групп, что двигались, как правило, на расстоянии трех-четырех километров позади отступающих.
Поспешное отступление перед более подвижным противником оказалось не менее разрушительным, чем однообразная череда окружений, пребывания в 'блуждающих котлах' и прорывов к своим на последних патронах. Каждый километр такого бегства оборачивался потерей техники, тяжелого вооружения, множеством потерь отставшими, невозможностью вывезти раненых. И - лютые, постоянные, непрекращающиеся, безнаказанные бомбежки всех переправ, всех мало-мальски заметных железнодорожных станций. А еще успеху наступления много способствовало то, что стремительно бегущие оккупанты никак не успевали всерьез уничтожить инфраструктуру, промышленные предприятия, не поспевали угнать оставшийся скот и вывезти население. Более того: места все были партизанские, и неуверенных от спешки поджигателей очень часто подстерегали и били из чего попало и чем попало. Это не способствовало особому их усердию. А еще местное население, до войны не больно-то любившее Советскую власть, теперь становилось в очередь у мобилизационных пунктов: после этих бесконечных двух лет тихим, безропотным, серьезным белорусам до слез, до смерти, до потери чувства самосохранения хотелось добраться до горла панов из СС. Немаловажно также, что в армии было гораздо, гораздо лучше с харчами, но главным было все-таки не это. Главным было участвовать в главном. Тот, кто участвовал, - поймет. Так что на этот раз армия восстановила свою численность после кровопролитнейших боев июня в считанные дни, и даже увеличила ее. Да, новобранцы - плохая замена ветеранам. Но это были очень-очень сознательные новобранцы. Всей душой - проникшиеся. У них был, можно сказать, только один недостаток: пленных почти не брали. А еще у них были хорошие, старательные учителя. Твердо усвоившие: чем лучше будет рядом с тобой воевать молодой, тем больше шансов уцелеть у тебя лично.
Раз-два. Да нет, не так, скорее, - раз, два. Или даже нет. Раз. Два. В отличие от классических 'мокроступов', ЛЮБУЮ трясину можно преодолеть при помощи 'переметной клади'. Способ простой, лесные люди славяне, как и лесные люди финны, в старые времена знали его хорошо, и нередко пользовались: одну кладешь перед собой, ступаешь на нее, а предыдущую - поднимаешь из хлябей позади и переметываешь вперед. Потом те, кто поцивилизованней, про дедовскую хитрость забыли. Или, может быть, предпочли забыть, потому что способ этот - не для слабаков. И когда перед тобой каких-то пятьсот метров непроходимой трясины, поклониться ей, матушке, нужно раз триста-четыреста. А ведь бывает не полкилометра, а километр целиком. Два. Три. А перебраться надо быстро и незаметно. Вот и тренируются малые штурмовые группы целые дни напролет. А потом, когда научились, - ночи. В 'богомольцы' выбирают самых жилистых, выносливых и кормят на убой.
Для того, чтобы переправить батальоны, полки и дивизии, для того, чтобы переправить с ними технику, способ не годится вообще, для такого, как этот, случая, специально разработан и доведен совсем другой, новый способ. Но перед тем, как навести новоизобретенную переправу для полков и дивизий, и впереди всех должны переправиться малые группы 'богомольцев' которые не оставят за собой следа. Их задача - всеми способами обеспечить переправу, прикрыть ее со стороны вражеского берега. А еще потом, дождавшись, когда на эту сторону переправятся достаточные силы, им предстоит уйти вперед, чтобы обрушить оборону противника в узостях дефиле, там, где он ждет наступления. Там, где может остановить и измотать многократно превосходящие силы, как не без успеха поступал прежде. Самое смешное, - дождется, только с небольшой поправкой. И успеха не будет.
К концу второго года войны пришло, наконец, окончательное понимание того, что при прорыве на тактическую, а там - и на оперативную глубину правильная пехота в большинстве случаев заменяет сотни артиллерийских стволов и сотни вагонов со снарядами, и никакая артподготовка не заменит правильную пехоту. Какой вывод? Обязательно нужно и то, и другое, да побольше, побольше. А пока, чтобы уцелеть и победить, - тренировки в деле, требующем дикарской выносливости и дикарского же терпения. Ничуть не изменившемся за сотни и тысячи лет. Ну, - не вполне. В качестве 'клади' теперь выступала здоровенная доска из какого-то вовсе невесомого материала, наглухо обклеенного резиной*, чтобы, - не дай Бог, - не соскользнула по ночному времени нога. Ручки на обеих сторонах они придумали уже сами: если расстояние было порядочным, так получалось заметно легче и быстрее, начальство не возражало. Потом привязали к ручке стропы, чтобы выдергивать кладь, не нагибаясь.
