не анализированном опыте повседневной жизни. Так, оптическое объяснение эффектов кино, конечно, противоречит нашему непосредственному впечатлению, что на экране движутся действительно живые люди.
Но из этого, разумеется, не следует, что сознание независимо от материи и 'господствует' над ней, как утверждает Э. Шредингер, который не скрывает своей прямой философской тенденциозности и, аргументируя свои положения, стремится не больше, не меньше, как 'доказать одновременно и существование бога и бессмертие души' (стр. 123).
Более чем очевидно, что во всем этом своем рассуждении Шредингер допускает элементарную логическую ошибку, erorr fundamentalis - ложное основное положение, в результате которой он доказывает не то, что требуется доказать, а нечто совсем иное, но внешне сходное. Его силлогизм порочен, ибо научно обоснованный вывод, вытекающий из познания объективных закономерностей, он сопоставляет с субъективным мнением, лишенным какого бы то ни было научного значения.
Та внешне логическая, но по существу порочная и беспомощная аргументация, к которой он прибегает для доказательства основного тезиса своего эпилога: 'значит, я - всемогущий бог', свидетельствует о глубочайшем духовном кризисе, в котором пребывает современная буржуазная философия науки.
Полный философский обскурантизм Шредингера очевиден и не вызывает никакого сомнения.
Если верно, что вступление к книге часто пишется после основного труда, то не менее справедливо и то, что выводы часто намечаются раньше, чем аргументация.
Это произошло и со Шредингером. Его выводы отражают идеологию уходящего в прошлое классово- капиталистического общества, в котором на смену относительно прогрессивному механистическому материализму эпохи раннего капитализма пришли различные, все более реакционные формы философии, вплоть до различных гносеологических систем идеалистического характера, вроде Шопенгауэра и др. У них-то Шредингер и заимствует свои общие философские концепции. Оставаясь в своей специальной области крупнейшим исследователем, Шредингер в области философии довольствуется обывательскими представлениями, 'вздорной побасенкой о свободе воли' (Ленин, Соч., т. I, стр. 77). В результате возникает своеобразная 'кривая' логика, сопоставляющая научный факт с субъективным ощущением, которая и приводит его к выводу, что ему удается 'доказать ... существование бога и бессмертие души'.
В этом основной недочет всей логической аргументации Шредингера, которая, как карточный домик, распадается от малейшего прикосновения диалектической критики.
Философское выступление Шредингера получило чрезвычайно резкую отповедь в упоминавшейся рецензии крупнейшего американского генетика Меллера, расценившего его как 'старомодный мистицизм' и указавшего, что 'биологи шокированы тем, что они оказываются свидетелями этих неразумных мозговых упражнений и измышлений по общим вопросам психологии и социологии'. Он призывает биологов в ответ на философское выступление Шредингера 'сверкнуть своим красным предостерегающим сигналом'. 'Надо надеяться, однако, - пишет Меллер, - что несчастливое откровение внутреннего 'я' этого физика не помешает серьезно отнестись к достаточно здоровому изложению в основной части книги и что все более полезное сближение между физикой, химией и генетическими основаниями биологии стало, наконец, на твердый путь'.
Несомненно, рецензент здесь вполне прав, и было бы большой наивностью пытаться связать эти две столь несоединимые линии: Шредингера-ученого и Шредингера-философа. Как в свое время спиритические 'опыты' Уоллеса и Крукса, вызвавшие заслуженную отповедь Энгельса, нисколько не уменьшили высокой оценки их чисто научных исследований, а монадология Лейбница не помешала его великим заслугам в развитии нового математического, мышления, так и в данном случае субъективные философские взгляды крупного физика не должны мешать правильной оценке объективного вклада, сделанного им в науку.
Советская интеллигенция, воспитанная на трудах классиков научного коммунизма, идеологически достаточно созрела для того, чтобы критически отнестись к подобному смешению точной науки и идеалистической философии.
Следуя заветам В. И. Ленина, она достаточно устойчива в отношении всяких идеалистических измышлений, независимо от того, что они высказываются крупным авторитетом в специальной области, она хорошо понимает источники и причины подобного явления и сумеет поэтому диференцированно оценить труды зарубежных ученых, усвоить и переработать те достижения, которых они добились в деле исследования и постижения реального материального мира. Она сумеет отделить все то передовое и новаторское, что имеется в книге Шредингера, от его идейно-философского обскурантизма, который столь характерен для многих современных зарубежных ученых.
Примечания
1
'Благородство обязывает' (франц.). В данном случае означает, что честь носить звание ученого обязывает не нарушать взятых на себя обязательств - судить как настоящему ученому лишь с полным знанием дела. (Прим. перев.)
2
В оригинале книги многочисленные подзаголовки разделов даны среди текста, что часто нарушает подзаголовки вынесены на поля. (Прим. пеpeв.)
3
Мыслю, значит существую. - Декарт.
4
Это утверждение может представиться несколько чересчур общим. Обсуждение должно быть отложено до конца этой книги, §§ 65 и 66.
5
Эта точка зрения была подчеркнута в двух наиболее вдохновенных работах Ф. Г. Д оннана. Scientia, v. 24, № 78, р. 10, 1918 (La science physicе-chimique decrit-elle facon adequate les phenomenes biologiques ?); Smithsonian Report far 1929, p. 309(The mystery of life).
