чистой феноменологии», то станет понятно, что этот завершающий взгляд предельно полно обрисовывает понятие сознания, используемое феноменологией.
Очищение же сознания для Гуссерля — это очищение способности познавать идеальные сущности. Иначе говоря, настройка и наладка одного из инструментов философии. Если говорить строго, то это вообще не очищение сознания, а создание искусственного пространства сознания, где хранятся только «чистые формы», или сущности — образы, «очищенные» от всего нечистого с точки зрения их использования в философском рассуждении.
Что же касается нас, то, наверное, мы еще не раз обратимся к Гуссерлю, когда будем изучать, что такое осознавание. Но что же такое сознание?
Глава 4. Феноменологическое движение и вырастающие из него философии
Можно сказать, что феноменология родилась как спасение европейской Философии, ставшей к началу двадцатого века ненужной из-за повсеместного утверждения научного мировоззрения. Единственным спасением для Философии было принять сторону победителя и стать ему полезной. В итоге новая Философия порывает с Метафизикой и по преимуществу становится материалистической в смысле научного, а не идеологического Материализма. Так что ее можно считать позитивизмом, то есть идеологией науки. Или же она уходит в крайний идеализм, каким являются логика и математика и тем самым опять же оказывается вполне востребованной Наукой и техникой. Особенно когда появляются «мыслящие» машины.
Движение в сторону компьютера и искусственного интеллекта, которое началось со времен второй мировой войны, заставило все ветви западной Философии заняться разработкой теории формальных языков, то есть языков, способных быть принятыми машиной. Хотят это признавать философы или нет, но большая часть современной западной Философии была определена экономической потребностью. За что лучше платили, то и развивалось лучше. А платила, по преимуществу, промышленность и чаще всего военная.
В этом есть какая-то великая жизненная правда: философия — это все-таки мудрость, когда-то бывшая житейской. Но и сейчас философия должна быть связана с жизнью и ее потребностями. Вот только жизнь сместилась от человека к машине, и философы дружно обслуживают поставленную перед человечеством задачу — заменить людей на машины.
Конечно, не все философии, развивающиеся в Европе из феноменологии, были нацелены на служение Богу Машине. Хотя, так или иначе, ему служат и герменевтика, и философия языка, и семиотика, и структурализм, и деконструкция, и многие другие школы. Но временами философы возмущались и поднимали крик о том, что мы уходим от жизни, от естества, от души.
Пожалуй, первым из феноменологов это сделал Хайдеггер. Хотя и Макс Шелер тоже так и не принял феноменологию. Что же касается Хайдеггера, то я расскажу о его бунте словами его личного помощника последних лет Фридриха-Вильгельма фон Херрманна. Что писал сам Хайдеггер, читали многие, но лично я смог понять, что же им двигало, лишь благодаря фон Херрманну.
Что помнит человек, давший себе труд почитать Хайдеггера, о его философии? Я не имею сейчас в виду изучавших его философов. Просто человек, который устал и вспомнил, что книга Хайдеггера стоит у него на полке. Если ему в душу не запал какой-нибудь исключительно красивый образ, не имеющий никакого отношения к философии, то помнит он, что Хайдеггер пишет про «бытие». Что такое это «бытие», вспомнить невозможно. Но точно помнится, что Хайдеггер его называет бытие-в-мире и
Думаю, во многом это вина переводчиков, а значит, и наших философов. Я подозреваю, что у них не было ни малейшего желания помочь людям прочитать Хайдеггера… Они переводили его лишь для своих и как своеобразный инструмент невпускания в философское сообщество тех, кто не готов принять тайный язык этого научного союза. Я уже писал о Хайдеггере раньше и могу уверенно сказать, что его можно и читать и понимать. Но каждый раз нужно делать над собой определенное насилие. И сейчас мне очень не хочется к нему возвращаться. Тем более, что я уже знаю, что Хайдеггер и весь экзистенциализм, вырастающий из его «философии бытия», не занимался сознанием. Он занимался бытием.
Итак, Хайдеггер считался основоположником экзистенциализма и даже герменевтики. Но начинал он как феноменолог и до 1924 года преподавал феноменологию. Фон Херрманн так рассказывает о Хайдеггере того времени:
Это странное «К самим вещам!» нам уже встречалось. Из-за этого призыва с Гуссерлем разошлись его ученики в 1913 году, когда он вместо логики стал писать о чистых идеях. И вот опять «сами вещи!». У меня, когда я читаю про них, рвется крик отчаяния: да о чем речь, в конце концов?! Какие вещи? Если те, что описывает Гуссерль, рассказывая, как я осознает себя в центре некоего бесконечного пространства, заполненного вещами, тогда в чем тут пафос этого призыва? А если это какие-то другие вещи, тогда почему никто из переводчиков и комментаторов Гуссерля не помог мне понять, о чем речь?!
Да ведь и сам Хайдеггер, похоже, скорее, хотел скрыть свои истинные намерения, чем сделать их ясными. Например, что он имеет в виду, когда говорит, что бытие должно быть
«Решающий момент», «отказ от предрассудков», «форма экзистенции», да еще и «научного человека»! Какая музыка. Кстати, она вся и войдет в будущую философию экзистенциализма как ее опорные точки или места, с которыми экзистенциалист должен быть согласен, как с партийной программой. Но в чем же суть расхождения Хайдеггера с феноменологией и Гуссерлем?
Фон Херрманн умудрился просто и ясно объяснить это в главе «Сознание и забота о познанном познании».
Вот такой фокус. Хайдеггер расходится с Гуссерлем не из-за каких-то вещей. Он расходится из-за отношения к жизни. Если вы помните, задача, которую решал Гуссерль, заключалась в том, чтобы создать удобный для Науки формальный язык описания опыта или наблюдений. Для Хайдеггера
Для Хайдеггера греческая философия, натурфилософия, как она называлась, была направлена на жизнь и сама была жизнью.