А еще, с месяц тому назад, сюда прибыл 'кап-два' молчаливый и жилистый морячок-дальневосточник. Посидев вечер, он изготовил на манер этих досок специальные поплавки на ноги и, действительно, пошел по воде. По озеру, аки по суху. Из отобранных им двадцати гвардейцев этот трюк освоили половина, так что, скорее всего, попытке предстояло так и остаться эффектным экспериментом. Зато для болот его 'лыжи' во многих случаях годились, ускоряя передвижение и делая его не таким непомерно-трудным. 'Кладь' стали захватывать с собой на случай особо трудных участков. Постепенно люди осваивались в звенящих тучами комаров болотах, преодолевая самую непролазную трясину вдвое, втрое быстрее, чем поначалу. Пожалуй, до них никто не преодолевал болота с такой быстротой и ловкостью. В лесах и болотах бойцы привыкали молчать, обмениваясь жестами, так крепко, что вечером, на отдыхе, могли разговориться не вот и не сразу.
- Что, Александр Михайлович, может, - так и в Берлин влетим, ни разу не зацепившись?
- Хорошо бы, Константин Константинович. Ох, как хорошо бы! Только так не бывает. Слишком много крупных рек впереди. Одна Висла чего стоит, а Варту вообще раз три придется форсировать. И тыловых рубежей, еще довоенных, их тоже никуда не денешь. Умоемся еще кровушкой. В Германии совсем другая война начнется.
- Так-то оно так… Да вот только я думаю, - а что они смогут противопоставить? Кто у них воевать-то будет? Они за семь месяцев потеряли больше ста дивизий, а мои завтра возьмут Брест.
- О как! Вернулись, значит, туда, откуда начали? Так возьмут?
- Возьму-ут. Некому там драться с такой-то силищей, понимаете?
- Все равно придется останавливаться. Загоним людей.
Рокоссовский, помолчав, неожиданно хмыкнул.
- Чему смеетесь, Константин Константинович?
- Да глупость в голову пришла. Опять, как в былые времена, теряем управление войсками, только на иную стать. Штабам нечего делать, потому что обстановки, которую они поспели бы оценить, попросту не существует. Тылы подвозят патроны и харчи, народ привык жить на подножном корму, наблюдатели - наблюдают, когда надо - привлекают летунов или артподдержку, не дают закрепиться противнику, организуют преследование, - и все начинается с самого начала. Каждый раз - оказывается более целесообразным выбить еще и этих, зачистить еще и этот массив а самим продвинуться во-он туда. Мы не направляем людей. Мы тянемся за ними.
- Вот попадем под фланговый…
- Александр Михайлович. Признайтесь, вы это больше по привычке говорите. А авиаразведка? А подвижные группы, которые жить хотят? Сколько засад было, - так ни в одну не попали. Все это работает в полной исправности, при разгильдяйстве только самом умеренном. И скрытые позиции, было, - встречали. Так вскрывали. Когда - ждали артиллерии с авиацией, а когда и нет, надевали броники, брали 'дули', - и просачивались. Резали часовых, подрывали огневые точки, захватывали батареи. Мы не успеваем ахнуть, - глядь, новый прорыв тактической обороны, - и это без средств усиления! И уже танки с кавалеристами у немцев по тылам гуляют, в десяти километрах от передовой… Паника! Драп! Толпы пленных!
- Люди Хотят Жить и им Есть Чем Воевать. Поэтому и сами заботятся о том, чтоб у врага нигде не было обороны и о том, что не попасться. Мы сделали машину, которая работает теперь, во многом, сама.
- Остановят. Немцев теперь знаете, что может спасти?
- Да. Беглецы сами не остановятся. А вот если с запада, из самой Германии, придет хоть сколько-то свежих дивизий, - устоят. Пропустят сквозь себя, переформируют, вооружат, - и будет новый фронт.
- Уж это и к бабке не ходи. Только…
