на особое внимание к человеку, но вводимые вместе с «фактором человека» «фактор эксперимента» и «фактор ситуации» тем не менее, не означают внимания к человеку как уникальной личности, а скорее указывают на помещение данного человека в определенные условия с целью извлечения из него информации. Безусловно, такие процедуры полезны и необходимы для изучения конкретных языковых механизмов, но, может быть, стоит однажды остановиться, подумать и... подойти к порогу «дома колдуньи», за которым — Тайны Бытия. Может быть, вновь стоит вернуть филологам утерянную жреческую миссию, надеть на них «мантию чародеев», которая сейчас безмятежно покоится на плечах психотерапевтов, экс трасенсов, «магов», «колдунов», не имеющих представления о реально действующих языковых суггестивных механизмах?
Войти в «дом колдуньи» — это значит изменить свое отношение к мифам: «Мы хотим рассматривать со стороны, как принято в науке. А надо увидеть их изнутри. Надо спросить самого себя: как бы я начал хорошую сказку? Начать ее можно с чего угодно и повернуть куда угодно». Это тем более важно, что тайна суггестии так или иначе связана с проблемами запредельного, запретного, божественного. Познать суггестивные законы языка — это значит научиться управлять собой и своим состоянием, научиться защищаться (осуществлять контрсуггестию).
Настоящее исследование началось с изучения возможности разработки особых, релевантных для лингвистической прагматики, методов исследования. Но по мере накопления материала оказалось, что постижение механизмов воздействия языка на человека только на уровне структуры и других формальных параметров невозможно, точно так же, как невозможно адекватное изучение прагматических особенностей языка на материале газетных текстов в силу отсутствия точки отсчета и способа соотнесения формальных показателей с условиями их реального функционирования. Такой точкой отсчета решено было избрать специально созданные МС для целей воздействия суггестивные тексты, а способом их «включения в действительность» — учет конкретной мифологии личности. Лингвистическая прагматика, как и другие дисциплины языкознания, в основном, игнорирует указанные факторы, следовательно, включать данное исследование в рамки какого бы то ни было конкретного направления оказалось нецелесообразным. Осуществленную в работе попытку «протоптать» тропинку к «дому колдуньи» можно было бы назвать началом «суггестивной лингвистики», специально сосредоточенной на указанных выше проблемах.
Предыдущее изложение позволяет прийти к следующим выводам:
1. Язык — самый короткий путь к подсознанию. Поэтому собственно лингвистические методы присоединения и диагностики помогают более тонко зафиксировать состояние пациента, могут быть использованы в качестве способа дополнительной регистрации динамики как личности, так и группы. Фоносемантический способ объективации состояний может служить хорошей основой для проведения дальнейшей качественной терапии с пациентом, повышая степень доверия больного.
2. Соединение различных мифологических полей при ведущей роли научного (медицинского) мифа делает возможным повысить эффективность терапевтического воздействия, способствуя в то же время экологичному безболезненному вмешательству во внутренний мир личности. Нет нужды «вытаскивать» из человека негативную информацию и настраивать на нее «пирамиду Хеопса» собственных проекций. Можно нетрадиционно использовать традиционный методы (например, свободный ассоциативный эксперимент), а результат выразить в различной языковой форме: заговор, включающий ключевые слова пациента, молитва, смена имени и письмо к самому себе. Какой бы метод ни избрал психотерапевт, результат предсказуем: наложение мифологических полей, облеченных в соответствующую языковую форму обеспечивает непременно положительный (по крайней мере — нейтральный) результат воздейст вия, способствуя претворению в жизнь принципа «не навреди».
