Очищение. Том.2. Душа

Науки могут быть верующими, а сама Наука в какие-то исторические периоды может жить, вроде бы, в мире со своим врагом, как, собственно говоря, и сама Церковь сейчас вынуждена жить в мире с Наукой. Тем не менее, между ними существует исходное противоречие, заложенное в самую основную цель Науки — уничтожить Церковь и занять ее место в обществе. Именно с этого Наука и начинала свое существование.

В жизни это противоречие может и не иметь никакого значения, потому действительность иногда заставляет сосуществовать самых непримиримых врагов. К примеру, в России последние века мирно уживаются Ислам и Христианство, которые веками бились насмерть. Как Ислам бьется сейчас с Иудаизмом. Точно так же может сдружиться хищник со своей обычной жертвой. Обстоятельства заставляют.

Но это бытовой уровень, где жизнь вносит свои правки. В быту и надо исходить из обстоятельств жизни. А вот в философии приходится использовать идеальные понятия, иначе рассуждение не получится точным. И там, на уровне первообразов, Наука исходно противоположна Религии, поскольку строила себя на утверждении, что Религия неверна, что она обман и что ее вообще надо изгнать из общества. Церковь это очень хорошо чувствовала когда-то и возражала на это кострами инквизиции.

Как произошло современное кажущееся «примирение» двух старых врагов — вопрос исторический. Но это определенно не заслуга Науки. В России она целый век пыталась добить Церковь, ведя грязную антирелигиозную пропаганду и подначивая Власти на притеснения, а тупую прогрессивную толпу на погромы. Поэтому то, что в России сохранилось Христианство и другие религии, можно считать заслугой только их самих и людей, которые не захотели отречься от своей веры. И теперь мы можем мирно жить, поскольку у Науки нет больше силы искоренить это мракобесие. Она сдалась, но она не изменилась.

И поэтому религиозный писатель, богослов должен очень хорошо осознавать, что может вести основательные и, с научной точки зрения, качественные исследования, но делать из богословия часть Науки в современном смысле этого слова недопустимо. Это предательство и, по сути, — продолжение все той же войны за уничтожение Церкви. Ведь превращение Богословия в одну из наук будет означать, что Наука захватила Церковь изнутри. По крайней мере, на философском уровне, на том уровне, где работают исходные понятия.

Тем не менее, такая работа постоянно ведется внутри Церкви, и множество простых парней в сане священников старательно делают из богословия науку. Разбирать эти сочинения подробно мне не хочется, но я покажу один пример.

Протоиерей Борис Ничипоров — «сельский батюшка, настоятель Ильинской церкви села Селихово, что близ города Конаково в Тверской области», — увлекшись ведением Воскресной школы для детей, выпустил в свет «Введение в христианскую психологию». Психологии в ней, по большому счету, нет, как нет даже разговора о душе. Все это — исключительно попытка воздействовать на сознание, состоящая из множества поучений. Очевидно, отец Борис ощущает, что ему есть чему учить простой люд.

При этом книга напутствовалась в жизнь доктором психологических наук, директором Института педагогических инноваций Российской Академии образования. Да и сам отец Борис четко определяет, что пытается привнести в современное богословие то, что делали его учителя, которыми оказываются самые ярые враги души.

«Впрочем сказанное вовсе не означает, что в нашей психологии не было талантливых и даже выдающихся исследователей. Среди них и мои учителя А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, Б. В. Зейгарник, Д. Б. Эльконин и многие другие. Всем им вечная память! Они, будучи детьми своего времени, тем не менее сохранили в себе ценности великой европейской и русской культуры» (Ничипоров, с. 29).

Странный комплимент. Православие никогда не гордилось тем, что помогает засилью европейских ценностей в России. Скорее, наоборот, считало всех носителей этих ценностей еретиками и схизматиками. И вообще, создается впечатление, что перечисленные учителя хороши одним тем, что их имена известны, а отцу Борису довелось учиться у знаменитостей. И ему теперь плевать, как они относились к душе, главное, что их именами можно помахать перед научным сообществом, доказывая, что христианская психология имеет право быть в числе наук. Именно это и есть главная задача Ничипорова. Создать еще одну науку.

Кстати, возникает и другой вопрос: почему среди его учителей не перечислены православные иерархи? Ну, хотя бы кто-то из преподавателей Духовной Академии!

Во введении «От автора» он утверждает:

«Представленный читателю скромный труд являет собой промежуточный итог размышлений и практики в рамках нового фундаментального направления в отечественной психологии.

Сегодня на историческом изломе в России мы можем наблюдать сразу три психологических течения.

Первое — это традиционная, привычная для последних десятилетий психология. Ее признаки известны: рационализм, естественнонаучный метод, отрицание Божественного в любых формах и проявлениях… <… >

Второе направление можно было бы обобщенно назвать мистической психологией. Ученые этого движения в свое время откроют для себя огромный и очень разный мир мировой духовной культуры — от практики шаманства до эффектов парапсихологии. <…>

И, наконец, третье направление, которое активно развивается в нашей психологии в последние годы — христианская психология. Это направление разрабатывается верующими, христиански ориентированными профессиональными психологами как в России, так и за рубежом. Путь этих людей в Церковь не был простым и механическим. Это было глубокое, как правило, мучительное переосмысление как своего профессионального кредо, так и трудное обретение в Боге себя как личности» (Там же, с. 21–22).

Очевидно, сам отец Борис прошел как раз таким путем, причем, так и не дошел его до конца. Профессиональный психолог может стать богословом и изучать душу. И он даже может называть свою науку психологией. Но он никогда не посчитает ее одной из равноправных сестер-наук. Есть психология, и есть психология. Слово одно, а явления принципиально разные. И все это научное наследие, которое так обидно потерять столько лет потратившему на его обретение священнику, — как раз и есть то бремя, которое не пронести ни за последнюю черту, ни даже за черту, отделяющую богословие от Науки. От него бы стоило отречься, но как жаль!..

В силу этой исходной двойственности, и сами сочинения полуученых-полусвященников двойственны и непоследовательны. Временами в них мелькают цепляющие душу высказывания, затем вдруг все переходит в длинную нравоучительную жвачку. А за всем этим ощущается такое знакомое по научным трудам: вот теперь вы поймете, кто здесь самый умный!

Как пример всего этого в одном предложении: «Книга эта — первый шаг к овладению и введению языка православной аскетики, евангельского слова вообще в язык психологии, что давно уже реализовано в других гуманитарных науках» (Там же).

Как я отстал, я и не знаю, в каких науках это «реализовано». Отец Борис поумнее меня будет. Кстати, а что «реализовано»? В другие гуманитарные науки введен язык православной аскетики? Вот это новость! А в какие? Или он имеет в виду, что язык науки уже кое-где испорчен евангельскими словами? Как он сам портит язык писания научными и просто сорными словечками, вроде «реализовано». Кстати, что значит здесь «реализовано» с точки зрения обозначенного действия? Что он хотел сказать этим словом?

Ладно, не буду придираться, я всего лишь показываю, как воспринимается сама книга. И воспринимается она плохо, за исключением тех мест, где отцу Борису все-таки удалось сделать свой первый шаг к овладению языком богословия. Да и сами эти слова отзываются в душе предвкушением откровения: это— первый шаг к овладению и введению языка православной аскетики!..

К сожалению, подобных мест не много. Но они есть. Отец Борис поминает даже самопознание. И если уж попытаться вывести основной урок, который может извлечь из этой книги психолог, то я бы посчитал сердцем его собственного поиска пути вот это рассуждение. Оно, кстати, пример самопознания,