общих чертах?
— Ты хотел присесть? — вспомнил хозяин кабинета. Он обогнул стол и уселся сам, под портретом всё того же вездесущего Президента. — Ты присядь.
— Благодарю.
— Вот и хорошо. Из тебя когда-нибудь тянули сопли при помощи трубочки? Нет? Что ж ты меня, дружок, заставляешь этой процедурой заниматься? Дружок, — добавил Сычёв без улыбки.
Он вдруг показал майору указательный палец — медленно и молча, словно гипнотизируя. Затем, глядя со значением, опустил этот палец под стол и включил там что-то. Виктор знал — что. Постановщик помех. От прослушки. Когда, бывало, генерал запускал эту штуку, пол-этажа, включая верхний и нижний, не могли ни рациями пользоваться, ни слушать приёмники.
А значит, время вышло. Настал момент вынимать язык из кармана. Виктор сопоставил всё, что знал и о чём догадывался, и сделал свой выбор.
— Как о человеке, товарищ генерал-майор, о Лобке лучше справиться в отделе кадров его родного учреждения. А по службе могу охарактеризовать Матвея Игнатьевича следующим образом. Он педантичен, даже с перебором, поэтому в качестве «наседки», я говорю о нашей группе, он на месте. Но специфика отдела, где я имею честь служить, требует от сотрудника кроме опыта еще и наличия хоть каких-то чувств. В хорошем смысле, конечно, чтобы дело не страдало. Кроме холодной головы должно быть горячее сердце, так нам завещал Дзержинский. Тем более, в отношениях с товарищами по работе. Майор Лобок, как известно, много лет специализируется на агентуре, а это накладывает отпечаток на всё. Может быть в другом отделе он прижился бы лучше? Для пользы дела — это ведь прежде всего.
— «В хорошем смысле»… — проворчал генерал. — Добавить нечего?
— У Матвея Игнатьевича неплохо поставлен удар левой, — осторожно сострил Виктор. — Я проверял.
— Ладно тебе. Дзержинский, кстати, насчет чистых рук тоже что-то говорил… Ты мне главное проясни. Ваш Лобок — он был дурак или нет?
Но про дурака — это вопрос вопросов! Как ни отвечай, в дураках останешься сам. Он среагировал исключительно точно:
— Мне кажется, человек просто устал.
И Дмитрий Степанович Сычев задумался, надув щеки — очевидно, больший объём помогал ему укладывать в голове поступившие данные. Потом с шумом выпустил воздух.
— Нуль информации. Мне докладывали, вы с ним дружны.
— Не то чтобы, но… Дед Матвей — закрытый человек.
— Стало быть, пшик.
Генерал был разочарован. Неудовлетворённость расползалась от него жутковатым тёмным облаком, видимым и осязаемым настолько, что хотелось помахать перед лицом рукой.
— Если надо, я могу попробовать с ним… насколько это возможно….
— Оставь, — сказал генерал. — Только что сообщили — майор Лобок, как бы это выразиться… уволился.
Он посмотрел подчинённому в глаза, и стало ясно — отбегался дед Матвей. Значит — правда… Неживой отвёл взгляд, боясь себя выдать.
— Переводом? — невинно спросил он.
— Как-то так. В общем, забрали его от нас.
Ай да Дыров, ай да Андрюша, подумал Неживой. Но что же у них там стряслось? И зачем он хотел встретиться?
— А теперь, Витя, слушай меня внимательно, — продолжал Сычёв. — Они пасут нас. Кто-то из нас должен пасти их. Лобка с месяц назад двинули в какой-то проект — в обход меня. Есть сообщёнка, что и тебя туда привлекут. Может ли родное учреждение рассчитывать на твою лояльность?
— Привлекут — в какой форме?
— К тебе придут и сделают предложение. Ты согласишься. А потом — заходи ко мне в любое время, не стесняйся. Бесконечно буду рад тебя видеть и слышать. Договорились?
— Всё так неожиданно…
— Ты-то ведь не дурак, — выразил уверенность генерал. — По-моему, ты понял, что я тебе сказал.
Понимать и вправду было нечего. Сказано яснее ясного. В широкой Витиной груди вдруг стало тесно… По сути ему предложили сменить принципала. Храповского — на Сычёва, полковника — на генерал-майора… Ну и ночь! Согласен ли он? Да не вопрос!
— Договорились, — сказал Неживой, тщательно контролируя выражение лица.
— Кто бы сомневался, — проворчал Сычёв. И улыбнулся. — Я вот про что подумал, Витя. В связи с уходом Лобка освободилась вакансия. Не пора ли тебе стать опером по особо важным? Для начала.
Виктор закашлялся.
Торжествующий вопль рвал грудь. Вот вам всем, черви навозные! Урою, уделаю, сотру. И кнопки никакой не надо… «Важняка» дадут, потом — «подсидельника»… Начальник отдела подполковник Неживой… Через пару лет — всё будет. «Яйцевиком» стану… А что, разве стыдно быть «яйцевиком» для того, кто ещё вчера был простым майором?
— И за твой знаменитый «плетёныш» давно следовало тебя отметить, премировать. Признаю, это мы упустили. Взгляни, вот «рыба» завтрашнего приказа…
Генерал протянул бумагу через стол. Виктор пробежал глазами. В тексте, естественно, ничего не было про усовершенствование «плетёныша» или, тем паче, про избиение допрашиваемых. Сформулировано, как положено:
«За разработку оперативно-технических методов и средств получения оперативной информации в соответствии с требованиями закона о милиции, позволившей установить местоположение преступной группировки, поощрить старшего оперуполномоченного Неживого В. А.: 1). Благодарностью. 2). Денежной премией в размере пяти должностных окладов. 3). Представлением к должности оперуполномоченного по особо важным делам».
— Будешь старшим группы вместо Лобка, — подытожил генерал и кровожадно оскалился. — Москвичи опухнут от злости.
Сон, это был сон…
— Чем там тебя наклоняют?
— Коррупционный пока ничем.
— А Особая инспекция?
— Два эпизода.
— Помочь?
— Справлюсь, Дмитрий Степанович.
— Ну, пошлО, — сказал генерал, проведя ладонями по столу…
Конечно, справится. Конды больше нет, о чём Сычёв узнает завтра, а вместе с Кондой у Особой инспекции начисто пропадёт стимул гнобить и плющить Витюшу Неживого. Кстати, с исчезновением вонючего полковника станет легче дышать и самому Сычёву.
Что касается пресловутых двух эпизодов, то они яйца выеденного не стоят. В первом случае — выясняли, где злодей спрятал труп, и Виктор перестарался, «склеил» подозреваемого. Склеить — значит бить «плетёнышем» до тех пор, пока инструмент не начнёт прилипать к телу, что в свою очередь означает — жертве хана, загнётся с гарантией. Второй случай посложнее. Тётку заставляли сдать катран. Там заправлял её любовник, и она молчала. Информация нужна была немедленно, а лучший способ быстро разговорить подозреваемого — дробить пальцы его ребёнка через ботинки, на его же глазах, конечно. Когда привезли девчонку, Виктор сделал это не в РУОПе, а в подвалах Главка, по старой памяти. Мамаша сдалась моментально, после чего её отправили в ИВС, а дочку её — в больницу. Интересно, что жалобу потом подали не родители… в общем, банальная история.
