Дурашка - ты что, всерьез надеешься успеть? Да кто ж тебя отпустит отсюда? Бам! Половины стада - как не бывало, и, главное, - больше не видно высокой фигуры пастуха овец, а это оч-чень важно, потому что он не желает видеть ни единого живого человека в этом ауле и в его окрестностях. Ни одного живого дыхания. Все - в дым, и если кто-нибудь уцелел, то лучше бы ему сегодня не попадаться на пути того, кто жил тут в рабстве, а теперь освободился. Далекое ритмичное посвистывание заставило его повернуть голову, - лишенное малейшей грубости, оно все-таки вызывало ощущение удара по ушам чем-нибудь очень мягким, но при этом достаточно увесистым: так могли звучать только винты, которые вращает очень мощный электродвигатель из новых. 'ЭДПМ - 15' или что-то вроде. Кажется, - дождался спасателей. Издали увидали, что здесь творится, так что теперь не очень-то и скрываются. Поди - все стволы расчехлили и готовы палить по всему, что шевелится. Явились, м-мать иху! Как и положено Красной Коннице, - страшно вовремя… Он перво-наперво достал из кармана пульт-'оберег', тот самый, благодаря которому букашки не воспринимали его в качестве мишени, и подал сигнал на дезактивацию оружия. Теперь только пыхнет легонько, и от букашек останется только белый дымок да легкий пепел, немного похожий на сигаретный. Шум приблизился, а потом стал постепенно удаляться, как будто источник его не нашел для себя ничего интересного в охваченном пламенем ауле, и теперь закладывает аккуратную дугу, из деликатности держась вне прямой видимости. Может быть - и пронесло. Может быть, - но сматываться со всей поспешностью пора во всяком случае…
Событие было настолько кратким, что сознание не уловило подробностей, - было впечатление, будто что-то где-то как будто бы мигнуло, и невозможно было поручиться, что это мигнуло на самом деле, а не в перегруженной впечатлениями текущего момента голове, - но следом донесся по-особому глухой раскат, и на пульте погасли лампочки. Остальное… Все это он сделал, можно сказать, собственными руками, и ему не нужно было долго приглядываться, чтобы понять: вся та электроника, которая была включена, - сдохла. Он слыхал о таких штуках. Те, кто прилетели, глянули и отвернули, - не были серьезными людьми. Это были очень серьезные люди. Шелестящий гул, удалившись было на границу слышимости, почти за границу слышимости, снова начал приближаться, только делал это теперь куда более уверенно. Не отступать со всей поспешностью, - самая пора была сей же момент без оглядки драпать: подлетят, так и не смоешься, будешь виден, как вошь в шевелюре Ильича. А ничего хорошего от вновь прибывших в сложившихся обстоятельствах ждать не приходилось. Чего нема - того нема: как он ни прикидывал, как ни раскладывал пасьянс этих самых обстоятельств, игры противоречивых интересов и собственного вранья, а выходила ему долгая дорога в казенный дом, и, похоже, надолго. Ох, и надолго-о! Постников поспешно схватил 'КорсАК', распихал по бездонным карманам пять магазинов и уже на бегу схватил два шершавых, приятных на ощупь глушителя. В его действиях за последние две минуты в полной мере проявилась характерная людская последовательность: он ни минуты не сомневался, дезактивируя эффекторные элементы, потому что ни в коем случае не хотел, чтобы спасатели, прилетевшие так некстати, хоть в малейшей степени пострадали, но тем более не собирался попадаться живым в их дружеские руки, и, доведись угодить в загон, отстреливался бы до последнего, изо всех сил стараясь, чтоб урон был максимальным. Тут надо заметить, что у него попросту ничего бы не вышло: у него не было заложников, жизни которых прибывшие специалисты должны были бы по мере сил беречь, и они враз обезвредили бы одиночку каким-нибудь из обширного арсенала спецсредств, не вступая с ним в серьезный огневой контакт, - но в тот момент он, разумеется, ни о чем подобном не думал. Быстро-быстро, - автомат наперевес, снят с предохранителя, режим огня автоматический, патрон в стволе, - он сбежал к ближайшему подворью, затянутому по-особому жирным, черным дымом, швырнул через забор гранату, дождался, пока по ту сторону рванет, ворвался внутрь и с третьей попытки влез на громадный грецкий орех, которому было лет как бы не полтораста. Помимо густой кроны, он имел еще то достоинство, что дым от горящего дома, дым, пахнущий горелым мясом, совершенно затянул эту крону, как бы запутавшись в листве, и оставалось только надеяться, что он, дыша через натянутую на лицо мокрую полу рубища, сумеет высидеть в этой коптильне…
