неукротимой Силы такова, что слабонервным Накеормайского Верховного лучше вообще не видеть, ни в первый раз, ни в тысячу первый. Рослые патрульные почтительно расступаются перед ним, и рожи у всех кислые, ждут, как их еще сейчас похвалят за недостойное поведение. Да и мне радоваться нечего… а впрочем, мне уже без особой разницы…
Остается только выдержать гневный взгляд аль-нданна с достоинством, после чего и помирать со спокойным сердцем: мало кто в Первом мире может похвастаться тем же.
Он первым отвел взгляд, видно, были у него дела поважнее глупой девчонки, по собственной дурости угодившей к патрулю в лапы. А на меня нахлынуло вдруг какое-то странное чувство, не то боль, не то обида, не вдруг поймешь… И внезапно я вспомнила,
Быть этого не может! Чтобы я и сам Верховный аль-нданн Накеормайского Предела… не может быть!
Аль-нданн Баирну переменился в лице, разом утратив все свое ледяное достоинство. А в следующий миг оказался рядом, и я с громадной радостью поняла: еще как такое может быть! Я его с детства любила, всю жизнь, именно к нему и рвалась сквозь границы всех миров Спирали, именно его ребенка сумела сохранить, несмотря ни на что и вопреки всему…
И это ведь именно он нечаянно дал мне имя, вернув родителям дуреху, потерявшуюся в праздничной толпе!
Баирну так и держал меня на руках всю дорогу до самого Накеормая. А я, хоть и плавала по-прежнему в муторном полузабытьи, уже не чувствовала себя умирающей. И твердо знала: это не сон. Не смутное видение из калейдоскопа искалеченной памяти, — реальность. Я вернулась домой, в свой мир; а сном, кошмарным сном, уходившим безвозвратно в былое, отныне и навсегда стали годы, проведенные в Реабилитационном Центре другого мира, где меня старательно лечили от сумасшествия.
Я вернулась домой. И теперь нам с Баирну осталось всего ничего. Родить ребенка. Восстановить Вершину Сумрака. И придумать, как сокрушить Деборру, не разрушая при том Вершину Тьмы.
Плыл туман над озером Кео, невесомый, почти прозрачный. Он не мешал любоваться величественной панорамой Накеомрая. Город поражал удивительной смесью высоких технологий и магии. Каждый, прошедший Посвящение, мог призывать Силу, но на это существовал строгий регламент. Причем местный ОМОН с нарушителями не особо церемонился. Вот и предпочитали люди не связываться с магией, а пользоваться воздушным транспортом с антигравитационными двигателями, продвинутой канализацией с многоступенчатой системой очистки стоков, радиосвязью и прочими благами развитой цивилизации. Интернета, правда, здесь не было. И телевидения с рекламой и шоу-бизнесом. Зато был чистейший, не отравленный автомобильным угаром воздух, натуральные продукты, размеренная, лишенная погони за личным благосостоянием жизнь…
А уж отношение горожан к бывшей пациентке Реабилитационного Центра, безнадежно больной девочке Тане, удивляло сверх всякой меры. Нданна Натэна — имя звучало почти как заклинание.
'Я сплю'- думала Анна Альбертовна, всматриваясь в неподвижную, словно подсвеченную изнутри молочным сиянием воду. — 'Брежу. Болезнь дочери передалась ко мне. Сейчас проснусь. проснусь и увижу рядом санитара со шприцем. Бедное дитя, как я теперь ее понимаю!'
Сырой холод зябкого утра вынуждал ежиться, плотнее запахивать на груди тонкую курточку. Надо было все-таки прихватить с собой теплый плащ. Добро еще, что хоть ветра нет…
Туман таял, уступая лучам утреннего солнца. Над пляжем вспыхнула вдруг многоцветная радуга. Ни дать ни взять рассыпал кто-то пригоршни хрустальных бусин, и теперь, в солнечных лучах, они взыграли искрометным радужным сиянием.
Анна Альбертовна наклонилась, зачерпнула горстью песок. Над сложенными лодочкой ладонями мгновенно поднялась сверкающая радуга.
'Сейчас я проснусь. вот прямо сейчас!'
Но сон прекращаться даже и не думал…
— Слыхала, что ль? Дура эта, что шестой год на третьем месяце ходила, взбесилась совсем…
— Да ну?!
— Ну да! Решили ей мнимый аборт сделать, чтоб про ребеночка-то своего придуманного она позабыла. Она и взбеленилась: 'Ребенка убить хотите!' Я все слышала. И кровищу потом тоже я оттирала.
— Кровищу?!
— А то! Как начала эта ниньзя гребаная на людей бросаться! Врачу шею — насквозь! Пальцами! Санитаров — ногами! Гинеколога — башкой о кресло! И сама — головой в зеркало.
— Да ты что!
— Кровищи, говорю, море. Врачу — песец полный, перелом шейного позвонка. Санитары… хм. Баб им больше не любить, да. А сама Танька на осколок зеркала напоролось. Кровью на месте истекла. Так-то вот.
— То-то я смотрю: анатомичка со двора выезжала…
— Во! Два трупа! Альбертовну жалко — молодая еще, умная…
— Умная, да не совсем! Че было дуру эту трогать. Пусть бы и ходила со своим пузом придуманным, кому оно мешало?
— А я че говорю? Не всех наших идиотов лечить надо, так-то вот. Они в безумии своем посчастливее нас с тобой будут.
— Да уж. Психам получку до конца месяца считать не надо. Детей думать, чем кормить да во что одеть — тоже. И унитазы мыть не положено. Только гадить в них… От свиньи! Опять стены говном измазали! Мать их всех… Давай ведро, да шевелись побыстрее, пока старшую не принесло…
PS от автора: этот мир ворвался в душу внезапно, и просто вывернул меня наизнанку своей изменчивостью. Я получила огромное удовольствие от самогО процесса творчества — смею уверить, раньше такого восторга не испытывала никогда, даже в сопливом детстве, когда переделывала в своем духе чем-то не понравившиеся мне сказки… Я не знаю, ЧТо из этого получится. Но что мир отпустит меня не скоро — уже вижу. обновление и расширение следуют…
йад, табуретки, тухлые помидоры тока приветствуются. причем чем больше, тем лучше!
