Это, конечно, мнение, с которым можно спорить. И спорили. Но это тот случай, когда спор ничего не доказывает, а лишь приводит к необходимости сделать выбор. Иными словами, философ либо признает, что должен основываться на материале психологических наблюдений и опыта, либо считает, что философия должна исходить исключительно из собственных, чистых, хотя и искусственных построений.
Так что Карпова всегда будут опровергать и всегда будут поддерживать, потому что философия — это все-таки наука о действительном мире.
А то, что, назвав основанием Философии Психологию, Карпов лишь использовал привычное и узнаваемое читателями имя, подразумевая в качестве основания философии науку самопознания, видно уже в следующем предложении:
'Замечательно, что между тем, как прочие науки, составлявшие в древности курс философии, мало- помалу выступали и развивались самостоятельно, наука самопознания постоянно действовала в сфере философских изысканий и почти всегда служила для них основанием' (Там же, с. 22).
Так что, как видите, все-таки не к психологизму и уж тем более мертвому сводит Карпов философию, а к науке самопознания! А вот почему Белинский со Шпетом посчитали это убийством любви к мудрости и мертвечиной, можно понять, лишь вспомнив 'Слово о полку Игореве', где древнерусский мудрец говорит: ныне времена себя наничь обратили…
Вот и самопознание, как движение к собственной сущности, для чистого ученого стало мертвечиной. О чем это говорит? Лишь о строгой науке и революционной демократии, точнее, о том, куда они направлены, куда ведут живую душу.
Далее Карпов рассуждает о том, как должна строиться философия на науке самопознания. Это разговор философский. Я его оставлю. Пока меня интересует только психология Карпова.
В 1866 году, за год до смерти, он издал статью 'Душа и действующие в природе силы'. Статья эта прошла, можно сказать, незамеченной, потому что выглядела как попытка преподавателя Духовной Академии поспорить с физиологами, доказывая, что душа все-таки есть. Иными словами, после 'Рефлексов головного мозга' способ Карпова рассуждать о мозге и нервной системе, наверное, выглядел совсем неубедительным.
Однако я бы не стал отмахиваться от наблюдений Карпова лишь потому, что его язык проигрывал языку, созданному физиологами. И даже не потому, что его статья действительно была доказательна для непредвзятого читателя. Нет, мне думается, статья, в общем, была слабой и даже в чем-то поверхностной, точнее, умозрительной. А о физиологии после того, как она стала экспериментальной наукой, недопустимо говорить, не основываясь на материалах исследований. А Карпов, хотя и использует выводы из чужих исследований, то есть на какие-то исследования все-таки опирается, не в состоянии подкрепить ими свои главные предположения.
И все же именно эти главные и неподкрепленные исследованиями предположения Карпова я и намерен снова вернуть в научный оборот. Почему? Да потому, что, во-первых, все остальные гипотезы нейропсихологии привели науку о человеческой душе в тупик. И уже несколько десятилетий ощущается потребность в новых или в хорошо забытых старых гипотезах о том, как же устроено существо по имени человек.
А во-вторых, большая часть предположений Карпова является своего рода этнопсихологическими наблюдениями. Почти материалами сборов, потому что это наблюдения преподавателя Духовной Академии, можно сказать, попа, который много лет жил в той среде, где сама работа требовала постоянного исследования тех состояний, в которых человеческая душа становится если не зримой, то ощущаемой.
Мне даже непонятно, почему до сих пор не существует какого-то собрания рассказов попов о их личных переживаниях с душами людей. А я точно знаю, что многие подобные переживания и ощущения являются не только подлинными, но и подлинным материалом для исследования в ключе КИ (культурно- исторической) психологии. Более того, я бы сам с охотой взялся обобщить подобные
материалы и издать их в соответствии с требованиями к этнографическим и фольклорным сборам, если бы кто-то из наших батюшек или служителей любых других конфессий захотел ими поделиться.
