Людены, или Великая Октябрьская Социалистическая Контрреволюция

Циклический характер развития социализма

Давайте вспомними циклические кризисы капитализма, которые описаны выше в этой книге. Если еще помните, эти циклы были перефразированы для того чтобы отражать эти кризисы как не столько кризисы перепроизводства, сколько кризисы управления. Приведу эту формулу еще раз:

Хорошие условия приводят к расширению элиты a разьевшаяся элита теряет контроль над производством (перепроизводство) a производительные силы страдают (сокращение производства) и элита избавляется от неэффективных членов a сжавшаяся, но более эффективная элита начинает цикл сначала.

Ключ здесь — «элита теряет контроль над производством». Разжиревшая элита (а с нею и производственные отношения) потерявшие контроль над производством (производительными силами) приводит общество в кризис.

А обязан ли этот цикл включать в себя перепроизводство? Вовсе нет. Давайте рассмотрим все на почве социализма, сначала теоретически, а затем на практическом историческом материале, чтобы увидеть — соответствует теория практике или нет.

Циклы социализма — теория

Итак, что такое правящая элита социалистического общества? Номенклатура, чиновничество, менеджмент. Может номенклатура разжиреть? Да запросто, мы и сами это видели и не раз, правда? Как еще охарактеризовать жизнь номенклатуры при Брежневе? Или то, что происходит на наших глазах с американским высшим корпоративным менеджментом?

А что происходит, когда менеджмент жиреет? Происходит то, что происходит в этом случае с любой элитой во все времена — она начинает думать, что блага ей достаются по праву, а обязанностей у нее просто нет. Элите становится наплевать на объект управления. Это как если бы крестьянин решил, что он имеет право на молоко вне зависимости от того, заготовил он сена для коровы на зиму или нет. Просто потому что он — крестьянин, а она — корова. А что же происходит дальше? Верно, зима. И оказывается, что без сена корова молоко давать не хочет.

В случае с номенклатурой-менеджментом производство разваливается. До определенных пределов это можно игнорировать. Логика пролетарской элиты при этом простая — ну развалил, товарищ (мистер, мсье, мгамба, подставить под национальную специфику…) работу на таком-то заводе, ну, что поделать, не гнать же хорошего человека? Тем более, человек-то действительно хороший, управлять народом умеет, а что качество продукции паршивое, и издержки высокие, это, конечно, плохо, но не смертельно. Дадим ему другой завод, а на этот посадим того, что развалил такую-то фабрику, может так у них выйдет.

К сожалению, через некоторое время выясняется, что «а вы друзья как ни садитесь, все в музыканты не годитесь.» Но номенклатуре все равно ничего больше не сделать — ей просто некого поставить руководить этим несчастным заводом. А почему? Да потому, что как любая элита, номенклатура-менеджмент имеет очень высокие пороговые барьеры и кого попало к себе «в компанию» не пускает. Поэтому этот класс достаточно замкнут в себе, а те, кого он в себя принимает, он предварительно обрабатывает «под свою гребенку», а что происходит, когда эта самая «гребенка» как раз и определяет неспособность управлять этим самым заводом?

А почему же они вдруг оказываются неспособны? Такие уж дураки? Да вроде бы нет, если пролезли настолько высоко. В конце концов поговорку «если ты такой умный, почему ты не богатый» еще никто обоснованно опровергнуть не смог. Но ум их заточен специфически на задачи их класса и условия жизни внутри их класса.

Рассмотрим это на примере кризиса капитализма. Капиталист управляет заводом, зарплату платит честно, конечно маленькую, но вполне конкуретоспособную по сравнению с другими такими же заводами, а дела не ладятся — то забастовка, то саботаж, а то вообще, революция, и приходится в Париж бежать. В чем же проблема? Помните задачи менеджмента? Одна из них — социальная. Этого капиталист-владелец в упор не видит и не понимает, и все остальные капиталисты-менеджеры тоже, в результате — сплошные неприятности вплоть до революции.

Видите в чем проблема? Да, та же самая — разрыв производительных сил и производственных отношений. Причем революция в этом кризисе совершенно необязательный элемент, в Америке и Европе власть уплыла от капиталистов к менеджменту относительно мирным путем. Но вот разрешение кризиса так или иначе — необходимо.

Так что же происходит при социализме между зажиревшим менеджментом и производством? А происходит то, что начальник просто в упор не понимает проблем своего собственного производства. Помните в «Верных друзьях» начальника, который отказывался разрешить заменить привозной кирпич на местный только потому, что в Москве в проект поставили именно привозной, даже несмотря на риск сорвать строительство с огромными потерями? Вот он — пример зажиревшего менеджмента, который трясется за свое место и совершенно не беспокоится о самом объекте управления, поскольку не считает его источником своего благоденствия. Тот самый крестьянин, который считает, что молоко ему принадлежит по праву, не важно — накормлена корова или нет.

А почему при социализме происходит конфликт производительных сил и производственных отношений? Да потому что начинает нарождаться новый класс, которым нельзя управлять в рамках социалистического менеджмента. Та девушка из «Верных друзей» — это пример нарождающихся люденов. Она не просто следует командам, он дала себе труд задуматься и она — знает, что надо делать. Помните «knowledge worker» («работников знания») Дрюкера? И вот уже с ней среднему чиновнику справиться становится сложно. А если это не пролетарка с инициативой, а инженер с двадцатилетним опытом? Или просто юный талант и гений, да еще, Боже упаси, ни внешним видом, ни должностью не вызывающий уважения у пролетарского менеджера-бюрократа? Тогда этому менеджеру совсем трудно становится управлять.

Когда заводов, которыми элита управлять не может становится слишком много, сценарий развивается по одному из двух сценариев: оздоровления или катастрофы.

Вариант оздоровления обычно случается, если из элиты есть отсев (то есть кто-то их элиты может выгнать, как, например, неэффективного руководителя при Сталине.) В этом случае объекты сложного управления становятся «горячей картошкой», которую каждый новый менеджер, перебросив пару раз из руки в руку, старается сбыть кому-то другому. То есть появляются места для элиты, на которые сама элита садиться не отваживается. В результате, туда сажают козлов отпущения, которых набирают не из элиты. То есть эффективно происходит снижение пороговых фильтров для вхождения в элиту. Появляется шанс в нее попасть тем, кто не является родственником, другом, одноклассником, или просто изрядной сволочью. Появляется шанс попасть тем, кто способен управлять этим заводом. Причем те, кто не способны, так же быстро из элиты выбывают, поскольку их и берут как козлов отпущения, не более. Но для тех, кто способен, это оказывается шансом. И не только для них, для элиты тоже, поскольку в ней появляются люди, способные контролировать производительные силы. Одновременно из элиты выбывает и часть старых кадров, показавших свою полную несостоятельность и неадекватность современному уровню. Таким образом элита оздоровляется и приводится в соответствие с производительными силами, которыми она управляет.

Надо также обратить внимание, что даже при «оздоровлении» есть еще и другая сторона истории. Завод, который управлялся серией некомпетентных руководителей, оказывается в худшем состоянии как в смысле кадров и оборудования, так и в смысле положения на рынке, пусть даже и советского типа. Попросту говоря, партнеры уже могли приспособиться к плохому качеству. Так что баланс производственных отношений и производительных сил достигается не только тем, что элита оздоровляется