Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание

внимательном наблюдении за собой ты однажды понимаешь, что ощущение, будто думаешь в голове где-то между ушами, рождается не потому, что ты это действительно чувствуешь, а потому, что глаза и уши воспринимают внешнее как бы извне внутрь. И именно это сосредоточение линий восприятия, которые сходятся где-то внутри головы, и ощущается нами местом думания. Кстати, оно как раз где-то в районе шишковидной железы, которую Декарт считал местом расположения нашей мыслящей души.

Уже одно это наблюдение, превращающее «ощущение» в геометрическую точку пересечения линий, сильно разрушает привязанность к ней. После того, как это случилось, ты время от времени начинаешь замечать, что при смене состояний сознания «место думания» «плавает» в тебе, а иногда, когда ты «вне себя», оно и действительно выходит из тела. По крайней мере в ощущениях. Ты словно висишь сам над собой. Правда, как только ты это замечаешь, осознавание тут же швыряет тебя в состояние восприятия, то есть в точку между ушами. И ты снова «думаешь в голове». Тем не менее, даже если мышление и есть свойство мозга, — мозг больше, чем субъективно ощущаемое «место думания». Поэтому место это есть смысл именовать «местом восприятия» и отделить от думания. А за думанием понаблюдать.

Отделить думание от ощущения и восприятия очень сложно. Но думание не есть восприятие, и значит, это возможно. Декарт же, очевидно, много созерцавший себя думающим, использует для описания работы ума образ силы тяжести или земного тяготения:

«…когда эта сила тяжести была сопряжена с тяжелым телом, я усматривал, что весь ее объем может действовать в любой из его частей, поскольку какой бы своей частью это тело ни было подвешено на канате, вся его тяжесть тянула этот канат совершенно так же, как если бы сила тяжести была разлита лишь в этой части тела, соприкасающейся с канатом. Разумеется, я понимаю, что и ум не иначе сопряжен телу: он целиком помещается во всем теле и целиком в каждой его части. Из этого ясно, что указанная идея силы тяжести частично заимствована мной из идеи, которую я имею относительно ума, — поскольку я считал, что сила тяжести увлекает тела к центру Земли таким образом, как если бы она этот центр осознавала.

Этого никоим образом не могло быть без сознания. А ведь сознанием может обладать только ум» (Там же).

Вот первое и внятное упоминание сознания. В таком сопряжении с другими понятиями это может быть только сознание. И оно для Декарта есть свойство ума, и свойство сознавать нечто. Но как красив сам этот образ ума, к тому же осознаваемого Декартом как субстанция!

Честно признаюсь, мне совершенно не интересно исследовать понимание сознания как осознавания. Осознавание — это не сознание, а осознава-ние. И его и надо изучать именно так.

Но вот что такое ум как субстанция, и не скрывается ли за «мыслительной субстанцией» действительное понятие о сознании, я хочу посмотреть особо.

Глава 4. Мыслящая субстанция

В следующей философской работе Декарта — «Первоначалах философии», где он доводит свои взгляды до завершения, — есть место, будто вырастающее из разобранных мною рассуждений. Это 48 параграф части, называемой «Об основах человеческого познания».

«Что бы ни подпадало под наше восприятие, мы рассматриваем это как вещи или как некие впечатления от вещей; наконец, это как бы вечные истины, не имеющие никакого бытия за пределами нашего сознания» (Декарт, Первоначала философии, с. 333).

Уже это первое утверждение надо рассмотреть. Естественно, исходя от слова «сознание». О сознании ли говорит тут Декарт? Или же он по-прежнему говорит об уме, а переводчики узнали в этом сознание? Как бы там ни было, но если рассматривать сознание так, как его видит русское картезианство, то сознание есть то, что содержит в себе «вечные истины» и даже более того — обеспечивает их бытие.