Но вернусь к главной теме — психологии Карпова. Я опущу все его исходные рассуждения и выпишу всего несколько мыслей, составляющих костяк его статьи, и оставлю их так — как предположения, которые стоит исследовать нейропсихологически, чтобы понять действительное устройство предмета Платонической психологии.
Исходное предположение его исследования:
'Нервная сила, стало быть, есть узел, связывающий между собой душу и тело' (Карпов. Душа, с. 233–234).
Под нервной силой Карпов понимал то, что, собственно, переносит сигналы по нервным путям. Что-то вроде биоэлектричества, в современном понимании. Но он делает одно любопытное предположение:
'При этом нервная сила повинуется другим законам, чем каким следуют электричество и гальванизм' (Там же, с. 234).
Чем оно интересно? Да тем, что Карпов мог говорить вовсе не о том, что мы понимаем. Все-таки он очень плохо разбирался в физиологии нервной деятельности, да и физиологи, на чьих исследованиях он основывается, тогда в ней тоже очень плохо разбирались. Но он был наблюдателен и всего лишь использовал наиболее подходящий из языков для описания своих наблюдений.
Лично для меня он, быть может, говорит вообще не о нервной деятельности, то есть не о том, что связывает мозг и тело, а о том, что связывает тело с душой. Это, конечно, тоже всего лишь предположение, к тому же двойное. Но если я неверно читаю Карпова, тогда я выдвигаю собственное предположение или просто задаюсь вопросом: а все ли уровни управления, совершающегося в нас, описала нейрофизиология, создав теорию высшей нервной деятельности? Можем ли мы уверенно утверждать, что решаем задачу, полноценно описав ее условия? Что-то уж больно много тупиков и неудач повстречалось на этом пути.
Карпов отчетливо проводит различие:
'Но так как нервная сила столь тесно соединена с материею и восходит до такой изумительной утонченности, а мозг у человека вообще гораздо больше, чем у животного, то возникает важный вопрос: душа наша не то же ли с нервною силою?' (Там же, с. 234).
Это, самое малое, означает, что Карпов отличает душу от мозга, но при этом ее вряд ли можно приравнять к нервной системе. Я не буду приводить все рассуждения Карпова, они не важны. Важно другое:
доказывая самостоятельное существование души, Карпов выдвигает предположение о том, что над мозгом и нервной системой стоит еще один уровень управления, собственно, Я, или Душа, который и использует их как свои орудия управления телом.
'Мозговые органы суть только приборы, посредством которых нашему духу может быть сообщено какое-нибудь впечатление. <…>
Все впечатления и обнаружения мозговых органов берут свое начало из тела и доводятся до души, не будучи сами душою. Нашей воле, нашему рассудку, нашему Я оставляется полная свобода — следовать или противиться им' (Там же, с. 243–244).
Эти мысли Карпова наверняка воспринимали как попытку защитить оплот религиозного мировоззрения — представление о бессмертной душе, дающее надежду на посмертную жизнь. Но вчитайтесь сами в слова Карпова. Возможно, он продолжает начатое Радищевым, но даже если он и был религиозным мыслителем, здесь он делает что угодно, но только не отстаивает основы христианской веры. И даже если он неудачно выражает свою мысль, он вовсе не воюет с физиологами.
Вглядитесь: он пишет это за год до смерти, ему не до того, чтобы спорить. Это, быть может, самый крупный из его опытов самопознания, выполненный в виде гипотезы о том, что удалось заметить самой периферией видения. Поэтому он свободно меняет имена — дух, душа, мышление, рассудок, — в конце концов, дайте имя сами, но мое Я ощущает, что теория нервной деятельности упустила целое звено в описании моего устройства!
И второе, Карпов не только не воюет с физиологией, он, наоборот, вовсю использует ее. Что это значит? Этой статьей он предлагает нейрофизиологии расширить предмет своих исследований, потому что сам хочет понять, как устроен в действительности.
Ему это очень нужно. Он, видимо, предчувствует скорый уход и думает о нем. Поэтому он доказывает
