окружающий меня мрак».

5. Так или иначе миф «проживается» аудиторией, которая за­хвачена священной и вдохновляющей мощью воссозданных в памяти и реактуализованных событий.

М. Элиаде: «Проживание мифа предполагает наличие истинно „религиозного“ опыта, поскольку он отличается от обычного опы­та, от опыта каждодневной жизни. ...Речь идет не о коллективном воссоздании в памяти мифических событий, но об их воспроизведении! Мы ощущаем личное присутствие персонажей мифа и становимся! их современниками. Это предполагает существование не в хронологическом времени, а в первоначальной эпохе, когда события произошли впервые. Именно поэтому можно говорить о временном пространстве мифа, заряженном энергией. Это необычайное, „сакральное“ время, когда обнаруживаются явления новые, полные мощи и значимости. Переживать заново это время, воспроизводить его как можно чаще, заново присутствовать на спектакле божественных творений, вновь узреть сверхъестественные существа и воспринять их урок творчества — такое желание просматривается во всех ритуальных воспроизведениях мифов».

Таким образом, миф не является вымыслом, а, напротив, выражает героическую реальную объективную сущность происходящего в ее значимости для будущего при помощи специального языка — символического: «Содержание мифа выражается в символах... Нельзя художественно солгать, и нельзя мифотворчески покри­вить душой: не человек создает миф, но миф высказывается через  человека».

По мнению П. А. Флоренского, «рассмотреть, в чем магичность слова, это значит понять, как именно и почему словом можем мы! воздействовать на мир».

Л. Н. Мурзин отчасти отвечает на вопрос «как?»: «В центр системы языка традиционно ставилось слово. Это справедливо, если язык трактовать как статическую систему: слово центрально по уровню, к которому оно принадлежит, оно достаточно автономно по сравнению с морфемой и достаточно структурно по сравнению с предложением. Но если систему языка рассматривать в динамическом аспекте, то окажется, что в центре языковой системы мы должны будем поставить качественно иную единицу — номинацию. Слово представляется лишь частным случаем воплощения номинации и может рассматриваться как одна из ее форм. Номинация есть означивание объекта действительности, т. е. выражение объекта в любой знаковой форме — не только слова, но и словосочетания, предложения, дискурса или текста какого угодно объема. ...Номи­нация как единица динамическая является следствием текстопорождения — текст не может начинаться иначе, как с обозначения это­го объекта в целом. Правда, мы можем воспользоваться невербальными средствами, указывая, например, с помощью жеста, на пред­полагаемый для дальнейшего семиотического описания объект. Но этот жест есть не что иное, как обозначение данного объекта. При описании абстрактного объекта вероятность вербального обозна­чения возрастает. Обозначить объект словом — это значит припи­сать ему признак, т. е. осуществить операцию предицирования. То, что признак является здесь чисто словесным, не делает эту опера­цию менее значимой. В. В. Виноградов приводит данную А. И. Герценом образную оценку номинации. А. И. Герцен писал, что название — страшная вещь. Когда говорят: „Это убийца“, то мы представляем нож, кровь, искаженное лицо, зверство и т. п. Если же говорят: „Он убил“, то мы представляем не образ конкретного объекта, а само действие. В номинации убийца мы имеем нечто большее, чем в „он убил“: мы получаем качественно новый объект».

Таким образом, то, о чем в образной форме пишет А. Белый, характеризуя «живое творчество жизни» (мифотворчество) и есть номинация — выражение объекта действительности в знаковой форме: «Поэтическая речь и есть речь в собственном смысле; вели­кое значение ее в том, что она ничего не доказывает словами; слова группируются здесь так, что совокупность их дает образ; логиче­ское значение этого образа неопределенно; зрительная наглядность его неопределенна также, мы должны сами наполнить живую речь познанием и творчеством; восприятие живой, образной речи побу­ждает нас к творчеству; в каждом живом человеке эта речь вызыва­ет ряд деятельностей; и поэтический образ досоздается — каждым; образная речь плодит образы; каждый человек становится немного художником, слыша живое слово. Живое слово (метафора, сравне­ние, эпитет) есть семя, прозябающее в душах; оно сулит тысячи цве­тов; у одного оно прорастает как белая роза, у другого как синень­кий василек. ...Главная задача речи — творить новые образы, вливать их сверкающее великолепие в души людей, дабы великоле­ пием этим покрыть мир. ...Творческое слово созидает мир. ...Живая речь — вечно текущая, созидающая деятельность, воздвигающая перед нами ряд образов и мифов; наше сознание черпает силу и уве­ренность в этих образах; они — оружие, которым мы проницаем тьму».

Как мы отмечали выше, суггестивное (латентное) воздействие имеет установочный характер,