Главная точка любой философии — это божественная вершина, с которой философом строится путь нисхождения слова истины в мир смертных. При этом путь может быть выложен великолепными работами, но вершина слаба и непродуманна, потому что она была всего лишь детской мечтой, и единственное, что в ней было настоящим — это жажда величия, например.
С какой точки позволяла смотреть на мир метафизика?
С той, на которую установил ее Аристотель. Ведь это его философию издатели уже в древности назвали метафизикой. Но если я говорю о том, что Аристотель установил свою точку, то естественно предположить, что были и другие. Какие?
Аристотель и сам перечисляет всех тех своих предшественников, кто впервые заговорил о тех или иных философских вопросах и с кем он был не согласен. Любое несогласие есть уже отличие в точке зрения. Но это еще не обязательно ее смена. Тот же Декарт открыто призывал отказаться от Аристотелевской философии, но при этом оказался в глазах потомков метафизиком. И вся революция в философии XVII века оказалась метафизической, как оценили ее сами философы в XIX–XX веках. Значит, не всякое отличие в точке зрения означает, что она была перенесена. Но Аристотель точно сумел сделать такое. Он перенес точку, с которой созерцал мир, на другую вершину по сравнению с предыдущими философами. Ими были Сократ и Платон.
Я вовсе не уверен, что вершина Аристотеля была выше или позволяла видеть мир лучше. Но она точно позволила видеть его иначе. В итоге платонизм дальше живет своей жизнью, которая через несколько веков истощается вместе с последними неоплатониками, а аристотелизм становится основой всей средневековой философии, причем, как европейской, христианской, так и арабской, мусульманской. Европейцы чаще всего и знакомились-то с Аристотелем через арабов.
Платон тоже продолжает жить, но в большей мере как учитель «божественного Аристотеля». Спор, который вел с ним Аристотель, теряется из виду, и обоих начинают считать основоположниками все той же якобы единой метафизики. Сократ же превращается почти в литературного персонажа, о котором, как о Диогене, к примеру, надо знать несколько анекдотов, чтобы показывать свою философскую образованность.
Между тем, отличие Аристотеля от Платона заключается в величии их, как учителей, а отличие Аристотеля от Сократа — в самом способе рассуждать. И поскольку сократический способ рассуждать сохранил Платон, то получается, что отличие платонизма от метафизики именно в способе рассуждать. В чем это отличие?
Ели отбросить лишние знания и постараться вспомнить в самом общем виде свое впечатление от чтения Платона и Аристотеля, точнее, от чтения о Сократе и Аристотеля, то отчетливо видно: Сократ исследует устройство сознания человека, а Аристотель философствует о мире. Платон, передавая эти беседы Сократа, походя вставляет множество рассказов и рассуждений об устройстве мира, и поэтому кажется, что Аристотель естественно вырастает из него и даже продолжает, хотя и всячески отрицает на словах. Но это если попасться под обаяние Аристотеля и встать на его точку зрения, на его вершину. Она находится с той стороны от Платонизма, где действительно видно, как много у них сходства и общих тем, которые они исследуют.
Но если поглядеть на Платона не глазами аристотелика, то главным у него будет не то, что считал главным Аристотель. А что? Наверное, для каждого свое. Для пифагорейца — математика. Для государственника — теория государства и государственного строительства, для идущего к самопознанию — Сократ и его поиск, полностью выкинутый Аристотелем из метафизики.
И если вопрос о том, что Аристотель воевал за славу со своим учителем Платоном, еще можно оспаривать или не замечать, то уж никак нельзя спорить с тем, что с Сократом Аристотель не спорил. Он его просто выкинул из рассмотрения и поминает не более, чем кого-то из самых древних, о ком не сохранилось воспоминаний. А ведь он был почти современником. Но Сократ его не интересовал, с ним Аристотелю нечего было делить, потому что Сократ не занял в обществе такого яркого и почетного места, как Платон.