3. Создание специальной социально-психологической роли Доктора (модификации роли Божества) — также непременное условие успешной терапии как личности, так и общества в целом. Стихийное формирование мифа может привести к негативному резонансу в МС, способствовать нагнетанию отрицательных эмоций и шизофренизации общества и отдельных личностей, прошедших соответствующие «психотерапевтические» группы или другой вид лечения (читавших доморощенные самонастрои, например). Стихийный миф, как было показано на примерах, вырывается из-под контроля и становится суггестором суггестора — ведет за собой личность врача, не позволяя ей меняться в позитивную сторону исследовать своим идеологическим воззрениям. Сознательное и профессиональное создание мифа — не только экономическая необходимость в момент зарождения рыночных отношений и конкурентной борьбы, в том числе и на рынке медицинских услуг, но и требование прогрессивного общественного мнения, озабоченного психическим состоянием населения.
Если определить науку в целом (вслед за «Философским энциклопедическим словарем») как сферу человеческой деятельности, «функцией которой является выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности», а непосредственные цели науки как «описание, объяснение и предсказание процессов и явлений действительности, составляющих предмет ее изучения на основе открываемых ею законов, т. е. в широком смысле — теоретическое отражение действительности», то «суггестивная лингвистика» как особая научная дисциплина, по-видимому, попадает под это определение.
Чем вызвана необходимость выделения ее в особую предметную область, почему нельзя было бы «вписать» изучение суггестии в рамки психолингвистики или психопрагматики?
Отвечая на этот вопрос, мы возвращаемся, собственно, к вопросу о месте вербальной суггестии как предмете исследования в языкознании и, может быть, в системе наук вообще.
Если подходить к суггестивной лингвистике с точки зрения требования к науке вообще, имея в виду функции описания, объяснения и предсказания процессов и явлений действительности, то предложенный вниманию материал предыдущих трех глав был призван проиллюстрировать, что данная предметная область располагает специфическим методом описания, объяснения, предсказания и, добавим, обучения — методом вербальной мифологизации, который представляет собой универсальную модель коммуникации, основанную на учете законов языковой суггестии.
Спецификой суггестивной лингвистики как предметной области является то, что в ней смыкаются диалектически противоречивые понятия и явления действительности, которые и порождают впоследствии универсальный диалектический метод постижения реальности и воздействия на нее.
1. Так, если говорить о противопоставлении научного («мышление в понятиях») и эстетического (художественного — «мышление в образах») способов постижения действительности, то в прикладных проявлениях суггестивной лингвистики (например, метод ВМЛ) это противоречие снимается, так как сам метод обеспечивает развитие как интеллектуальной стороны, так и чувственно-образной стороны творческих способностей человека.
2. Противопоставление науки, ориентированной на критерии разума и религии, в основе которой лежит вера в сверхъестественные начала также снимается, если перевести язык и религии и науки на уровень мифологического языка, признать оба эти подхода равнозначными. При этом ценность научного мифа в МС объективно превышает ценность мифа религиозного, что еще раз доказывает, что в равных изначальных условиях побеждает сильнейший в силу реальных результатов, без дополнительного идеологического «продавливания».
3. Кумулятивный характер науки в целом свойственен и суггестивной лингвистике: она суммирует в концентрированном виде достижения языкознания в целом, не перечеркивая их, а переосмысляя и уточняя. Принцип преемственности научного знания обеспечивает ее функционирование как особого вида «социальной памяти» человечества, теоретически кристаллизующей с позиций сегодняшнего дня прошлый опыт познания действительности и овладения ее языковыми законами. Лингвистика должна была пройти длинный путь от интуитивно-ведического воздействия на подсознание к появлению первых динамических языковедческих дисциплин; от изучения текста вне личности и экстралингвистических условий к выдвижению текстовой реальности во главу угла и осознанию тезиса [человек — это тексту; перейти от наблюдения и статистического описания языковых процессов к методам компьютерного моделирования даже в такой малоосознаваемой и сложно поддающейся области как звукосимволизм, чтобы была возможность хотя бы постановки проблемы вербальной суггестии и отыскания приемлемых методов решения этой проблемы.
4. Диалектическое взаимодействие процессов дифференциации и интеграции проявляется в суггестивной лингвистике достаточно четко. С одной стороны, это достаточно специализированная даже