Стыдно за тex, кто убивает ни в чем не повинных испанских детей и женщин. За таких немцев мне очень стыдно. Но ведь есть и другие немцы! И ты это прекрасно знаешь, мой мальчик. Хотя бы эти несколько тысяч, которые на вашей земле сражаются против фашизма. А разве можно тебя и твоих товарищей — испанцев поставить рядом с испанскими фашистами, льющими кровь своего народа?
Почти пять месяцев летали вместе, сражаясь за свободу Испании, немец Курт Шмидт и испанец Хуан Гонсалес. 20 июня 1937 года они ушли в свой последний боевой вылет…
Их похоронили в одной могиле на родине Хуана в Аранхуэсе. Вместо памятника на могильном холме установили пропеллер, на котором выбили их имена.
«Чатос» идут в атаку
В полдень 30 июня эскадрилья капитана Еременко прошла к Сото — аэродрому северо-восточнее Мадрида.
Вонзив в небо снежные вершины, на горизонте тем-игл и горы Сьерра-де-Гвадаррама. Окруженный деревьями, внизу лежал аэродром. С двухкилометровой высоты он казался совсем крошечным. Неужели придется садится на такой пятачок?
Но вот на земле закучерявился дымовой посадочный сигнал. Сомнений нет — эскадрилья над точкой.
Самолеты пошли на снижение. Одно за другим сели звенья Анатолия Серова, Леонида Рыбкина и Владимира Сорокина. Последним приземлились комэск Иван Еременко и Михаил Петров, прикрывавшие посадку эскадрильи.
— Самолеты замаскировать. Заправить горючим. Быть готовыми к вылету, — коротко распорядился Еременко, направляясь на командный пункт…
Аэродром Сото в недавнем прошлом был частным ипподромом, владелец которого, богатый испанский гранд, сбежал к мятежникам.
Летчики поселились в уютном старинном доме, стоявшим посреди запущенного парка. Аэродром не толькосверху казался крошечным, он действительно был невелик. Но его малые размеры компенсировались отличной маскировкой. Истребители, укрытые под густыми деревьями, были совершенно незаметны даже вблизи. Это было очень важно: совсем близко, за горами Сьерра-де-Гвадаррама, находились фашистские аэродромы Сеговии и Авилы…:
К исходу дня на Сото приехал комиссар советских летчиков-добровольцев Филипп Александрович Агальцов. Комиссару хотелось познакомиться с летчиками, которых с завтрашнего утра командование республиканской авиации решило ввести в бой в районе Мадрида. Ведь многие из них впервые встретятся с хитрым и опытным противником.
Комиссар знал, что предусмотрительный Птухин поставил первой задачей эскадрилье разведку района Толедо. «Пойдут всем составом. В случае встречи с противником легче будет».
Летчиков во главе с командиром Агальцов застал на стоянках, около истребителей, где кипела работа по подготовке к завтрашнему вылету. Вместе с Еременко и интендантом эскадрильи, полным, говорливым майором Альфонсо, Агальцов зашел в дом, где предстояло жить пилотам.
За ужином, когда все собрались в столовой, комиссар завел разговор о том, что не могло не волновать летчиков.
— Многие из вас завтра впервые пойдут в боевой вылет. Мне хотелось бы знать, как вы думаете: от чего в первую очередь зависит успех в воздушном бою?
Еременко напряженно ожидал, что ответят комиссару его летчики.
Несколько секунд все молчали.
— Ну, может быть, ты, Анатолий, скажешь, — обратился комэск к Серову.
— Полагаю, что успех в бою в первую очередь зависит от подготовки и мужества летчика. Конечно, и от того, на какой машине он ведет бой, — ответил Серов.
— Постой, но ведь в небе ты не один. Рядом с тобой будет сражаться вся эскадрилья. Противника тоже ее счета сбрасывать нельзя.
— Мне думается, что многое будет зависеть от взаимопонимания и взаимодействия, в бою, — добавил Якушин.