Что такое эти «вечные истины»? Первое, что приходит на ум — это «идеи» Платона, но бытующие не на Небесах, а в сознании. Второе — что они не могут случайно оказаться в одном ряду с впечатлениями от вещей, у них должна быть сходная природа, поскольку и то и другое, вероятно, создается нашим восприятием. Во всяком случае, мои психологические знания подсказывают, что это должно быть так. Правда, мои философские знания сопротивляются этому. Они требуют забыть о действительной жизни и исходить из требований чистого рассуждения. А если рассуждать чисто, то впечатление естественно имеет иную природу, чем вещи. Соответственно, если в нашем сознании живут какие-то идеи, которые мы тоже можем рассматривать, то они оказываются одной природы с вещами — как все рассматриваемое или воспринимаемое.

Означает все это кажущееся противоречие лишь то, что Декарт описал здесь несколько шагов работы ума. Обнаружив восприятием некую внешнюю вещь, ум собирает о ней впечатления и создает ее образ, который переходит после этого в память. Но перейдя в память, он уже не есть работа ума, а его изделие, то есть своего рода вещь и тоже может рассматриваться им, как и любая другая вещь, изготовленная человеком или сделанная природой. Это выглядит вполне очевидным и важнее разобрать другое.

Первое — это саму лестницу изменения качества: что-то мы рассматриваем как вещь, что-то как впечатление, а что-то как образ, который можно именовать вечной истиной. Как рождаются эти различия внутри восприятия?

Второе — что такое «вечные истины», с точки зрения психологической?

Ну и последнее — при чем здесь сознание?

Для того, чтобы это понять, придется вспомнить, как Декарт понимал восприятие. Как вы помните, в «Метафизических размышлениях» он говорит:

«Итак, именно я — тот, кто чувствует и кто как бы с помощью этих чувств замечает телесные вещи: иначе говоря, я — тот, кто видит свет, слышит звуки, ощущает жар. Все это — ложные ощущения, ибо я сплю. Но достоверно, что мне кажется, будто я вижу, слышу и согреваюсь.

Последнее не может быть ложным, и это собственно то, что именуется моим ощущением; причем взятое именно в этом смысле ощущение есть не что иное, как мышление» (Декарт, Размышления о первой философии, с. 24–25).

Ощущение, чувство и восприятие оказываются для Декарта таким же единством, как Ум-Разум-Мышление, и сливаются для него в нечто цельное. И однозначно видно, что восприятие или ощущение для него вовсе не то же, что для современной Психологии. Его «ощущение» не имеет никакого отношения к работе нервной системы и разве что относится к мозгу. Ведь, в сущности, он говорит о способности ума ощущать собственную работу. Это вполне можно назвать созерцанием, а не восприятием. Кстати, и вещи для него вовсе не то же самое, что для бытового ума. Для него свет, звуки, жар оказываются «телесными вещами». И это не может означать, что он приписывает им какую-то телесность или вещественность. Гораздо вероятнее, что он говорит о том, что они воспринимаются телом, то есть об ощущениях. Поэтому он и называет их ложными ощущениями.

Поэтому, когда Декарт пишет: Что бы ни попало под наше восприятие, мы рассматриваем это как вещи, — вполне можно понять, что он говорит о том, что наше восприятие поставляет уму ощущения и впечатления. И тогда становится понятным, что «вечные истины» совершенно не случайно оказались в этом ряду, поскольку они — всего лишь наиболее простые и далее неразложимые образы, присутствующие в составных, а значит, разложимых и невечных понятиях.

В таком случае все три перечисленные понятия точно одной природы. И эта природа как-то связана с сознанием. Пока ясно одно, что образы входят в сознание извне, приносимые восприятием, и живут в нем. И совершенно неясно, как они живут и есть ли у них какая-то вещественность, если они называются вещами. Неясно и то, действительно ли сознание является этой средой, в которой живут образы, или же Декарт имел в виду ум. Поэтому посмотрим, что он пишет дальше: