любишь, о своей любви к ним?
Мама, поцелуйте меня от всего сердца, как я вас целую.
Письмо Пьеру Даллозу[181]
[30 или 31 июля 1944 г.]
Полевая почта 99027
Перевод с французского Л. М. Цывьяна
Дорогой, дорогой Даллоз, я ужасно огорчен вашим коротким письмецом! На этом континенте вы, безусловно, единственный человек, которого я почитаю таковым. Как бы мне хотелось знать, что вы думаете о нынешних временах! Я, например, предаюсь отчаянию.
Полагаю, вы считаете, что я был прав со всех точек и под любым углом зрения.[182] Вот что значит добрая слава! Да наставит вас небо опровергнуть меня. Как бы я был счастлив, докажи вы это!
Я воюю, что называется, изо всех сил. Я, вне всяких сомнений, — старейшина военных летчиков всего мира. Для одноместных истребителей, на которых я летаю, установлен возрастной предел в тридцать лет. Однажды на высоте десять тысяч метров над озером Анси у меня вышел из строя один мотор, и было это как раз тогда, когда мне исполнилось… сорок четыре года! Я с черепашьей скоростью полз над Альпами, отданный на милость первого встречного немецкого истребителя, и тихонько посмеивался, вспоминая сверхпатриотов, которые запрещают мои книги в Северной Африке. Смешно.
После возвращения в эскадрилью (а вернулся я туда чудом) я испытал все, что только возможно. Аварию, обморок из-за неисправности в системе подачи кислорода, погоню истребителей, а однажды в воздухе у меня загорелся мотор. Я не считаю себя скупцом и здоров, как плотник. Это единственное мое утешение! И еще те долгие часы, когда я совсем один лечу над Францией и фотографирую. Все это странно.
Здесь я вдали от извержений ненависти, но все-таки, несмотря на благородство товарищей по эскадрилье, что-то в этом есть от нищеты человеческой. Мне совершенно не с кем поговорить. Конечно, это важно — с кем живешь. Но какое духовное одиночество!
Если меня собьют, я ни о чем не буду жалеть. Меня ужасает грядущий муравейник. Ненавижу добродетель роботов. Я был создан, чтобы стать садовником.
Обнимаю вас.
Письмо Х.
[30 июля 1944 г.]
(…) Я четырежды едва не погиб. И это мне до одури безразлично.
Фабрика ненависти, неуважения, которая у них зовется возрождением (…)[183] начхать мне на нее. Осточертели они мне.
Здесь война, и я подвергаюсь опасности, самой неприкрытой, самой неприкрашенной, какая только может быть. Опасности в чистом виде. Как-то меня заметили истребители. Я все-таки удрал. Я счел это бесконечно благотворным. Не из спортивного или воинственного восторга: их я не испытываю. А потому что не воспринимаю ничего, кроме качества внутренней сущности. Мне омерзела их фразеология. Омерзела их напыщенность. Омерзела их полемика, и я ничегошеньки не понимаю в их добродетели (…)
Добродетель — это значит спасать французское духовное наследие, оставаясь хранителем библиотеки где-нибудь в Карпантра.[184] Добродетель — беззащитным лететь на самолете. Обучать детей чтению. Быть простым плотником и пойти на смерть. Они — народ… а я нет. Нет, я тоже принадлежу этой стране.
Несчастная страна! (…)
Примечания
1
«Фронтовой театр». — Имеются в виду представления артистов в действующей армии. [Здесь и далее комментарии Сергея Зенкина, если не указано иное.]
2
Мильтон, Мильтон Жорж (наст. имя Жорж Дезире Мишо, 1888–?) — французский эстрадный певец.
3
4
Рамон, Фернандес (1894–1944) — французский писатель, критик и публицист; был членом профашистской «французской народной партии».
5
Пьер Дак — французский писатель-юморист и артист-комик.