— И наверно, еще от личной инициативы каждого. — вставил Рыбкин.
— Очень хорошо, — поддержал Агальцов. — Я бы подчеркнул еще один важный фактор — глубокое сознание того, за что вы здесь сражаетесь. Ведь каждый сбитый нами самолет, каждый пригвожденный к земле враг — но не только ваш личный боевой счет. Это в первую очередь удар по фашизму… Эскадрилья ваша интернациональная, — продолжал он. — Смотрите, среди вас и испанцы, и русские, и украинцы, югослав, австрийцы, американец. Прямо не эскадрилья, а символ братства всех народов, — с улыбкой закончил комиссар.
Все сразу задвигались, заговорили. Молчал только американец, высокий рыжеволосый Альберт Баумлер. Он плохо понимал по-русски; поэтому он только одобрительно кивал головой, когда техник Александр Рыцарев, который уже почти год находился в Испании, переводил ему на испанский то, что говорили летчики и комиссар.
— Ну а вы, Баумлер, что об этом думаете? Ведь вы уже давно воюете с фашистами, — желая вовлечь американца в разговор, обратился к нему Агальцов. — В этой эскадрилье вы ветеран.
— Да, я тут с января. Меняется состав, а я остаюсь и остаюсь. Русские летчики — надежные партнеры в воздушном бою, в этом я не раз убеждался. В беде никогда не оставят. И потом, ваши ребята бескорыстны. Не спорят, кто сбил фашиста. Ведь нам, американцам, платят за вылеты и за сбитые. Как видите, к сожалению, я еще живу в капиталистическом мире, — Баумлер невесело улыбнулся.
— А как вы попали в Испанию? — заинтересовался Агпльцов.
— Это длинная история, коронель[12].
— А все-таки?
Баумлер взял из коробки у рядом сидевшего Серова папирocy, помял ее в руках. Все замолчали, приготовившись, слушать. Мешая русские и испанские слова, то и дел прибегая к помощи Рыцарева, американец стал рассказывать:
— Нас было десять. Из Сан-Франциско мы отправились, в Европу, потому что знали: в Испании нужны летчики. Честно сказать, нам было все равно, на какой стороне летать. Решили так: где больше заплатят, там и будем работать. Баумлер опять усмехнулся:
— Вы возмущены? Я понимаю вас, камарадас. Вернее, понял позже, когда узнал Испанию, ее народ. Встретился с теми, кто пришел защищать испанцев от фашизма. А тогда я еще ничего не понимал. Так вот, приехали мы в Париж. Стали искать, где завербоваться. Так прошло три дня. На четвертый мы с Ричардом, моим другом, решили побродить по городу. Вечером вернулись в гостиницу, и тут портье с улыбкой сообщает: «Ваши приятели уехали». — «Куда?» — удивились мы. Портье развел руками: «Вот письмо». Оказалось, пока мы с Ричардом любовались Парижем, наших парней разыскал вербовщик от Франко. Они здесь же в гостинице подписали контракт и прямым путем улетели из Парижа в Бургос.
— А вас, значит, бросили?
— Как видите. Говорили, что фашистская печать шумно рекламировала их приезд.
— Ну, а вы с Ричардом?
— Мы? — переспросил Баумлер. — Мы, как видите, здесь. На стороне республики. Теперь, конечно, я по-другому на все смотрю и рассуждаю, не так, как полгода назад. За это время я хорошо понял, что такое фашизм и что он несет людям. К сожалению, у нас в Америке далеко не все разбираются в этом.
— Значит, встречаетесь в воздухе со своими земляками и стреляете друг в друга? — удивленно поднял брови Рыбкин.
Баумлер молчал и хмурился. Потом заговорил опять.
— Нас нужно понять, Бланке[13]. Ты ведь не знаешь дома я работал летчиком-испытателем. Что это была за работа? Заключил с фирмой договор, провел полный цикл
