Кого считать евреем?
Опубликовано в 11 выпуске 'Мекор Хаим' за 1999 год.
Антисемитизм:
проблема прежде всего не полицейская, а медицинская
Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика
— Давайте вспомним Сталина. Он рассматривал критерии, которые, по его мнению, позволяют народу называться народом: единство территории, экономики, языка, психического склада. Понятно, что евреи ни одному из этих критериев не соответствовали. В силу этого Сталин делал вполне логичный вывод, что евреи— вообще не народ. Нацисты исходили из того, что еврейство— раса.
— При чем тут наука?! Они верили в расу, верили в кровь.
— Это такая социальная психопатология. Разумеется, и индивидуальная тоже. Вообще, когда речь идет об антисемитизме, надо отчетливо понимать, что это прежде всего врачебная проблема. Ну, скажем, вроде бешенства. В экстремальных случаях, возможно, без полиции не обойтись, но все-таки главным образом тут показана помощь не полицейская, а медицинская.
Кстати, нацисты тратили на расовые исследования большие деньги. И все-таки специфические расовые особенности евреев обнаружить так и не удалось. Сошлись на том, что евреи— расовая смесь.
— Послушайте, вот вы ходите по Иерусалиму— много вы таких носов видали? Я— нет. Я допускаю, что если вы займетесь поиском, то в конце концов вам удастся обнаружить десяток таких носов, но, боюсь, что все они скорей всего будут украшать арабские лица.
В течение многих веков еврейство существовало как религиозная община, поэтому результаты нацистской экспертизы были вполне предсказуемы.
— Вы говорите: религиозная община. Но сейчас-то ситуация коренным образом изменилась: большинство евреев либо не имеет ничего общего с иудаизмом, либо сохранили с ним более чем условные связи.
— Это верно. Если религиозное определение евреев в прошлом было адекватно, то сейчас это действительно не так. Но ведь и еврейская религиозная община имеет характер достаточно специфический: человек может родиться евреем, но не может родиться христианином: необходимое условие вхождения в христианскую общину— крещение.
— Тут причина и следствие меняются местами. Обрезание делается вовсе не для того, чтобы ввести мальчика в еврейство— напротив, оно делается потому, что он еврей. И если он в силу неудачных биографических обстоятельств обрезан не будет, он все равно останется евреем.
Я бы предложил такое качественное определение еврейства, даже не определение, а аналогию: еврейство— это семья. Такая аналогия позволяет понять многие вещи. Человек становится евреем, поскольку он родился именно в этой, а не в какой-то иной семье. И в соответствии с еврейским подходом, этот факт ни при каких обстоятельствах неотменяем: как бы себя ни вел человек, чтобы он ни делал, он все равно остается членом семьи. Для человека естественно жить в традициях своей семьи, ее интересами. Но пусть это не так. В конце концов он может сказать: эта семья мне не нравится. Он может сказать: я не люблю своего отца. Он даже может сказать: у меня вообще не было отца. Что ж, это его проблемы, но это все-таки никак не влияет на принципиальный факт его семейной принадлежности.
— Специфика заключается в том, что русским нужно непременно родиться — нельзя сделаться русским по собственному желанию. Но евреем можно стать, приняв иудаизм. Многие выдающиеся фигуры иудаизма были прозелиты или потомки прозелитов.
— Очень просто. Принявшие иудаизм рассматриваются как приемные дети, обладающие теми же самыми семейными правами. У меня много таких знакомых, в числе прочих, китаянка и сицилийский герцог. Молясь, они, как и я, называют Авраама и Сарру отцом и матерью. И это естественно: ведь они вошли в нашу семью.
— С еврейской точки зрения, это невозможно. Теперь у них тот же статус, что и у природных евреев.
— Именно.
— По-моему, я уже ответил. Сын может делать совершенно непозволительные, с точки зрения семейной морали, вещи— все равно он остается сыном: плохим, непутевым, заблуждающимся, но сыном.
— Мы с вами вообще-то о чем говорим: об иудаизме или об израильском законодательстве? Вам известно, что оно не определяется еврейским религиозным правом? Кроме того, Закон о возвращении вообще не содержит национальной дефиниции— он просто говорит о том, кто имеет право на «возвращение», причем, согласно этому закону, этим правом наделяются и некоторые категории неевреев.
— Проблема, о которой вы говорите— это проблема смешанных браков, но иудаизм не знает института смешанных браков. Поэтому в данном случае действует не религиозное, а естественное право, согласно которому дитя всегда принадлежит матери.
Пес и кот
Опубликовано в 12 выпуске 'Мекор Хаим' за 1999 год
Улица была полна собак. Они не лаяли, они двигались во мраке бесшумно, как призраки. Все это казалось каким-то кошмарным сном
Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика
— В детстве у меня была кошка. Старики говорили: не играй с кошкой — кто играет с кошкой, забывает все на свете. Тогда я в это не верил, и действительно: память как-то не подводила. Но сейчас я призадумался: как знать, может быть, потеря памяти происходит не сразу, а, скажем, лет через 70?
— Слова: «кошка», «кот» — в Библии не встречаются ни разу, но есть место, где описывается некоторое животное, которое, вообще говоря, может быть и кошкой.