А вот в борьбе за место в обществе Аристотель точно превзошел Платона. Если того приглашали ко двору мелкие греческие тираны, то Аристотель был наставником самого Александра Великого. Его душа может покоиться с миром, он победил. А все философы после него старались повторить успех Аристотеля, и собрания сочинений великих метафизиков XVII–XIX веков полны перепиской с сильными мира сего, к которой они относились весьма трепетно, начиная с Декарта.
Метафизика не только точка зрения, как мировоззрение она всегда есть и способ жить. Аристотель заложил не только способ иначе рассуждать о мире, но и способ, каким философ должен покорить этот мир. Философия в самом начале научной революции, даже отрицая аристотелизм, еще давала философу возможность занять в новом мире такое же место, какое сумел занять Аристотель в своем. И все это благодаря Науке и научному перевороту, который начинался как философский. Вот почему философы так страдали, когда Науки выделились из нее, и сетовали, что философия — не Наука, и так же ратовали за то, чтобы сделать ее Наукой и научной. Естественно, что Сократу и самопознанию в этой битве за раздел мира не было места. Когда?! Когда заниматься такими мелочами, если весь мир трещит по швам и рушится и надо успевать хватать куски и блага. Научный переворот очень был похож на русский бунт, когда жгли и грабили барские поместья.
Научный передел мира завершился раньше колониального, хотя начался несколько позже. Уже в начале XIX века стало ясно, что основные места заняты Физикой, Математикой, Астрономией, Химией и Биологией. Философия не вошла в число государств-победителей, как не вошли, к примеру, Россия, Франция и Германия в число тех стран, которые имеют право на кусок Ирака и на глоток его нефтяной крови в 2003 году.
Философия не оказалась в числе победителей? Почему? Это дико возмутило молодежь сообщества. Вы обещали нам всяческие блага, мы вам поверили, купились на сладкое и манящее имя «философ», а в итоге чувствуем себя униженно рядом с каким-нибудь физиком или математиком! В партии наметился раскол, и началось большое внутреннее расследование. И естественно, раз было поражение, были найдены и причины.
Коррупция! — раздалось громогласно над Европой. — Имя ей Метафизика!
Что я имею ввиду? А то, что метафизика, как способ жизни, позволяла хорошо существовать, занимая места придворных философов, весьма ограниченному числу соискателей. Не большему, чем число дворов, чьи правители были склонны к любованию собственной умностью. А как получить кусочек хорошей жизни остальным? Только превосходя великих величием. Это очень трудный путь, проще обвинить вождей в продажности. Революции делать проще, чем искать истину.
А что было в остальных, так называемых естественных Науках? До девятнадцатого века они были в загоне и незаметны. Но с развитием капитализма развивается технология, то есть культура внедрения научных открытий в производство, а значит, в рынок. И вот естественник оказывается щедро оплачиваемым. Но еще важнее, рынок, потребляющий его труд, стремительно растет, вместе с производством и демократией, а рынок, потребляющий философию, столь же стремительно сокращается, вместе с исчезающей аристократией. Только богатое общество, общество, в котором есть богачи, может позволить себе содержать философов, потому что философы — это бездельники, с точки зрения битвы за выживание.
С исчезновением аристократии исчезали те люди, которые готовы были содержать прежних философов. Конечно, капитализм создает новых богачей. И они могут содержать новых философов, но при этом они очень точно знают, что им надо. А нужна им философия, оправдывающая их власть в мире. «Робинзон Крузо» Даниэля Дэфо был как раз такой философией молодой буржуазии, прославлявшей ее трудолюбие и жажду жизни. Поэтому Дэфо стал славен во всем мире. Мир менялся. Научная революция оказалась революцией буржуазной, революцией, приводящей к власти в мире новый класс.
И если в это вглядеться, то с очевидностью бросится в глаза, что научная революция — антирелигиозна и антиаристократична. И вовсе не потому, что ей есть дело до народа или демократии. Науке надо было захватить власть в мире, а для этого надо было убрать тех, кто держал эту власть — аристократов, правящих по праву происхождения, и Церковь, поддерживавшую эту власть тем, что правит в умах с помощью мифологического образа мира.