Он успел весьма вовремя, потому что они были уже тут как тут. Серая туша, громадный серый скат со вздутым туловом, вывернулась откуда-то совершенно неожиданно, неимоверно крутым виражом, зависла на одном месте, пронзительно шипя и поворачиваясь вокруг вертикальной оси, словно оглядывала местность, ощупывала ее стволами автоматических пушек и тяжелых пулеметов, а потом, выпрямив непропорционально-тонкие стойки шасси, уверенно уперлась ими в пыльный камень. Из широких проемов дверных люков начали привычно, на оба борта, по трое в ряд, выскакивать громоздкие фигуры в пятнистых доспехах и глухих шлемах. Очевидно, они в общих чертах разобрались в происходящем, еще будучи наверху, потому что рассыпались по местности довольно быстро, не нарываясь на рожон, но и не проявляя особых предосторожностей. Так же, как он несколькими минутами ранее, они перекидывали гранаты через попавшиеся изгороди, точно так же - врывались во дворы, и распахивали все двери из числа дверей уцелевших, и ему повезло, что граната, заброшенная в его двор, была наступательной: как доской по ушам, а так - ничего. Последним покинул машину немаленький дядечка с плоской коробкой 'СУБ - 'В', которая в его руках казалась совсем крохотной. Наплывая, дым временами почти лишал Постникова возможности видеть хоть что-нибудь, но то, что поодаль, не подходя ближе, чем на десять километров, кружит вторая такая же машина, он все-таки заметить сумел: по всему выходило, что к его посланию отнеслись со всей серьезностью. Похоже, что даже излишней. Откуда-то донеслись гулкие звуки выстрелов и глухое клокотанье оружия спасателей, потом послышались два глухих раската и, после небольшой паузы, - еще один. Дяденька с тактическим блоком поднялся, осмотрелся вокруг, и, убедившись в отсутствии подчиненных поблизости, приглушенно крикнул:
- Эй, жертва, - вылезай! Я ж знаю, что ты где-то тут! Вылезай, дурашка, - с этими словами он рассмеялся, право же, с искренним добродушием, - ей-богу ничего не сделаем! Не хочешь? Ну, дело твое…
Он вернулся к машине, нажал что-то на своем устройстве, и скоро к нему собрались остальные. Двое из них - приволокли бездыханные тела из числа тех, кто пали жертвой Постниковских 'букашек' с тепловым самонаведением, еще двое - спотыкающегося парня с руками, скованными за спиной. В считанные секунды побросали добычу в объемистое нутро машины, устроились сами, а потом машина издала пронзительное шипение, кольца, в которых прятались пропеллеры, шевельнулись, становясь под углом, а потом пропеллеры глухо взвыли. Машина, неожиданно для того, кто смотрел на происходящее с дерева, нырнула вниз по склону, неторопливо набирая высоту, а потом разом, в один широкий вираж ушла прочь. По всему выходило, что задержка ни в коем случае не входит в планы спасителей, которых он уже, откровенно говоря, и не ждал. Во всяком случае, - действовал так, как будто не ждал и не надеялся. Так или иначе, ему было самое время нимало не медля сматываться следом.
XXV
Такого в его бурной, богатой событиями жизни все-таки еще не бывало. Подполковник Кальвин усомнился, попробовал припомнить, перебрал мысленно разного рода факты своей биографии, но только убедился окончательно: не было. Все было, - а такого не было. Утром, на последнем инструктаже, страшно серьезный и сосредоточенный генерал Кропачев сказал, в присутствие каких-то двух лощеных сволочей в штатском, вполне трафаретное:
- В ходе ликвидации преступной группы приказываю предпринять все необходимые меры к максимальному сокращению числа пострадавших. По возможности - ВСЕ члены банды должны быть доставлены живыми и пригодными для немедленных следственных мероприятий. Мирное население аула пострадать не должно ни в коем случае. Ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли?
От подполковника Кальвина никто не требовал, чтобы он слово в слово повторил сложный приказ в подробностях, но он сделал оловянные глаза, сказал: 'Есть' - а вслед за этим сакраментальным словом повторил сказанное начальством не то, что слово в слово, а даже незаметно повторяя интонацию, с которой говорилось каждое слово. У каждого свой способ демонстрации глубокого недовольства. Чутье не могло обмануть его: от задания совершенно явственно плохо пахло.
Следом, улучив момент, когда поблизости никого не было, тот же генерал существенно уточнил задание.
